Тем временем британский сержант поздоровался с прибывшими инспекторами, не изъявив ни малейшей робости ни перед своим коммондором («почти генералом»!), ни перед советским гостем. Он просто принял к сведению факт их присутствия в составе колонны, его образ действий из-за этого нисколько не изменился. И колонна поехала.
К вечеру она в полном порядке, без всяких поломок и инцидентов (Ч. отметил про себя, что в Советской армии столь благополучный исход марша был крайне маловероятен даже в условиях управления колонной всем офицерским составом части) добралась до небольшого иранского городка, в окрестностях которого расположилась на ночлег. Англичане быстро разбили лагерь, сержант расставил караулы. После ужина свободный личный состав был построен и сержант спросил, кто хочет пойти в увольнение в город. Из 500 человек примерно 300 шагнули вперед.
Старший лейтенант Ч. получил еще один сокрушительный моральный удар. Даже два. Один небольшой удар состоял в том, что примерно 200 человек в увольнение не захотели. Вторым, несравненно более сильным ударом, стала простота процедуры.
В родной Советской армии даже из части, дислоцированной в Ивановской или Костромской области, одновременное увольнение 300 человек было практически невозможно. Слишком сильный стресс испытало бы командование части, ожидая разнообразных неприятностей от пребывания такого количества бойцов в состоянии относительной свободы. Тем более это было бы невозможно в части, дислоцированной на Кавказе или в Средней Азии. Если же часть находилась бы в чужой стране, подобное увольнение могло бы быть только результатом специального политического решения, принятого в Москве, исходя из неких высших соображений. При этом на протяжении, как минимум, двух недель перед увольнением специально отобранным для выполнения этой важнейшей миссии отличникам боевой и политической подготовки (об отпуске неотличников не могло быть и речи) с утра до вечера рассказывали бы о моральном облике советского воина, который нельзя ничем запятнать, и об опасностях, которые будут подстерегать воинов со стороны агентов империализма. В результате к моменту увольнения большая часть отобранных счастливчиков предпочла бы заболеть или каким-нибудь еще образом избежать встречи с чужой жизнью, оставшись в части.
Тем временем британские чудеса продолжались. Сержант предложил желающим идти в город разделиться на тех, кто хочет в кино, и тех, кто хочет в пивную. Потенциальные отпускники разделились примерно поровну. Сержант назвал первым три кинотеатра, вторым - три пивных, куда им можно пойти (карты города у личного состава имелись в достаточном количестве). После чего сообщил, что в 23.00 все должны быть в лагере, а сейчас все свободны.
Пивные добили старшего лейтенанта Ч. окончательно. Даже в Ивановской (Костромской) области главным напутствием перед увольнением (высказанным в особо категорической форме) было, чтобы ни капли! Ни за что!! Ни при каких обстоятельствах!!! А уж в чужой, причем не сильно дружественной стране… А здесь прямо предложили!
К 23.00 солдаты Royal Army вернулись в лагерь. Сержант приказал капралам проверить наличие-отсутствие личного состава. Один из капралов сообщил, что в его подразделении нет трех солдат. Как и следовало ожидать, они были из числа тех, кто собирался в пивную.
Сержант подошел к полевому телефону и позвонил в местное отделение военной полиции. Он назвал имена и фамилии трех отсутствующих солдат и сообщил, что предположительно эти люди могут находиться в одной из трех пивных. Положив трубку, он пошел спать.
Старший лейтенант Ч. представил, как в чужой, причем не сильно дружественной стране, из увольнения не вернулись три советских солдата. О случившемся было бы уже известно не только на уровне штаба группы войск, но и в Москве (не исключено, что даже в Кремле). Непосредственный начальник пропавших солдат, а также командир и замполит части уже готовились бы идти под трибунал, который в то время очень легко выносил приговоры «вплоть до». Целый ряд прямых начальников загулявших солдат и командира части готовились бы к немедленному убытию в особо замечательные места нашей необъятной Родины (типа Туркестанского, Среднеазиатского или Забайкальского военных округов) с гарантированным понижением в должности и, вполне вероятно, в звании. Если бы дело происходило на территории СССР, резонанс, конечно, был бы гораздо меньше, но тяжелых оргвыводов было бы не избежать и в этом случае. А здесь сержант пошел спать!
Коммондор с интересом наблюдал за моральными страданиями своего советского напарника, которые, видимо, ясно читались на его лице. И предложил тому поехать в город, чтобы пронаблюдать за процессом отлова исчезнувших. Ч. механически согласился.
Джип с офицерами подъехал к первой пивной, однако она была закрыта. Они направились ко второй, где им повезло. В небольшом полуподвальном помещении за одним из столиков, на котором располагалось немалое количество пустых и полных бутылок, сидели четыре человека - трое в британской военной форме и один местный. Видимо, этот перс (даром, что мусульманин) и совратил солдат Его Величества.
В этот момент рядом с пивной с визгом затормозил «Додж три четверти», из коего выскочила группа военнослужащих в английской форме и белых шлемах с буквами МР («Military Police»). Командовал группой, разумеется, сержант. Он подошел к столику и положил руку на плечо одного из солдат. Тот совершил грубую ошибку - сбросил руку сержанта.
На протяжении следующих пяти минут бойцы военной полиции молча и сосредоточенно били дубинками солдат и, заодно, местного жителя. После этого перса оставили лежать на месте происшествия, а солдат забросили в кузов «Доджа» и поехали в лагерь.
В лагере навстречу полицейским вышел заспанный сержант (командир колонны). «Ваши?» - спросил его сержант (командир полицейских). «Наши», - сказал сержант (командир колонны), посветив солдатам в лицо фонариком. - «Спасибо». «Пожалуйста», - сказал сержант (командир полицейских). И полицейские уехали. А сержант (командир колонны) ушел спать дальше. Солдат оставили на месте. В смысле - прямо на земле. Ночи в Иране холодные даже летом, а тут была уже осень, температура опускалась ниже нуля.
Утром солдаты Его Величества стояли в строю. В том числе и трое загулявших накануне. У них был очень красноречивый вид. Было понятно, что они осознали свою вчерашнюю ошибку. И другие солдаты понимали по виду своих трех товарищей, что не надо повторять их ошибку. Не надо встречаться с МР, да еще и вести себя с ней невежливо.
Надо отметить, что в тот период британская армия, как и советская, была поголовно призывной. Хоть англосаксонские армии большую часть своей истории комплектовались путем найма, но вести Мировую войну без массового призыва, разумеется, было невозможно в принципе (призыв в Великобритании был введен летом 1939 года и отменен только в конце 1962). В этом и только в этом плане различий между социалистической и империалистической армиями не было.
Старший лейтенант Ч. подумал, что если бы такая история случилась на территории СССР, солдаты, возможно, отделались бы длительным сидением на «губе». А если бы это произошло в чужой, причем не сильно дружественной стране, за солдатами (и, как уже было сказано, за некоторыми из их командиров) приехали бы люди с голубыми погонами. И увезли бы их из расположения части. Насовсем. Ч. ничего не знал про ГУЛАГ, но хорошо знал, что люди с голубыми погонами приехали бы непременно. Но на улице провинившихся солдат не бросили бы, это негуманно. Если только потом, на Колыме… Впрочем, старший лейтенант Ч. ничего не знал тогда про Колыму. Он был честный, храбрый и дисциплинированный советский офицер, сознательный строитель коммунистического общества.
Через два дня полевой танкоремонтный завод армии Его Величества благополучно приехал в порт погрузки. Инцидентов больше не было. Собственно, старший лейтенант Ч. уже понял, что их не будет. И что слова коммондора насчет отсутствия проблемы самоволок были не совсем империалистической пропагандой. Офицеры после роспуска комиссии расстались друзьями, но, разумеется, больше никогда не общались.
Ч. и дальше, до погон полковника, служил как честный, храбрый и дисциплинированный советский офицер, сознательный строитель коммунистического общества. Но иранский эпизод почему-то сильно запал ему в память.
* СЕМЕЙСТВО *
Евгения Пищикова
Грех укорененности
Три поколения семьи в одной московской квартире
Действующие лица маленькой житейской драмы:
Людмила Георгиевна Чарушина, 63 года, пенсионерка, высшее техническое образование. Истинная глава фамилии, ответственный квартиросъемщик.
