P.S. В этом контексте такие судьбоносные вещи, как «президентский фильтр», «собес» и «полусредний класс», оставляем за рамками нашего обсуждения. Единственно позволим себе поддержать эмоциональный ответ докладчика на коммунистический упрек в упадке отечественного производства говядины крупного рогатого скота: Путин совершенно прав, что в СССР практически не существовало коровьего животноводства мясного направления - оно было мясо-молочным. То есть корову принуждали давать мясо и молоко одновременно, отчего она приходила в замешательство и теряла в весе и поголовье. Это к тому, что можно и должно формулировать самые разные претензии и замечания к программным текстам избранного президента, однако уровень альтернатив, предлагаемых ныне действующей оппозицией - что системной, что несистемной, а они, по факту, явно спелись, - не превышает говяжий. Отсюда потери в весе и численности.
//__ * * * __//
Ни одного содержательного аргумента от старателей вступления России в ВТО мы за все долгое время старания не слышали. Самые добросовестные комментарии сводятся к тому, что «это в общем практически не больно и не так долго, быстро пройдет и вообще скоро привыкните». Даже вновь избранный Владимир Владимирович ограничился гипнотическим заклинанием: «Верьте мне, я худого не предложу». Официальные расчеты потерь от вступления в ВТО страдают вопиющей методологической дебильностью. То есть не покидает ощущение, что страна совершает это действие в полубессознательном состоянии, гонимая такими же вескими аргументами, какие привели к перемене времени и отмене продажи алкоголя в аэропортах.
На самом деле мы имеем дело с очередным торжеством медведевской внешней политики, смысл которой полностью сводится к всепобеждающей политкорректности. Мы будем делать так, как принято среди приличных современных людей. Кстати, пора ввести уголовную ответственность за рецидивное употребление слова «современный». Самое обидное - не столько факт бессмысленного и беспощадного вступления России в ВТО, сколько следующая из него декларация о том, что никаких необходимых для настоящего структурного рывка мер в экономической политики Россия обязуется не производить. Чтобы не кошмарить зря публику, оговоримся: никто на самом деле не мешает плюнуть на это ВТО, при наличии соответствующей политической воли, в любой момент. Но тем не менее само по себе событие, безусловно, вызывает чувство омерзения.
//__ * * * __//
Как поведут себя, например, американцы в тех или иных внешнеполитических обстоятельствах, как правило, всем все понятно. Не только поклонникам и прихлебателям, но и противникам и ненавистникам: «Ну ясно, что эти гады будут делать то-то и то-то .» Последовательность и преемственность - признак и привилегия великой державы. Медведевская пересменка сама по себе обозначила тот факт, что мы таковой великой державой в полной мере не являемся. И некоторая «уязвимость» преемственности, обозначенная нашими авторами, и гипотетическая возможность выбора принципиально различных вариантов внешней политики, возможность нас «перезагрузить» - это лишь констатация этого факта. Тем не менее некоторое базовое основание нашей внешней политики, безусловно, есть. Иначе нам не о чем было бы сегодня говорить. Это основание есть прямой результат первого путинского срока. Это принятие абсолютной ценности реального суверенитета. Вообще концепция «реального сувернитета» - это продукт путинской посткатастрофной реставрации: это понимание того, что реальным суверенитетом обладает и может обладать в мире очень ограниченное число стран. Реальный суверенитет - это возможность самостоятельно принимать решения относительно своей судьбы и возможность проводить такие решения в жизнь. В современном мире, где никакие нормы международного права не действуют, такой суверенитет полностью основывается на материальных предпосылках. У России такой безусловной предпосылкой до сих пор был и по сей день остается только чудом сохранившийся ядерный потенциал (остальные необходимые предпосылки, безусловно, существуют, но в некоем замороженном и недоразвитом состоянии). Кстати, инвариантность сохранения потенциала ядерного сдерживания, даже в контексте перезагрузочных шараханий, свидетельствует о том, что в этом смысле Россия великой державой-таки является. И определенные достаточно жесткие рамки преемственности в нашей внешней политике существуют вне зависимости от идеологических озарений тех или иных лидеров.
Проблема в том, что с самого начала путинская политика, и внешняя политика чуть ли не в первую очередь, была конспиративна. Ее цели, не говоря уже о стратегических конструкциях, прикрывались сугубо прагматичными политкорректными формулами и жестами. Это было абсолютно адекватно чудовищному ослаблению страны и, соответственно, слабостью тех самых материальных предпосылок реального суверенитета. Причем конспиративной эта политика была не только для Запада, но и для значительной части собственной элиты, абсолютно не заинтересованной в реализации страной каких-либо самостоятельных стратегических целей. Поскольку в контексте таких целей эти элиты, мягко говоря, лишние. Так вот, эта конспиративность сохранялась все это время и сохраняется до сих пор. Несмотря на все разговоры о «кровавом режиме Путина», несмотря на угрюмую злобу в отношении Путина «передовой» части западных и прозападных элит. Напомним, что даже пресловутая мюнхенская речь была отнюдь не «вызовом к барьеру» наших бледнолицых друзей, а лишь откровенным перечнем упреков и претензий по поводу неразделенной любви. Сегодня эта конспиративность не только нелепо выглядит на фоне неконспиративно «болотного» состояния даже кремлевской части отечественной элиты, но и просто препятствует проведению сколько-нибудь эффективной политики в самых стратегически важных ее направлениях. В первую очередь это касается ближнего зарубежья.
Есть основания полагать, что Путин всегда понимал, что постсоветская евразийская интеграция - это наш абсолютной приоритет. Как и то, что это абсолютно неприемлемо для наших американских партнеров в их нынешнем состоянии. Достаточно сказать, что в этим пункте конспирологическая политика - боязнь ставить на своих, потому что нас заподозрят в «имперских» амбициях, ставка на скользких представителей местных элит, использующих нас для повышения собственной ликвидности, - мягко говоря, себя исчерпала. Реальная реинтеграционная стратегия вынуждает к отказу от конспиративности. И не только в отношении собственно интеграции, но и во внешней политике вообще. Со всеми вытекающими последствиями.
Часть IV Жаркое лето 2012
Поговорим о культурной политике и нашем историческом самосознании. Для нашей главной темы удачным поводом послужили и фильм «Матч», на наш взгляд, сам по себе удачный, и размашистое празднование Дня Победы.
И тут добавился еще один повод, не менее удачный.
Последние мероприятия «болотной» оппозиции отметились как бы неожиданным взрывом насилия, не практиковавшимся у нас в таких формах уже без малого лет 20. Притом что слепому видно, что все действия всех крыльев «болотных», от самых креативно-травоядных до агрессивно-боевицких, преследуют одну цель - провокацию насилия. Когда некто объявляет о марше миллионов, точно рассчитывая, что на него придут максимум тысячи, - он собирается бузить, к доктору не ходи. Соотношение потерпевших - 30 омоновцев на 20 «рассерженных горожан» - в комментариях не нуждается. Это давно предсказанный этап, когда спровоцированное насилие компенсирует падение массовидности. Не в последнюю очередь для телевизионной картинки. А публика мучается вопросом: что же будет дальше?.. Казалось бы, при чем здесь культурная политика?
Начнем с того, что конкретной причиной нарастающих проблем с «радикалами» является проводимая властью «политическая реформа». Не поводом, а именно причиной. Потому что дело здесь не в провоцирующих возможностях или нереализованных ожиданиях. Дело в языке, на котором власть говорит с оппозицией, с населением, да и сама с собой. Политреформа - это язык «болотных», это их культура. Никакого другого языка власть не знает. То есть, даже понимая, что это чужой язык, иностранный, никаким своим языком не владеет. Она пока, по большому счету, немая. И поэтому глупо обижаться, когда ее почему-то не слушают или не понимают.
Подходы, тактика, методы проведения политики могут быть более или менее совершенны. Но никакую культурную политику, то есть любую политику вообще, нельзя проводить, не определившись с тем, кто ты сам есть и что есть твоя культура.
Надо понять, что никакой собственно проблемы с оппозицией нет. Это пролежни на теле государства. Пролежни можно достаточно успешно купировать, протирая, смазывая и используя современные эффективные памперсы вроде ОМОНа. Однако причиной пролежней является лежание как таковое. Пролежни - это постоянная хроническая проблема только для лежачей власти. Если больной лежачий - какие тут претензии. А если не лежачий - вставай и делай что-нибудь, наконец!
