Комментарии:
Живые и мёртвые
Имена на поверке
Алексей ЛЕБЕДЕВ
лейтенант, штурман подводной лодки «Л-2»
19. 07. /ст. ст./ 1.08.1912 – 14.11.1941
Не могу избавиться от ощущения при чтении стихотворений Алексея Лебедева, что эти стихи были близки мне ясным смыслом, мужественной интонацией, откровенностью сердца чуть ли не с моего рождения, хотя умом я понимаю, что, когда Алексей Алексеевич погиб, мне исполнился всего год и я только встал на ноги. Но когда я был призван во флот, то попал так же в радиоотряд, как матрос Лебедев, печатался в той же флотской газете «На страже Балтики» (при нём – «Красный Балтийский флот») и даже первым заметил мои стихи Всеволод Азаров, один из лучших друзей Лебедева. Не только при жизни перекрещиваются пути-дороги поэтов. Не прекращается поэтическая преемственность из поколения в поколение и позже. Прав Алексей, когда писал: «Пройдёт война. Мы встретимся, быть может… Поговорим о том, что всех дороже: / О Родине, о славе, о любви». Он мечтал о любви, о семье, боготворил свою маму, знал, что рождён поэтом, но погиб воином, защищая Отечество. Иначе он не мог поступить, ибо был богатырём духа. Ещё при жизни поэта были изданы две книги стихотворений – «Кронштадт» (1939) и «Лирика моря» (1940), которые были высоко оценены и знатоками, и любителями поэзии. Третья – «Огненный вымпел» – вышла уже после гибели подводника. Николай Тихонов писал о нём: «Он ушёл от нас слишком молодым, и от этого наша печаль ещё глубже, наша горечь ещё сильнее…»
Ведущий рубрики Анатолий ПАРПАРА
***
Пройдёт война.
Мы встретимся, быть может.
Как прежде, дым,
Синея, будет плыть.
Поговорим о том, что всех дороже:
О Родине, о славе, о любви.
Как прежде, ночь
Приникнет к переплёту,
А за бортом заплещется вода,
Поговорим о Родине, о флоте,
О годах битвы, мужества, труда.
Но если даже глубина нас примет
И не настанет нашей встречи час,
Друзья-бойцы,
Вкушая отдых дымный,
Поговорят о славе и о нас.
НА ДНЕ
Лежит матрос на дне песчаном,
Во тьме зелёно-голубой.
Над разъярённым океаном
Отгромыхал короткий бой,
А здесь ни грома и ни гула...
Скользнув над илистым песком,
Коснулась сытая акула
Щеки матросской плавником...
Осколком лёгкие пробиты,
Но в синем мраке глубины
Глаза матросские открыты
И прямо вверх устремлены.
Как будто в мертвенном покое,
Тоской суровою томим,
Он помнит о коротком бое,
Жалея, что расстался с ним.
Ноябрь 1941
ТЕБЕ
Мы попрощаемся в Кронштадте,
У зыбких сходен, а потом –
Рванётся к рейду лёгкий катер,
Раскалывая рябь винтом.
Вот облаков косою тенью
Луна подёрнулась слегка,
И затерялась в отдаленье
Твоя простёртая рука.
Опять над морем виться флагу,
И снова и суров, и скуп –
Балтийский ветер студит влагу
Твоих похолодевших губ.
Уходят врозь пути кривые,
Мы говорим «прощай» стране;
В компáсы смотрят рулевые,
И ты горюешь обо мне.
…Но если пенные объятья
Нас захлестнут в урочный час
И ты в конверте за печатью
Получишь весточку о нас, –
Не плачь, мы жили жизнью смелой,
Умели храбро умирать.
Ты на штабной бумаге белой
Об этом сможешь прочитать.
Переживи душевный холод,
Полгода замуж не спеши,
А я останусь вечно молод
Там, в тайниках твоей души.
И если сын родится вскоре,
Ему одна стезя и цель,
Ему одна дорога – море,
Моя могила и купель.
Август 1941
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345
Комментарии:
Живые и мёртвые
Два бойца
ПОБЕДИТЕЛИ
– Это Санька Чуркин, дружок мой фронтовой, – показывает Сергей Васильевич старую фотографию на стене.
На снимке – юный военный с медалью на груди. Рядом и сам Сергей Васильевич: бравый щёголь в гимнастёрке. Мальчики с глазами мудрецов – в 1946-м, когда они, пройдя через огонь и ужас Великой Отечественной, обменялись фотографиями на «вечную память», им было всего по 19 лет.
Омич Сергей Васильевич Налобин и новосибирец Александр Евлампиевич Чуркин – рядовые Великой Отечественной войны, не мечтавшие стать генералами. У семнадцатилетних мальчишек, коими они были в 1943-м, когда наконец их взяли на фронт, была одна мечта на двоих – отомстить врагу. У Саньки к тому времени погибли молодые дяди и брат. «Обозлился я на немцев», – признавался он другу. Мать Серёги получила похоронки на двоих старших сыновей. Дмитрий ушёл на войну с первым призывом, погиб в 24 года под Ленинградом. Второй – Алексей – участвовал в Сталинградской битве. Ему так и осталось 19 в последнем бою на Орловско-Курской дуге.
– Они, старшие, и спасли Россию, – считает Сергей Васильевич. – Нас, конечно, тоже убивали. Но им досталось больше. Это отцы наши, братья и товарищи старшие дорогу к Берлину своими жизнями проложили.
И это говорит обладатель медалей «За отвагу», «За боевые заслуги», «За освобождение Варшавы», «За взятие Берлина», «За победу над Германией»! Впрочем, Александр Евлампиевич считает так же, и наград у него не меньше: орден Великой Отечественной войны, медали «За отвагу», «За победу над Германией», «За взятие Берлина», «За освобождение Варшавы», юбилейные, «Ветеран труда». Удивительное поколение благородных людей, спасшее Родину от захватчиков, а мир – от рабства. Хотя они не думали тогда о высоком. Они просто шли под пули с бесстрашием молодости и упрямо тащили на своих тощих мальчишеских плечах тяготы войны.
На фронте оба оказались в 16. Серёга Налобин исправил год в метрике и сам пошёл в военкомат, несмотря на бронь оружейника из ремесленного училища при заводе имени Баранова. Работали они по двадцать часов в сутки – точили детали для боевого оружия. Ели редко, спали мало. А Санька попал на войну… по блату. На улице у него была кличка Сноготь – такой маленький был. В военкомате, куда явился добровольцем, повесили винтовку на плечо, а она по полу тащится. Ну какой боец? Еле уговорил.
Учебное подразделение в Ачинске состояло в большинстве своём из таких же «желторотиков» – недоевших, недоспавших пацанов. Там Сергей с Санькой познакомились и стали лучшими друзьями. Два ровесника, один – тихий, деревенский, другой – городской и шустрый, сдружились на удивление быстро и крепко. Может, потому, что цель у них была одна? Правда, будущие мстители не могли сдвинуть с места самую маленькую 30-миллиметровую пушку, которую им предстояло лихо поворачивать в бою. Сил не хватало даже на то, чтобы петь. Но когда объявили отправку на фронт, заорали так, что весть моментально разнеслась по округе. Чужие матери и жёны совали мальчишкам в руки узелки с варёной картошкой, плача и надеясь: «Может, моего где увидишь…»
В Ишиме стояли несколько часов, и как эту «военную тайну» узнали на гражданке, уму непостижимо. Мать Сергея опоздала к поезду – ей пришлось до железной дороги идти семь километров. Он издалека увидел её белый платочек, крикнул. Мама всплеснула руками, бросила вслед товарняку мешочек с пирожками и упала в траву, рыдая. Сердце бравого вояки не выдержало – маханул из вагона. Проводил мать до родной деревни, попрощался и отправился на войну. Когда через день догнал свой поезд, его уж было записали в дезертиры. Простили: как упала мать, видел весь состав.
«Сортировку» на фронт оба помнили плохо – перенесли малярию. Сначала Серёга ухаживал за больным Санькой, отпаивая его крутым чаем с сухарями, потом Санька чуть ли не на себе утащил больного Серёгу в нужный строй, к артиллеристам. В пехоту они не хотели, и не потому, что убивают там быстро. В 17 лет, среди смертей и бомбёжек, им казалось, что впереди – вечность. Великая сила юности… Но много ли пехотинец может? То ли дело – долбанул из катюши и целый батальон немцев положил. Уже после победы Сергей Налобин понял, что Саша Чуркин спас ему жизнь: из двухсот ребят, вместе приехавших на фронт из ачинской учебки, в артиллерию взяли только 63, остальных – в пехоту. Из этих пехотинцев до победы не дожил никто.
Они вместе воевали в составе 3-го Прибалтийского, затем 1-го Белорусского фронтов. В составе 44-го артиллерийского полка 33-й стрелковой дивизии освобождали Прибалтику, участвовали в сражениях по разгрому немцев на Висле и Одере, дошли до Берлина.
