Два товарища
Командир поискового отряда «Демянск» - Анатолий Павлов. Его заместитель - Давид Киладзе. Это они нашли и похоронили более 10 000 бойцов и командиров Красной Армии, погибших в боях.
Здесь, в Демянском районе, когда-то была деревня. Ее стерли с лица земли обстрелы и налеты, искрошены даже фундаменты. Вокруг бесконечные болота. Все высотки были заняты солдатами дивизии СС «Мертвая голова», пехотными дивизиями вермахта и парашютистами люфтваффе. Они сражались стойко и беспощадно, были отлично экипированы и превосходно обучены.
Зимой поверхность болота застывает коркой. Человек, проламывая ее, влетает по пояс в ледяную жижу. Про тяжелую технику и говорить не приходится. Окопаться нельзя: вода. Спрятать хотя бы голову - захлебнешься; по болоту стреляют минометы и артиллерия, с горок - пулеметчики, пехота в траншеях встречает гранатами. Минные поля с противотанковыми и противопехотными минами, в том числе прыгающими. Задел за усики - вверх на метр взлетает стакан с взрывчаткой и металлическими шарами и, ложись не ложись, нашпиговывает все вокруг рваным железом.
Колючая проволока до сих пор змеится по земле. На редких лесных дорогах выкачены на прямую наводку замаскированные противотанковые орудия. Мороз, но развести костры невозможно: на дым и огонь немедленно отзовутся пушки и минометы или реактивный снаряд прилетит. Но атаковать надо. Тогда - из бревен построили срубы. Их поставили на самодельные же лыжи, в срубы поместили пулеметы с обслугой и вручную толкали по болоту. Сбили немецкие заслоны, но и сами остались неприбранными. Вот таких павших и собирают сегодняшние поисковики.
Ходим вдвоем неподалеку от лагеря по болотистому полю и топким перелескам. Ищем «верховых» - лежащих неглубоко, обычно сразу под дерном или в нем. Один орудует металлодетектором, другой лопатой. Устаем - меняемся, как в сказке про дудочку и кувшинчик. Работать с металлодетектором просто: он звенит непрерывно, земля полна металла.
Мы нашли в неглубоком болотце двух человек. Ямка - на штык лопаты, ниже идет непробиваемый грунт серого цвета. Один из найденных - командир: планшет с красными и синими карандашами, мыльница, расческа, несколько ремней, противогаз. Из ямки, перебирая грязь руками, достали все, включая кости пальцев. Смертных медальонов нет. Двух человек несем в лагерь в пластиковом пакетике с символикой Новгородоблпотребкооперации. А тогда один из них, видимо, нес на себе другого, раненого, -но был убит прямо на линии фронта.
Сейчас эта линия выглядит как гряда невысоких холмов и полей. Все, конечно, было взрыто снарядами и минами, и в этой каше тонули траншеи и блиндажи, переходившие из рук в руки. Несколько атак - и все поле в убитых. Потом снова и снова. Через некоторое время уже убитых рвет в клочья, и непонятно, где чьи останки. Все перемешивается, разлагается, смердит, дымит - и сводит с ума новые цепи наступающих.
Копаем экскаваторами траншеи по всей длине и глубине. Экскаватор вычерпывает, потом лопатами разбираем. Ищем останки и личные вещи. Два черепа и одиннадцать рук при трех ногах. Одна из ног - в немецком подкованном сапоге, одна в американском лендлизовском ботинке. Три немецкие каски, одна русская. Пол в стреляных немецких пулеметных гильзах. Сверху - чуть не в узел завязанный пулемет Дегтярева, сломанный штык и десяток саперных лопат. Наши и немецкие. Что это было?
Найти неповрежденное оружие на поле боя почти нереально. За несколько лет поисковой практики я видел лишь один случайно найденный немецкий пистолет-пулемет МП-40, который почему-то называют «шмайссером». Он был в таком состоянии, что мы с большим трудом поняли, что нашли. После боев, а потом и после войны по лесам и полям прошли трофейные команды, собрали то, что сгодится для Красной Армии. Потом прошли саперы, сняли минные поля и затворы с того оружия, что не собрано трофейщиками. После них леса прочесали местные жители и растащили все мало-мальски ценное для хозяйства. Следопыты ведь - не знак современности: они прямо во время войны и появились.
Приказ о сборе и вывозе трофейного имущества на фронтах и обеспечении его хранения от 5 января 1943 года, подписаннный А. Хрулевым, Н. Шверником и С. Буденным, предписывал использовать армейские трофейные роты «для сбора, учета и охраны вооружения, имущества, продфуража и металлолома в войсковом тылу». В освобожденных населенных пунктах создавали специальные посты, привлекавшие граждан к этой трудповинности. За хищение и разбазаривание трофейного вооружения полагался трибунал. Среди граждан распространялась «Памятка по сбору трофейного вооружения и имущества», пояснявшая, что все брошенное имущество - госсобственность. В особенности ставили на детей: «со свойственной советским детям наблюдательностью они замечают, где, что оставил или спрятал враг, и часто могут сообщить исключительно ценные сведения». Жителям платили: за один «исправный стальной шлем» - 3 рубля, 10 исправных шлемов - 40 рублей, 50 шлемов - 250 рублей, 100 шлемов - 600 рублей. За немецкие шлемы вознаграждение было на 25% меньше.
Однако по лесам стрелкового оружия, боеприпасов к нему и взрывоопасных предметов в избытке. Найти их сегодня может каждый. В течение лет 15-20 после войны сбор и ремонт трудности не представляли, и потому оружие у сельского населения было и есть. Собиралось оно не для налетов на сберкассы, а из чисто деревенской запасливости: предмет крепкий, технически сложный, пригодится в хозяйстве. Из трех-пяти винтовок можно собрать одну толковую: у одной ствол хороший, с другой затвор снять, с третьей дерево. Затем пристрелять теми же, военными патронами, смазать как следует, закатать в ветошь, газеты и старое пальтишко с тавотом да и прикопать от греха под каким-нибудь бугром неприметным. Сколько таких пальтишек с тавотом по городам и весям прикопано - никто не узнает. А рассказывающий о «нычках» посторонним - либо дурак (вооружен и опасен!), либо записной враль. Последних множество.
Впрочем, категория дураков среди поисковиков стремительно сокращается. Дураки знают все лучше всех, уверенно разбирают любые боеприпасы, крутят пассатижами «штуки» и тащат к себе в жилища «лесные сувениры», не забывая хвастать, что у них «кое-что эдакое» имеется. Они не помнят о том, что снаряд или граната предназначены для убийства; не принимают во внимание, что патроны в карманах и прочая ржавая экзотика однажды обязательно вызовут интерес у соответствующих структур. А уж любители двинуть за малую сумму найденные военно-исторические артефакты скорее рано, чем поздно получат массу впечатлений от смены обстановки на более спартанскую. Нельзя брать вещи у мертвых - придется возвращать когда-нибудь. Я не беру. И никому не советую.
Самое интересное для меня - рассказы немногих оставшихся в живых очевидцев. В январе этого года мы приехали в населенный пункт Глухое Демидово. Оно действительно глухое: дорога отсюда ведет в старый дремучий лес с болотами и озерами. Глухое Демидово было мощным опорным узлом: его обороняли несколько рот, артиллерия и минометы, в селе неподалеку стояла гаубичная батарея.
Увидев наши фотокамеры, жительница Глухого Демидова Василиса Александровна влет определила нас как «корреспондентов» и сообщила, что приезжали сюда одни такие «в прошлом годе». За выборы агитировали. Спрашивали про Горбачева и Ельцина, на что немедленно получили ответ: если бы она лично выбирала, как жить, то повесила бы Горбачева на одном конце деревни, а Ельцина на другом. И был бы у них праздник сельский. За что их вешать - я не уточнял, наверное, за шею.
Мы рассказали, зачем приехали. Василиса Александровна при слове «немцы» мгновенно переменилась в лице. Ни одного матерного слова я от нее не услышал, но тем злее был ее монолог. Немцы повредили ей глаз, и еще много разного пережить пришлось. Помнит все. Но с расспросами порекомендовала обратиться к «Петьке», «Митюше» и «Яше». Одного из них мы нашли в постели - старый уже дедушка, узнав, что мы спрашиваем «про войну», быстро вскочил и нарядился в валенки. Дождались и деда Петра. Они и рассказали про камень, которым мы интересовались, -огромный, размером с дом, валун возле села, раздробленный на куски.
По краям деревни, занятой немцами, были вырыты траншеи и целая сеть бункеров. Стреляли отовсюду; жители и немцы перебрались в блиндажи и норы. Красноармейцы в километре-двух окопались на старом кладбище, а под валуном выкопали какую-то полость и устроились там с ручным пулеметом и снайперской винтовкой. Незадолго до этого пришло в Глухое Демидово немецкое пополнение, человек 10-15. И был среди них совсем молодой солдатик, немцы его называли Птенчиком. Снайпер этого Птенчика застрелил, немцы обозлились: закатав пушку в дом, прямой наводкой долбили в камень, добавляли из минометов, а издалека этот обстрел поддержала гаубичная батарея. Затем предприняли контратаку, заложили под камень взрывчатку и раскололи его; воронка и осколки до сих пор на месте.
