всесильной организации соображениям. Жаловаться, таким образом, ему было не на что.
Но всё же он, подпрыгивая и брызгаясь слюной, несколько раз обежал вокруг статуи, плюясь и ругаясь, — и, еаконец, будто плюнул, крикнул ей в лицо:
— Ужо!
Будь он немного внимательнее, он бы, оглянувшись, заметил, как странно изменилось всё вокруг.
Чёрно-белое здание за универмагом «Детский мир» выросло этажей на пятнадцать, особняк Ростопчина, известного своим нехорошим поведением при сдаче столицы Бонапарту, вылез на самую середину улицы, а бывший дом страхового общества «Россия», занятый сейчас совсем другим учреждением, как-то нахмурился и покосился. Если бы Кирякин всмотрелся в чёрную подворотню напротив то ужаснулся бы тому, как чёрная бритая голова памятника внутри скривилась, пожевала губами и задвигала огромной челюстью. Если бы он обернулся назад, то увидел бы, как присел, прикрываясь своей книгой, металлический Первопечатник. Если бы наш герой вслушался, он услышал бы, как плачут от страха амуры вокруг сухого фонтана Витали, и что умолкли все другие звуки этой ночи.
Но Кирякин, объятый гневом, продолжал обличать человека, стоящего перед ним на постаменте.
Вдруг слова встали поперёк его горла, ещё саднящего от выпитого спирта.
Фигура на столбе с металлическим скрипом и скрежетом присела, полы кавалерийской шинели на мгновение покрыли постамент, одна нога повернулась, становясь там, в высоте, на колено. Потом другая стала нащупывать опору.
Великий Командор ордена Меченосцев, повернувшись спиной к Кирякину, слезал с пьедестала.
Ноги подкосились у хирурга, и хмель моментально выветрился из его головы.
Ледяной холод распространился вокруг. Наконец, ноги Кирякина, казалось, прилипшие к асфальту, сделали первые неуверенные шаги, и он бросился бежать. Бежал он по улице Никольской, как известно, называемой ранее улицей Двадцать пятого октября, а ещё ранее, как известно, называемой Никольской. Он нёсся мимо вечернего мусора, мимо фантиков, липких подтеков мороженого, мимо пустых подъездов ГУМа, какого-то деревянного забора и выскочил, наконец, на Красную площадь.
Брусчатка на ней оказалась покрыта тонким слоем снежной крупы.
В этот момент кто-то зашевелился в своём хрустальном саркофаге, но напрасно жал на кнопку вызова подмоги старший из двух караульных истуканов, напрасно две машины стояли в разных концах площади с заведенными моторами. Никто из них не двинулся с места, лишь закивали из-за елей могильные бюсты своими каменными головами.
И вот, в развевающейся шинели, с гордо поднятой головой на площадь ступил первый чекист. Его мепдные каблуки ещё высекали искры из древней брусчатки, а Кирякин уже резво бежал по Москворецкому мосту, опозоренному залётным басурманом.
С подъёма моста хирург внезапно увидел всю Москву, увидел фигуру на Октябрьской площади, вдруг взмахнувшую рукой и по спинам своей многочисленной свиты лезущую вниз, увидел героя Лейпцига, закопошившегося на Полянке, разглядел издалека бегущих по Тверской двух писателей, одного, так и не вынувшего руки из карманов, и другого, в шляпе, взмахивающего при каждом шаге тростью. Увидел он и первого космонавта, в отчаянии прижавшего титановые клешни к лицу. Всё в городе вдруг пришло в движение, забурлило, но от того не проснулся ни один столичный житель.
В этот момент Москва-река, притянутая небесным светилом, вспучилась и, прорвав хрупкие перемычки, хлынула в ночную темноту метрополитена.
Хирург потерял шапку, сбросил пальто, но мчался по улицам, не чувствуя холода. А вокруг уже стоял декабрьский мороз, и наледь трещала под его ботинками.
За ним неторопливо двигался Железный Феликс.
Он шёл неторопливыми тяжёлыми шагами, от которых, подпрыгнув, повисали на проводах и ложились на асфальт фонарные столбы.
На холодном гладком лбу памятника сиял отсвет полной луны. В груди его паровым молотом стучало горячее сердце. Стук этот отзывался во всём существе Кирякина.
По прежнему ни одной души не было в этот час на улицах неспящего города. Мёртвые прямоугольники окон бесстрастно смотрели на бегущего человека. Хирург метнулся на Пятницкую, но чёрная тень следовала за ним. Он свернул в какой-то переулок, с последней надеждой оглянувшись на облупившуюся пустую церковь, и очутился, наконец, у подземного перехода.
Дыхание Кирякина уже пресеклось, и он с разбега нырнул внутрь, неожиданно замочив ноги в воде. Кирякин промчался по переходу и вдруг уткнулся в неожиданное препятствие.
Это был вход в метро, через запертые стеклянные двери которого текли ручьи мёрзлой, смешанной со льдом воды.
Странным образом родственники нашего героя совершенно не удивились его исчезновению.
Памятник же на круглой площади с тех пор тоже исчез, и тот, кто хочет проверить правдивость нашего рассказа, может отправиться туда. Если, конечно, думает, что такими вещами можно шутить.
Лучше всего это сделать лунной летней ночью, когда на площади мелеет поток машин, и причудливые тени ложатся на окрестные дома.
И, чтобы два раза не вставать — автор ценит, когда ему указывают на ошибки и опечатки.
Извините, если кого обидел.
21 февраля 2021
История про то, что два раза не вставать (2021-02-22)
1. Только сейчас понял, что пропал весь спам про увеличение члена. Это вызвало во мне примерно такую же тревогу, как в своё время исчезновение тараканов у москвичей. А вот то, что нигерийские банкиры переехали на Филиппины, меня не удивляет.
2. Прочитал в пятом томе Большой Советской Энциклопедии (1927) статью о берёзе. Между прочим там говорится: "Берёзовый сок содержит сахар (левулёзу) и довольно много калия. Он перебраживается обычно на берёзовое вино; употребляется и в народной медицине (от золотухи, цинги)".
3. Разговоры в Сети чреваты внезапным исчезновением: уйдёшь на кухню, и через десять минут внесёшь в комнату поднос с кофейной чашечкой, ан все шкафы вычищены, чемоданы исчезли, а собеседника или собеседницы и след простыл.
Извините, если кого обидел.
22 февраля 2021
История про то, что два раза не вставать (2021-02-22)
…Но среди прочих цитат есть одна, от которой я никак не мог отвязаться, и которая странным образом всё время цепляла мой взгляд.
В тот момент когда рубль стал впервые плясать вприсядку вокруг доллара, а физики с лириками начали исход из НИИ сначала в кооперативы, а потом и за прилавки оптовых рынков, когда появился термин «красные директора» и новые корейко зарабатывали на сахаре миллиард, а курс потом обращал эти деньги в порошок, так вот в эти времена стали часто повторять одну цитату.
«Они сидели и думали, как бы из своего убыточного хозяйства сделать прибыльное, ничего в оном не меняя».
Некоторые люди сразу кричали:
