Пресс-атташе сборной Александр Львов наконец объяснил мне, почему все в команде приняли обет молчания: "В одной из газет появилась статья, где более чем прозрачно на-мекается, что наш матч с югославами был договорным. Мне трудно передать реакцию игроков на грязь, которую на них вылили… В результате провели собрание, и на нем футболисты решили провести своеобразную акцию протеста – пока интервью не давать. Возможно, в этом есть некоторый эмоциональный перехлест, но футболистов можно понять: они люди взрослые, профессионалы, добросовестно относятся к своему делу и испытывать унижения не хотят".
По игре с Люксембургом сложилось ощущение, что все эмоции команда потратила на предматчевое собрание. Россияне с огромным трудом выиграли -2:1, причем, согласно отчету в "Спорт-Экспрессе" моего коллеги Александра Просве-това, после победного гола Семака на 76-й минуте трусливо катали мяч на своей половине поля.
В послематчевых комментариях футболисты и тренеры сборной России отечественным журналистам вновь отказали. При этом на иностранцев обет молчания не распространялся. Тем более глупой казалась эта игра в молчанку, которая, как быстро стало известно, была инициирована вовсе не игроками, а разъяренным публикацией в "Известиях" Романцевым.
Сам главный тренер спустя несколько дней в разговоре с шефом отдела футбола "Спорт-Экспресса" Константином Клещевым так объяснил причины демарша:
– После матча с Югославией футболисты посчитали, что в некоторых средствах массовой информации их оскорбили. И это произошло не в первый раз. На общем собрании игроки единогласно решили приостановить общение со СМИ, как печатными, так и электронными. Сделано это, чтобы привлечь внимание к проблеме объективного освещения всего, что связано со сборной.
– Есть разные СМИ – и разные журналисты. И мнения могут высказываться самые разные…
– У нас нет возможности разбираться, почему тот или иной журналист высказал оскорбительную точку зрения или, как уже бывало, не успел или не захотел показать готовый материал герою публикации. В то же время мы с пониманием относимся к конструктивной критике, которую часто заслуживаем, и вносим коррективы в свою работу. Но мы также убеждены в том, что болельщики должны получать правдивую информацию о сборной.
– На мой взгляд, ошибочное или даже несправедливое суждение журналиста – не повод отказаться от общения с прессой, а через нее – с болельщиками.
– Но не оскорбительное. А публикации по поводу матча против Югославии были восприняты именно так. Среди игроков нет толстовцев, готовых подставить другую щеку.
– Вы как главный тренер не обязаны выполнять решения собрания игроков.
– У нас команда. Я – один из команды.
– Кто и когда может отменить обет молчания?
– Только общее собрание команды, так как решение принималось именно на нем. Это был долгий и непростой разговор.
– Когда же состоится такое собрание?
– Перед товарищеским матчем против греков 15 августа соберем пресс-конференцию, на которой футболисты изложат свою позицию.
Автор этого интервью Константин Клещев опубликовал в "СЭ" довольно едкий комментарий к нестандартному решению сборной, сопровожденный заголовком "Захотят ли болельщики помочь немой сборной?" Под цитатами из этого материала, думаю, могли бы подписаться многие пишущие о футболе журналисты:
"Обидно за игроков, которые, услышав несправедливые (это не только мое мнение) слова в свой адрес, встали в позу брошенной любовником барышни: "Все мужики – сволочи". Обидно за Романцева, который за несколько дней до этого приезжал к нам в редакцию, где в течение двух часов беседовал с журналистами отдела футбола. И в нашем разговоре не было запретных тем! Обидно за поклонников сборной, которые вправе были услышать от игроков, что они думают по поводу "договора" с югославами и предстоящей встречи с Люксембургом. Молчание – не лучший способ выразить свою позицию…
Настоящий профессионал – игрок или тренер – обязан ВСЕГДА быть в контакте со своими болельщиками. А контакт этот возможен только через журналистов, какими бы плохими они ни были и какие бы спорные или обидные мнения ни высказывали. Каждому герою нужен свой поэт, говорили древние и были правы.
Или, может быть, наша сборная уже не нуждается в поддержке, подобной той, что была ей оказана 2 июня на матче против Югославии? Или кто-то сказал, что 6 октября в Москве во встрече со швейцарцами уже ничего не будет решаться?
Несколько лет назад один из игроков сборной России, с которым мы беседовали, пожаловался, что устал от интервью. На это я в шутку заметил, что ему тогда лучше пойти на завод к станку, где отработал с 8.00 до 17.00 и никто не пристает. Мой собеседник улыбнулся, после чего мы с ним довольно долго разговаривали. Сегодня он молчит, как и остальные.
У меня нет сомнений в том, что сборная пробьется на чемпионат мира. Призовой миллион футболисты тоже как-нибудь поделят. Но в отношениях между сборной и журналистами (читай, с болельщиками) не должно быть антагонизма. Это важнее всего. А кому из моих коллег давать или не давать интервью, пусть будет личным делом каждого: обет молчания – не лучший способ выражения протеста".
Для довершения картины приведу рассказ противоположной стороны. Пресс-атташе романцевской сборной Александр Львов, после ухода из национальной команды ставший моим коллегой по "Спорт-Экспрессу", в одном из выпусков своей авторской рубрики "Ретроблокнот" в феврале 2007 года поделился воспоминаниями об обете молчания:
"Вся эта ситуация была бы не более чем забавной, не попади та самая газета в Бор, где квартировала, готовясь к встрече с Люксембургом, сборная. Больших денег в ту пору в ней не платили. По первому зову приезжали в команду игроки только из-за уважения к флагу страны, цвета которого защищали, и главному тренеру. Делалось это искренне, от сердца… И вдруг – такая грязь!
Недавно мы говорили обо всем этом с Сергеем Семаком, всегда отличавшимся прямотой и искренностью суждений.
– Возмущение тот пасквиль вызвал у ребят страшное, вспоминает нынешний полузащитник "Москвы". – Особенно кипели легионеры – Мостовой, Карпин, Никифоров, Онопко, Аленичев, Хохлов. Ведь в сборной в случае серьезной травмы они рисковали не только миллионными заработками в клубах, но и будущим благополучием близких. Вспомните трагическую историю с Омари Тетрадзе. А здесь такой плевок! Мы тогда собрались, поговорили и единогласно решили – больше с журналистами не общаться. Возможно, сделано это было на эмоциях, в запальчивости, но таким образом хотелось привлечь внимание к случившемуся тех людей, кому сборная не безразлична. И показать, что спекулировать на ее имени мы нечистоплотным репортерам не позволим.
Тем же вечером мне позвонил домой Михаил Гершкович и с металлом в голосе сообщил о решении команды.
– Давай-ка теперь думай, как будем на всю эту гадость реагировать, – рубанул он. – И в Люксембурге руководству доложишь.
О чем надо было докладывать я, признаюсь, не очень представлял. Хотя догадывался, какие на мою голову посыплются шишки. Ведь когда в прессе появляется нечто подобное, ответственность за все возлагают исключительно на пресс-атташе…
Тем не менее, жизнь продолжалась. Сразу же по прибытии в Люксембург в номере Романцева состоялось блицсове-щание руководства, на котором мне было предложено высказать соображения по поводу случившегося и ответной реакции. Я честно признался, что предвидеть подобную ситуацию не смог бы никто. И хотя реакцию футболистов признал вполне законной, все-таки предложил пока опрометчивых шагов избежать.
Поддержки мое предложение не нашло. Ив категоричной форме мне было приказано к ужину представить тренерскому штабу открытое письмо игроков с заявлением об обете молчания, которое следует опубликовать в день матча. Ничего не поделаешь – приказ есть приказ. И к вечеру "наш ответ Чемберлену" был готов. Но в глубине души я чувствовал: хотя гнев ребят справедлив и вызван стремлением защитить свое и сборной доброе имя, никаких ультиматумов делать не стоит. Окончательно в этом убедил меня разговор на тренировке с давним знакомцем, тогда еще собственным корреспондентом "СЭ" во Франции, Александром Просветовым. Он и поведал, что во время Еиго-2000 французские футболисты возмутились тем, как пишет о них пресса, и отказались от общения с ней. Скандал поднялся невиданный – улаживать его пришлось президенту национальной федерации.
После ужина, рискуя нарваться на неприятности, я один на один прямо сказал Романцеву, что против каких-то категоричных заявлений. Особенно перед матчем. И предлагаю уже по возвращении подумать, как же все-таки поступить. А всякого рода ультиматумы только порадуют недругов сборной. После нескольких минут раздумий главный тренер согласно кивнул, забрал у меня письмо и, протянув на прощание руку, устало сказал: "Пожалуй, ты прав. Сейчас главное – завтрашняя игра. Вот к ней и будем готовиться".
