Обойдя весь внутренний периметр, мы остановились в углу ограждения, растянувшись внушительной цепью в ожидании Гремлина. До этого дня я никогда не был на подобных предприятиях, даже в таком примитивном и уменьшенном масштабе, поэтому я с любопытством крутил головой, разглядывая сплетения чёрных и жёлтых труб, уходящих в землю и постройки завода, заодно выискивая возможную засаду.
Выглядело это глуповато, так как присев на колено под стеной забора, мы все были как на ладони для возможных «наседок» внутри зданий. Серые стены двух больших построек сливались своим цветом с плитами под ногами и таким же бетоном стен ограждения, как и всё здесь. И танки, и люди, и даже коптившая выбросом переработки труба — всё здесь сливалось в одном цветовом спектре.
— Есть! Отошли все подальше отсюда! — крикнули два сапёра, копающиеся в песке у ворот.
— Нашли что-то? — пятясь назад, спросил меня Шум.
Я пожал плечами, также отходя подальше от сапёров с их находкой. Подошедший с Мономахом Гремлин, щурясь на ветру, всмотрелся в сапёров, ползающих у ворот на четвереньках и, обернувшись к нам, сказал:
— По периметру оставляем десяток бойцов. Остальным разделиться на две группы и зачистить оба здания завода. Будьте внимательнее, ничего не трогайте, впереди сапёров не идите, высматривайте только спрятанную «кукушку». Внутри делиться на каждый поворот, цех или комнату из расчёта — один боец на двоих сапёров. Давайте, по местам!
Мне достались какой-то рядовой казах с высоким, худым и загорелым сержантом.
— Валентин, — представился мне казах.
— Серёга, — протянул руку сержант.
Назвав им своё имя, я пошёл за ними, вертя головой во все стороны. Скорее всего, Ворон и Камрад были правы, духи свалили все, но расслабиться и просто плестись за этими двумя сапёрами у меня не получалось. В идущей перед нами тройке был Шум, а в идущей позади меня — Маслёнок. Шаря по стенам мощным фонарём, сапёры придирчиво осматривали каждую пядь поверхности, оценивая её. С таким мощным освещением, на какое был способен их фонарь, я даже передумал доставать свой, с лучевой настройкой дальности света. Вдалеке что-то шумело и гудело, а приборные щиты жужжали напряжением. Завод работал, может и не на полную мощность, но всё же работал.
— Луидор девятому! — неожиданно громко раздалось из радиостанции моей двойки сапёров.
— На связи! — ответил их командир.
— Мы тут работающий генератор нашли. Только панель его управления отключена, и она на арабском!
— Ты знаешь порядок, — с небольшой паузой ответил Луидор, — пока осторожно разбирайте панель, я скоро подойду.
— Ништяк! — обрадовался Валентин. — Скоро освещение включат, проще работать будет.
— Быстрее отработаем — быстрее свалим нахер отсюда, — угрюмо поддержал казаха Сергей.
Медленно пробираясь по коридору, я видел, как тройка с Шумом свернула направо в ближайший поворот. Мы же двигались дальше, в поисках поворота или ближайших дверей. Хотелось закурить, но, ощущая запах горючего, я не решался это сделать. По крайней мере, внутри здания.
Впереди показалась массивная дверь, и Валентин стал на ходу расправлять телескопический шток, на конце которого был поворотный кронштейн с зеркалом. Пока они крутились у двери, подсвечивая узкие щели и изучая возможную западню за ней, я глазами провёл прошедшую мимо нас тройку с Маслёнком. Тот коротко кивнул мне, водя перед собой стволом автомата, медленно удаляясь дальше по техническому коридору.
— Хер его знает… — неопределённо сказал казах. — Может «кошкой»?
— А если там всё в цепь замкнуто? — предположил сержант. — Весь завод в пыль сотрёт.
— Сам решай, — казах пожал плечами, — двум смертям не бывать.
— Хуй с тобой, разматывай, — махнул рукой сержант, протягивая Валентину моток паракорда [39] со свисающей с него четырёхлапой «кошкой».
«Ничего себе, как они вопрос решили…» — думал я, глядя, как казах разматывает моток. — «Ещё бы монетку бросили, что ли…»
Отходя назад, оба сапёра осторожно разматывали перед собой паракорд. «Кошка» висела на дверной ручке, готовая в любой момент потянуть её на себя. Отойдя метров на пятнадцать, сержант присел на колено у стены и тихо сказал:
— Давай!
Казах потянул за шнур, медленно открывая дверь. В этот момент в коридоре включилось освещение, заставив меня от неожиданности зажмуриться и присесть.
— Да будет свет! — щурясь, пошутил Валентин.
Подождав секунд двадцать, оба сапёра направились к открытой двери. Увиденная картина была приятна. Огромные стеллажи были уставлены коробками с рыбными консервами и тушёнкой, упаковками бутилированной воды и соком.
— Клондайк! — чуть не подпрыгнул казах. — Эльдорадо, бля!
Схватив несколько жестяных банок, Валентин снял со спины рюкзак и стал набивать его консервацией.
— Э-э-э… — недовольно протянул сержант. — Давай, подвязывай эту херню!
— Не гунди, ладно? — скривился казах. — Второй день на марше, толком пожрать не можем! Думаешь, всё это потом опечатают или конфискуют? Хер там, себе заберут!
Сержант посмотрел на меня. Я, пожав плечами, дал ему понять, что мне глубоко наплевать, что они будут делать с этой халяльной тушёнкой. Запихнув в рюкзак десяток разных банок и взяв пачку яблочного сока, сапёры засобирались из склада, распивая сок по очереди. Одну пачку апельсинового сока бросил в мародёрку и я.
Продвигаться при полном освещении было гораздо удобнее, и наша тройка продолжила движение по техническому коридору, изредка прислушиваясь к звукам. По прохладному воздуху внутри склада я понял, что там поддерживалась определённая температура, а это означало полную автоматизацию и автономию всего объекта как такового. По сути, этот нефтеперерабатывающий завод был в состоянии обеспечить себя топливом и мощностями для полной своей жизнедеятельности, даже на уровне выработки электричества под свои нужды.
Коридор поворачивал направо. Свернув, в конце коридора мы увидели столпившихся бойцов. Голоса десятка человек смешивались, но их тон был явно не радостным, матерные возгласы у открытой двери было слышно через весь коридор. Подойдя ближе, стала понятна причина такого столпотворения встретившихся в этом месте групп. Перед открытой массивной дверью стоял Корвин и Шум, глядя немигающим взглядом перед собой.
— Твою мать… — выдавил из себя Шум.
В заледенелой комнате без окон, выложенной керамической плиткой на полу и стенах, вповалку лежали замороженные трупы. Судя по остаткам одежды, это были гражданские. Дети, женщины, мужчины средних лет. С застывшими гримасами боли и полузакрытыми глазами. Все как один со вспоротыми животами и вскрытыми грудными клетками, зияющими замёрзшей пустотой.
— Твою мать… — повторил Шум, переводя взгляд с одного тела на другое. — Как так, блядь?.. Твою мать…
Слева от входа в этот массовый склеп, на стеллажах и на полу стояли уже знакомые нам белые контейнеры с печальной надписью: «HUMAN ORGAN for transplant». Несколько контейнеров на полу были открыты и перевёрнуты, показывая содержимые в них почки, печени, сердца… Видимо, именно это и пытались сжечь в микроавтобусе бабуины перед своим уходом.
— Как ты, командир? — Куница осторожно положил руку на лечо Корвина. — Знакомые чемоданчики?
Тот медленно повернулся, но промолчал.
— Помнишь, как ты не хотел прослыть головорезом и наёмником? Помнишь, как огорчился, когда узнал, что эти выродки в живых не остались?
Корвин лишь молча кивнул.
— Так вот смотри и запоминай. Крепко запоминай. Чтобы такое дерьмо не увидеть у себя дома, этих пидоров нужно рвать здесь. Рвать. Ты понял?
— Твою мать… — снова выдохнул из себя Шум.
Глава 32
Халяльный оазис
Убийство ради материальной выгоды — ещё не настоящее и чистое Зло.
Чистым оно будет, когда убийца, помимо выгоды, на которую рассчитывает, получает наслаждение от содеянного.
© Жорж Батай
