без разрешения, и т. д.
И всё это, не считая участия в разного рода мошеннических схемах с использованием так называемой «социальной инженерии» [87], когда обычный, по сути, телефонный оператор идёт по скрипту и фактически обкрадывает другого человека. Но это уже не воспринимается на субъективном уровне как кража — нет, это не кража, «это у него работа такая», да, «мошенничество, но не кража».
С другой стороны, сам способ организации социальных сетей предполагает возникновение «лидеров» (прежде всего по количеству подписчиков), что вроде бы противоречит тезису о падении авторитетов. Контраргументация осуществляется в классической логике «проблемы поколений» — мол, раньше у родителей были такие «звёзды» и «кумиры», а сейчас у молодёжи другие — «блогеры», «ютуберы», «миллионники» и т. д., никакой разницы.
Более того, в очень интересном исследовании российского политолога Дмитрия Александровича Давыдова «Посткапитализм и рождение персоналиата» даже делается вывод, что в нашем, — по его определению, посткапиталистическом, — обществе место прежней «борьбы за материальные богатства» занимает «борьба за становление заметной личностью».
«Материальные блага в развитых странах, — пишет Д. А. Давыдов, — перестают быть исключительно дефицитными, а если верить идеологам безусловного дохода, уже скоро наступит время, когда каждому можно будет гарантировать определённый „жизненный минимум“ (что также не решает всех проблем, но даёт некоторые возможности для „постматериалистической“ экономики). Однако вместо материальных ресурсов ключевым дефицитным благом постепенно становится сама личность, и, как будет показано далее, бытие в качестве выдающейся личности сегодня для многих уже куда более желанно, чем материальное богатство. […]
У нас нет никаких оснований утверждать, что вслед за капитализмом неизбежно наступит некое „моральное очищение”. Поэтому сегодня самое время сменить исследовательскую оптику: посткапиталистическая социальная революция уже давно идёт. Но происходит она не как „разрыв“ с прошлым (которого, кстати, не наблюдалось и при становлении капитализма), а как постепенное вызревание основывающегося на творчестве как ключевом источнике потребительских ценностей способа производства и новых общественных отношений, неизбежно включающих в себя новые формы господства и конкуренции.
Погоня за материальными благами уступает место погоне за личностью и личностным. „Модус“ личности и самореализации проникает во все поры общества, что приводит к ожесточённой борьбе за бытие кем-то».
Думаю, что для многих эта позиция Д. А. Давыдова кажется не только понятной, но и весьма убедительной. В самом деле, мы всё чаще слышим, как человек говорит, что он хочет самореализовываться, отказывается «работать на дядю», понять «кто он» и чего «на самом деле хочет». С другой стороны, нельзя поспорить с тем, что разнообразные «блогеры» становятся своего рода культовыми фигурами среди молодёжи.
Однако это только взгляд со стороны, не учитывающий реальность самих этих новых «звёзд».
Во-первых, ведение любого блога — это обычная работа, как работа любого востребованного театрального артиста, клоуна или акробата, который должен каждый день выходить на сцену или на арену. Блогер не самореализуется, он с помощью своего образа зарабатывает, причём часто вынужден полностью подстраиваться под требования и ожидания своего рекламодателя. Впрочем, некоторые блогеры умудряются монетизироваться за счёт продажи своей продукции — от линеек одежды и здорового питания до концертов и курсов.
Во-вторых, попытка блогера, уже достигшего популярности, самореализовываться, как правило, приводит к критике со стороны его подписчиков или снижению их числа, что заставляет блогера вернуться к исходному образу, который в какой-то момент «выстрелил». Надо признать, что после такого опыта блогеры часто теряют последние иллюзии об «отношениях», которые, как им могло казаться, у них были с их аудиторией. Они начинают исходить из циничной позиции — «пипл хавает».
В-третьих, напускная откровенность блогера, вся эта пресловутая «новая искренность» — вовсе не зов души, как это преподносится, не потребность поделиться с подписчиками «личными переживаниями». Как правило, это способ повысить интерес и вовлечённость заскучавшей аудитории (многие блогеры откровенно врут, выдумывая душещипательные истории о себе и своей жизни). Зачастую, впрочем, это банальная эмоциональная манипуляция аудиторией, чтобы сформировать у неё определённое отношение к конфликту, стороной которого данная персона оказалась.
В-четвёртых, значительную роль в успехе многих блогеров играют люди, остающиеся за кадром, — продюсеры, авторы и т. д., тогда как они сами по себе вовсе не так содержательны, как может казаться со стороны. О какой в таком случае «погоней за личностным» можно говорить? Зачастую блогеры становятся успешны именно за счёт отсутствия какой-либо личности — во-первых, чем блогер проще, тем более широкой аудитории он понятен, во-вторых, чем он проще, чем больше с ним случается дурацких ситуаций, наполняющих его ленту «жизнью».
Наконец, в-пятых, блогеры находятся в абсолютно зависимом положении от вкусов, интересов и настроения своей аудитории. Именно по этой причине большинство блогеров всячески избегают политики, поскольку в аудитории блогера, если она собралась, например, на его шутки, стиль жизни или профессио-нальное содержание, которое он транслирует через свой аккаунт, у кого-то одни политические представления, у кого-то другие. Так что риск заполучить хейт от своей аудитории у него чрезвычайно велик и, в отличие от прежних звёзд, блогер получит его сразу, непосредственно, а не в виде какой-то одинокой реплики от случайного прохожего. Сама по себе интернет-среда очень токсична, поскольку в значительной части анонимна или недоступна для ответных мер, да и «слышнее» всегда именно негативные отзывы и комментарии. Как результат, в основной своей массе блогерство уничтожает политическое.
По совокупности всех этих факторов легко понять, что в целом блогеры и в самом деле не слишком отличаются от прежних звёзд. Но есть два крайне существенных отличия:
• с одной стороны, от них требуется психологический эксгибиционизм, то есть они должны постоянно «оголяться» перед своей аудиторией — так что никакой прежней «тайной», «загадкой» тут и не пахнет;
• с другой стороны, они практически всегда «местечковы» — то есть их аудитория их знает, но подавляющее большинство людей даже не подозревает об их существовании, что принципиально лишает их той значимости, которой обладали «звёзды» доцифровой эпохи.
Учитывая всё это, говорить о том, что у общества появились новые авторитеты, совершенно неправильно. Да, у различных групп есть различные интересы, и блогеры — лишь одни из таких «интересов». Причём интересы аудитории, надо признать, имеют свойство постоянно меняться.
Глава четвёртая. Исчезновение структуры
Меньшинство — это совокупность лиц, выделенных особыми качествами; масса — не выделенных ничем.
Хосе Ортега-и-Гассет
Мир, разомкнутый падением Берлинской стены, потерял всякую нужду в какой-либо проблематизации. Он, казалось, больше не нуждался ни в философском осмыслении происходящего, ни даже в постмодернистских экспериментах.
Видимо, по этой причине часть исследователей считают, что именно в этот момент постмодерн и кончился. Другие, впрочем, уверены, что дата смерти постмодерна
