невозмутимо свой проводя гамбит.
Анастасия АНДРЕЕВА
Родилась в 1973 году в Ленинграде. Образование высшее экономическое. Переехала в Бельгию в 2004 году. До эмиграции работала по специальности, в Бельгии некоторое время – консультантом по русскому языку на фламандском телевидении. Автор сборника стихов «Обратное». Лауреат конкурса «Эмигрантская лира – 2011». Заместитель главного редактора журнала «Эмигрантская лира». Живёт в Брюсселе.
Время
Время лечит, –
Они говорят, они это точно знают.
Это заставляет идти дальше:
Строить и разрушать, строить и разрушать.
В этот раз вышли из дома трое,
Маленький Петя, его старый отец и юная мать.
Взявшись за руки, они пошли через парк,
Через чудесный сад Петиного детства,
Где под каждым кустом лиса или волк,
Или принцесса накрывает на стол,
Поджидая принца из тридесятого королевства.
Было уютно и капельку страшно.
Нет, страшно не потому, что что-то может произойти,
А потому что мир – великан, ростом велик и широк в кости,
С руками-глазами и солнцем в груди –
Не понять его, не обойти.
Однажды Митя увидел, как летит самолёт,
Самолёт был над всем, и так захотелось быть в нём.
Стань самолёт Митиным летуном, крылатым конём, –
Просят мама и папа, –
Пусть он летит, а мы на земле подождём.
Самолёт ничего не ответил,
Покружил, улетел.
А Коля с родителями вдруг вышел из парка,
Чудесного сада Колиного детства,
И остались на память только юбилейная марка
Да книжка с картинками про тридесятое королевство.
Стал Ваня сам ростом велик и широк в кости,
Оседлал самолёт и помчался на фронт,
Чтобы теперь настоящего великана найти
И солнце вырвать из великанской груди.
Прилетел Иван, смотрит – вокруг пустыня.
Посреди пустыни и впрямь сидит великан,
Костюм с галстуком, холёная рожа,
На коленях ноутбук, урча, чьи-то косточки гложет,
На груди вместо солнца чёрный масляный жбан.
Великан протягивает ручищи,
Хватает Ивана и бросает в пасть.
Крик становится громче, крик становится тише...
Как же странно: появившись однажды – так просто пропасть.
Ванечка проснись
Не кричи во сне не плачь
Мама мамочка
Мне приснился палач
Успокойся родной
Теперь ты со мной
На другой стороне
На такой
Где всегда и свет и покой
Я живая и ты живой
Прочее
К вечеру вышлю с верным моим скороходом.
Скоро смогу быть с вами, петь, играть на валторне.
Как истерзался я в душных дворцовых покоях!
Повезло,
Что из южных земель оказался я родом
И теперь возвращаюсь туда, где мои корни,
Чтобы встречать свою старость в душевном покое.
Теги: Современная поэзия
«В ладонях осталась память»
г. Хобарт
О русской литературе Австралии беседуют литературовед Евгений Витковский и заведующая порталом "Русскоязычная литература Австралии" старейшей русскоязычной газеты Австралии «Единение» Наталья Крофтс.
«ЛГ»-ДОСЬЕ
Евгений Витковский - переводчик, поэт, литературовед. Родился в 1950 году. Им были подготовлены и изданы антологии «Семь веков французской поэзии» и «Семь веков английской поэзии», уникальный сайт «Век перевода», ставший энциклопедией русского поэтического перевода и насчитывающий уже более 1000 имён. В 1990-е годы занимался преимущественно литературоведением, подготовил к печати и издал четырёхтомную антологию поэзии русского зарубежья «Мы жили тогда на планете другой», трёхтомное собрание сочинений Георгия Иванова, двухтомник Ивана Елагина, собрание сочинений Арсения Несмелова и многое другое.
Н.К.: Евгений Владимирович, прежде всего разрешите поздравить вас с выходом двухтомника «Вечный слушатель: семь столетий поэзии в переводах Евгения Витковского», собравшего основные ваши переводы более чем за 40 лет работы.
Но отдав дань вам как переводчику, вернёмся к вам как к литературоведу, подавшему мне идею заняться исследованием русской литературы Австралии. Давайте начнём наш разговор с самых её истоков. Насколько мне удалось определить, первое стихотворение, написанное русским поэтом на австралийской земле, принадлежало Константину Бальмонту, приехавшему в Австралию в 1912 году. По крайней мере первое стихотворение, до нас дошедшее.
Е.В.: И не только стихотворения, а ещё и письма – из города Хобарта, штат Тасмания. И город этот Бальмонт обложил со всех сторон! Ругался не меньше, чем наш Гоголь, который попал на Мальту и первым из русских людей зафиксировал: «Язык невесть какой». Но я согласен: думаю, что раньше Бальмонта в Австралии вы ничего и не найдёте. Русская литература Австралии родилась во втором десятилетии XX века и начало своё ведёт от Бальмонта. Не такое уж и плохое это начало. Хотя где-то в то же время в Австралии ещё был Скиталец, автор слов знаменитой песни «На сопках Маньчжурии». И в какой-то период в Австралии побывал Сергей Алымов, написавший в своё время «Хороши весной в саду цветочки» и ещё много чего. Это во всех справочниках написано, просто никто не обращал на этот факт особого внимания.
Н.К.: Да, как раз 1912 год для русской литературы Австралии был очень урожайным. В этом же году приехал и первый русский прозаик, натуралист Александр Усов, писавший под псевдонимом «Чеглок». Он, кстати, увидел Австралию в том же непривлекательном свете, что и Бальмонт. Как ни забавно, оба эти автора, посетив независимо друг от друга Австралию в 1912 году, написали вещи, озаглавленные «Чёрный лебедь». Оба эти произведения говорили об истреблении австралийских аборигенов, о жадности и жестокости белых колонистов. Только у Бальмонта это было стихотворение, а у Александра Усова – рассказ.
И как раз где-то в это время в австралийском городе Брисбене поселился и упомянутый вами Сергей Алымов. Вообще судьба у этого человека поразительна; даже непонятно, трагедию ли писать про его жизнь или «прохиндиаду». В наше время мало кто помнит имя создателя «Цветочков». И уж совсем единицы знают, что впервые Алымов начал публиковаться в Австралии: он прожил здесь пять лет после побега из сибирской ссылки, куда угодил за участие в революционной деятельности группы анархистов-коммунистов. Или что он долго считался (да и сам себя считал) создателем песни «По долинам и по взгорьям». Что основал несколько кафешантанов в китайском Харбине и что там же попал в тюрьму за дуэлянство. Что вошёл в число поэтов, участвовавших в конкурсе на написание гимна Советского Союза. Что был репрессирован и работал на Беломорканале. Что сам напросился на фронт и за боевые действия был награждён орденом «Красная звезда» и медалью «За оборону Севастополя»...
Е.В.: И всё-таки первый большой поток русской эмиграции хлынул в Австралию уже после Второй мировой войны. С ним же появились у вас поэты Константин Халафов и Борис Нарциссов.
Н.К.: Евгений Владимирович, вам не кажется удивительным, что два поэта, попавшие в Австралию из послевоенной Европы примерно в одно и то же время, настолько диаметрально противоположны по духу, по видению Австралии? В стихах у Бориса Нарциссова «пересохший континент» страшен, а у Константина Халафова он светлый, уютный, домашний:
Где они: болезнь, тоска, тревоги?
В жизни редко думал я о Боге,
И зачем мне думать? Всё равно
Мыслью не постичь и не измерить,
То, во что я начинаю верить,
Что душа, и лес, и Бог – одно.
Е.В.: А вы знаете, Халафов весь светлый. И потом: Нарциссов-то пробыл в Австралии всего полтора года, а Халафов – девятнадцать лет. И совершенно больше никуда не хотел ехать, ему явно нравилась страна, в Австралии у него и так всё было хорошо.
Н.К.: Да, я недавно встречалась с внучкой Константина Халафова, Анной, и, судя по её рассказам, жизнь у него была очень наполненная, благополучная. Он очень серьёзно занимался и орнитологией, и общественной деятельностью, и музыкой – и при этом был ещё и очень толковым инженером. Так что действительно Константин Константинович прожил в Австралии очень счастливую жизнь.
А почему Борис Нарциссов уехал из Австралии?
Е.В.: Нарциссов уехал не «откуда», он уехал «куда». Ему предложили очень хорошее место в Америке. А это в начале 50-х годов играло серьёзную роль, потому что хорошо устроиться было непросто. Бориса Нарциссова пригласили, даже буквально вытащили в Америку, потому что он был специалистом достаточно уникальным в своей области. Иначе он спокойно жил бы себе в Австралии и разводил цветы. Борис Нарциссов очень любил цветы разводить, говорил: «У меня такая фамилия[?]»
