- Нам что, “зашиться”?
- Мы что, голубые…
Загалдели в строю.
- Ну, я не буквально. Если малость употребил, ничего. Или красотку пригрел… Но если это достигнет хамских размеров, - поднял плетку.
- Пороть! - закричали в строю.
- Пороть, - махнул плеткой Ратиев.
Все одобрительно засмеялись.
- Хамских размеров… Размеров… - подшучивали казачки.
Ратиев хотя и стал казачьим генералом, но в прошлом был младшим лейтенантом милиции. Поэтому я предупредил казаков:
- Милиционер за пьянку спуску не даст.
- Ого! - зазвучало из уст недовольных.
Уже на следующий день мы заступили на патрулирование. Дубоссарцы, встречая патруль, приветливо здоровались, звали к себе на посиделки, но были и те, кто пробегал мимо, опустив голову. Как бы там ни было, но когда на улицах появились казаки и несколько патрулей днем и ночью - в комендантский час, в городе воцарилось спокойствие, вылазки молдавской полиции на левый берег прекратились. Хотя на плотине и продолжали звучать перестрелки, а наши секреты и дозоры отмечали перемещение военной техники на правом берегу Днестра, но все как-то улеглось.
Первые бои
Приднестровцы в спокойствие не верили, их уже не раз обманывали. Готовили позиции, стаскивали железобетонные блоки на дороги, бросали ковши для разлива стали - своеобразные бронеколпаки - на обочины, обшивали металлическими щитами с бойницами инженерные машины, называя самодельные броневики “Аврора”, “Кит”, “Медведь”. Надеялись успеть подготовить оборону на случай наступления с правого берега, в чём мало сомневались. Хотя приднестровские и молдавские политики постоянно вели переговоры, но все соглашения почему-то заканчивались ультиматумами и обострением обстановки.
В ночь на 2 марта нас подняли по тревоге. Мы вскочили, быстро оделись и кинулись к зданию, в котором размещались дубоссарские полицаи. Тогда всюду шло размежевание на полицаев и милицию. Полицаи - это те, кто переходил под начало кишинёвских начальников, милиция - те, кто оставался в подчинении местных приднестровских властей. Но они одновременно вели дела, выезжали на места происшествий.
Оказывается, 1 марта в десять часов вечера в милицию позвонили: на улице… около дома… драка. На место происшествия выехал начальник дубоссарской милиции майор Сипченко. Видный мужичина лет тридцати пяти с окладистой бородой - казаки успели с ним познакомиться. Такие не прятались за спины подчиненных, а сами несли милицейскую службу.
Спустился на “Жигулях” по переулку, где попал в темень улицы. А там оказалась засада. Как раз в том месте, где горела единственная на всю улицу лампочка. Под ней нужный номер дома. Только майор вышел из машины, как его издырявили автоматными очередями…
Одному милиционеру удалось уползти. Он добрался до штаба приднестровцев и сообщил о засаде. Подняли казаков и гвардейцев.
Весть о нападении стремительно облетела город. Сомнений не было - дело рук полицаев.
Хотя стояла ночь, перед зданием полиции стали собираться люди. Свет из окон и фонарей освещал площадь. Пронеслась весть: Сипченко скончался в больнице. Это подогрело людей. Они потребовали от закрывшихся в здании полицаев покинуть город. Возмущение грозило перерасти в погром. Казаки и гвардейцы рвались в бой.
- Что будем делать? - спросил я у Ратиева.
- Штурмовать, - ответил тот.
Подошел радист:
- Атаман! Поймал волну, на которой переговариваются полицаи.
- Переключайся на неё, - приказал атаман и громко произнес в микрофон: - Первая сотня, заходи слева! Вторая сотня - справа! В три часа открыть огонь из гранатометов. Подорвать вход…
“Откуда гранатометы? Подрывать-то чем?” - чуть не вырвалось у меня.
Ратиев сбавил голос:
- Господа полицейские! С вами говорит атаман Войска Донского Ратиев. Мы приехали сюда защитить своих братьев, как поступали всегда. Если вы меня слышите, предлагаю вам сдаться. Если мы пойдем на штурм, от вас живого места не останется…
Надо же, в три часа двери открылись, и полицаи повалили на улицу, поднимая руки. Они шли по открытому пространству к “автобусу” - творению приднестровских умельцев - облепленному металлическими щитами самосвалу.
Казаки отбирали оружие. У одного полицая нашли пистолет. В патроннике оказался патрон, а обойма наполовину пустая.
- Ты стрелял в майора?
Полицай затрясся.
И тут раздались выстрелы. Все заметались по площади. Одного казака убило. Другого ранило.
- Кто стрелял?
Видно было, что стреляли из здания. Мы ворвались на первый этаж, взметнулись по лестницам, пробежали по всем углам. Но никого не нашли. А в одну комнату второго этажа не зашли - мол, архив там, никого нет.
Я до сих пор не пойму, зачем стреляли? Если полицай, понятно. А если?.. Хотя это и тем и другим было на руку. Ведь знали, казаки народ буйный, если их раскочегарить, то не остановишь. Начнут валить…
Полицаев набивали в “автобус”.
Я еле сдерживал казаков от самосуда.
- Что с ними цацкаться, - шипел Бураков.
- Ты уверен, что они виноваты?
- Что мелешь? - морщился Бураков. - Что, и тот с пустой обоймой ни при чем?
Он выхватил у меня винтовку и прицелился в борт самосвала.
- Не пробьет, - ухмыльнулся я и забрал винтовку.
Буракова крутило. Он плюнул и пошел к пристройке здания. Там размещался отдел охраны. Не успел он подойти к ступеням, как его осветило фарами патрульного “УАЗа” - подъехали полицаи.
Бураков вытащил гранату. Вставил палец в ушко предохранительной чеки и крикнул:
- Господа полицаи! Меняю ваши пистолеты на кольцо от гранаты!
Полицаи могли скрыться, но испугались: еще взорвет. И отдали оружие. Их тоже затолкали в самосвал. Я все больше удивлялся находчивости Буракова, но некоторые его поступки порой страшили.
Не успели мы разобраться с одним, как принесло другое. Еще утром 2 марта после вывоза полицаев их семьи стали покидать город. Это навело на определенные опасения, которые вскоре подтвердились. В тот же день бригада полиции с волонтерами из уголовников перешла Днестр по льду. Они напали на полк гражданской обороны Российской армии, который располагался в Кочиерах. В селении, что севернее Дубоссар.
Временем нападения выбрали обеденный перерыв, когда в полку почти не осталось офицеров. Дежурный наряд, вооруженный только штык-ножами, разоружили. И сразу кинулись громить склады.
Но про узел связи забыли. Оттуда и сообщила о налете дежурная радистка. Об этом доложили командующему 14-й армии, но тот приказал не вмешиваться. Многие генералы подражали московским политикам, которые соглашались с развалом страны.
Осажденные взывали о помощи. На помощь пришли гвардейцы и казаки. В 16 часов мы подъехали к военному городку. Нас вел прапорщик, у которого в полку остались солдаты. Мы перелезли через забор и гуськом побежали вдоль аллеи. Скрытно, перебежками пробрались в казарму. С третьего этажа казармы увидели, как расхищалось имущество полка. Особенно усердствовали волонтеры в фуфайках.
Волонтеров заранее собрали в доме отдыха на правом берегу Днестра. Если стать на плотине Дубоссарской ГЭС и смотреть выше по течению, то слева находится дом отдыха, а справа - Кочиеры. Тогда молдавские власти по зонам бросили клич: “Кто желает попасть под амнистию, пусть покажет себя в деле”. Вот и набрались желающие.
Сначала нас не заметили, а заметив, кинулись в атаку. Думали взять с ходу. Но не тут-то было. Теперь оружия у нас было в достатке - к нам в руки попал ротный боекомплект. Бураков как чумной метался от окна к окну и стрелял. Лемской прятался за выступы стены и отмечал каждый удачный выстрел Буракова криком:
- Один!.. Два!..
Напряжение росло, на этаже не осталось ни одного целого стекла, их искромсали пули. Но противник откатился. Мы нащелкали двадцать нападавших. Я смотрел на распластанные на снегу тела в фуфайках, камуфляже и думал: “Ведь еще недавно все мы были жителями одной страны… Кто устроил нам всё это?”. На стене в казарме висел старый, оборванный портрет сладко улыбающегося Мишки Горбачёва с крупно напечатанными словами: “Перестройка для нашей страны и для всего мира!” Вот что они приготовили для нашей страны…
Казарму окружили. По телефону предложили российским военным, которые оказались с нами, покинуть часть и даже обещали их вывезти.
Старший лейтенант построил солдат:
- Кто желает покинуть полк, выходи из строя. Кто желает принять бой, остается со мной.
Осталось восемнадцать солдат, два прапорщика и майор медицинской службы. Покинуло полк только шесть человек.
Нас принялись методично обстреливать. Группами и поодиночке пытались прорваться к входу. Отдельные смельчаки лезли в проемы первого этажа. В том бою погиб приднестровский гвардеец. Он вырвал чеку из гранаты, и когда замахнулся, чтобы бросить, в руку попала пуля. Он мог откинуть гранату, но тогда погибли бы казаки, стрелявшие рядом. Он закрыл собой гранату. Собирая в мешок куски тела гвардейца, я воротил голову от рук, ног, изуродованной головы, забрызганных кровью потолка, стен и пола.
