Но в ней еще жило прежнее упрямство, помогавшее справляться со всеми сложностями прежде. Она не оставляла надежд вернуться на сцену. Для чего решила похудеть. Так однажды отдых в Кисловодске она превратила в настоящее самоистязание. Каждый день отправлялась в длительные прогулки в горы, стараясь, чтобы подъемов получалось больше, чем спусков. Физические нагрузки на непривычный к ним организм немолодой женщины привели к ишемической болезни. С тех пор она не расставалась с таблетками.
Потом она задумала изучать теорию и историю балета. Стала посещать Вагановское училище, тогда не «имени», а «под руководством», подружилась с самой Агриппиной Яковлевной. Написала книгу «Классический танец. История и современность». А также книгу о том, что было главным в ее жизни — «Были и небылицы о Блоке и о себе», за что расплодившаяся к тому времени армия блоковедов отнюдь ей не рукоплескала. Обе книги были изданы после ее смерти. Умерла она незаметно в сентябре 1939 года, ей было неполных 58 лет. Тоже от сердца.
* * *
Размеры книги не позволяют уделить такое же внимание обособленному от Блоков существованию Андрея Белого, какое уделено Александру Блоку. Каждому по его величине в литературе.
Излечившись от любви к Любови Дмитриевне, Белый пишет и пишет, издает сборники стихов. Пессимистическое настроение его творчества удивительным образом совпадает с блоковским. Одни названия сборников чего стоят — «Пепел» и «Урна». В беседах Андрей Белый любил пококетничать и часто повторял, что не доживет до следующего лета, что смерть становится его верной подругой и т. д. И пережил Блока на 15 лет. Белый все больше уходит от поэзии к прозе. К главному своему детищу роману «Петербург» он приступит в 1912 году.
Наиболее ярким же событием в личной жизни Андрея Белого становится знакомство с Анной Алексеевной Тургеневой, или, как ее называли в семье в честь повести знаменитого родственника, Асей. Ивану Сергеевичу Тургеневу она доводилась в какой-то степени внучатой племянницей, а вот выдающемуся русскому анархисту Николаю Бакунину — родной внучкой. Первый раз Белый ее увидел в разгар треугольных страстей — «плоскогрудая девочка, раздвинув юбчонки, делает книксен». Это цитата из будущего романа «Москва», где Ася станет прототипом Лизаши, главной героини.
В 1909 году, когда девятнадцатилетняя Ася Тургенева уже выучилась на художника, Белый ей позирует для портрета. А позже вспоминает: «…я усажен в огромное сине-серое кресло: под самым окном; в таком же кресле — Ася; с добрым уютом она забралася с ногами в него; потряхивает волосами, и мрачная морщина чернит ее лоб… она закуривает; и какая-то милая, добрая улыбка, как лучик, сгоняет морщины…» Тогда курение юной девушки говорило о том, что она независимый человек. Кстати говоря, на употребление табака в среде интеллигенции в те времена распространилась какая-то повальная мода. Курили и Блок, и его жена, и Белый. А сигарет с фильтром еще не было, смолили папиросы и трубки.
…
И Белый сошелся в греховном сожительстве со свободомыслящей девушкой моложе его на десять лет и укатил в 1910 году с нею странствовать. Средства позволяли. Европа, Ближний Восток. Они даже несколько месяцев прожили в Египте и Тунисе, которые тогда не были еще комфортабельными туристическими местами. А в 1913 году чета приезжает в швейцарское местечко Дорнах в кантоне Золотурн, чтобы строить храм. Строить в буквальном смысле — из деревянного бруса при помощи молотков, топоров и пил. Но в гораздо большей степени — в духовном.
На образованную и мыслящую часть человечества иногда нападает страсть объяснить мироустройство, собственное положение в мире, оперируя не конкретными понятиями (масса, скорость, гравитация), не гипотетическими (атом, электрон, нейтрино), а самыми что ни на есть абстрактными (бог, идея, материя). Так было в Древней Греции, когда Платон с Аристотелем прохаживались и говорили, с точки зрения отгоняющих от них мух рабов, ни о чем. Ироничная Тэффи писала, что греки не садились обедать, если не присутствовал о чем-нибудь рассуждающий философ, игравший ту же роль, что в ее годы игравший в ресторане румынский оркестр. В конце XIX — начале XX века необыкновенный расцвет всевозможных философских учений: богоискательство, толстовство, соловьевство, бахаизм, теософия и т. д.
Немец Рудольф Штейнер основал антропософию, «человекомудрие», как можно перевести это с древнегреческого. Что это такое? Штейнер определял так: «Антропософия — путь познания, призванный духовное в человеке привести к духовному во Вселенной… Антропософ — это тот, кто ощущает, как существенную жизненную потребность, разрешение определенных вопросов о природе человеческого существа и Вселенной, так же как люди испытывают голод и жажду». Говоря точнее, антропософия — это духовная наука, суть которой в стремлении внести научную методологию в изучение явлений сверхчувственного порядка, построить мост между религией и обычной наукой. Что пытались сделать многие, и не получилось толком ни у кого. Либо вера, либо анализ, либо Кант доказывает существование Бога, либо никто не нуждается в его доказательствах.
Поскольку Бог, по мнению Штейнера, находился везде, то антропософия должна была интересоваться всеми отраслями знаний и хозяйства, повсюду наводить свои мосты. И создавать особые учения. В социологии возникло антропософское движение за социальное триединство. Движение не за триединую семью, а за мирное сосуществование между богатыми, бедными и средним классом. В педагогике возникла «Вальдорфская школа». Обучение детей там строилось не столько на научном, сколько на чувственном познании природы, истории, человека. Не то чтобы совать пальцы в розетку вместо изучения электричества, но формул меньше, чем в обычной школе. И все в таком роде. В естествознании — гетеанистическое естествознание. Это от идей Гёте, которого Штейнер чтил, как своего предтечу. В медицине и фармакологии — антропософская медицина, в сельском хозяйстве — биодинамическое земледелие, в искусстве — в живописи, архитектуре, сценическом и лечебном танце — учение о ритмах всего прекрасного, эвритмия. И наконец, учение о слиянии всех религий. Комплекс «Гетеанум» в Дорнахе, куда съехались поклонники Штейнера со всего мира, должен был стать и храмом, и научным центром, и общежитием. (Кстати, этот центр, как и антропософия вообще, до сих пор существует.)
Андрей Белый с юности был помешан на чем-то подобном. О чем-то подобном говорил в свое время и Владимир Соловьев. Но у Штейнера Андрей встретил развернутую, систематизированную полукультуру-полунауку и отдался антропософии со всей страстью. Равно, как и Ася Тургенева. Это счастье продолжалось три года. Со всех сторон уже громыхала мировая война, а в Швейцарии было тихо.
Но в 1916 году Белый перестал быть антропософом по вполне материальной причине. Ася заявила ему, что между ними больше не может быть секса, потому что какое уж тогда наведение мостов между сверхчувственным и научно доказуемым? Скорее же всего Ася просто нашла себе другого антропософа.
Белый был в отчаянии. Он очень любил эту девушку. Как и в случае с Менделеевой, его страдания выливались в письма, попытки самоубийства и вызова самого Штейнера, который был совсем уж ни при чем, на дуэль. В более взрослом состоянии он вытеснял душевные муки странными «эвритмическими» танцами и обыкновенным пьянством. Антропософию во всем, кроме танцев, Андрей Белый отныне возненавидел и всем повторял, что это не философия, а мракобесие.
Он вернулся в Россию, где о нем тут же вспомнило военное министерство. Но его участие в войне было сродни блоковскому. Так, где-то в тылах. Революции 1917 года он встретил в Москве. Если Мережковским, например, пришлось бежать из родной страны, то на легковесного Андрея Белого советская власть как-то особенно не обращала внимания. В 1921 году спокойно разрешила эмигрировать в Европу, в 1923 году спокойно разрешила вернуться.
Дальнейшая жизнь потекла спокойно. Белый нашел себе подругу Клавдию Николаевну Васильеву, которая стала его подругой и музой на всю оставшуюся жизнь. Лет через десять он даже расписался с ней в ЗАГСе, и она стала Бугаевой. Писал книги, издавался, ставился в театре Мейерхольда. И ему не была суждена долгая жизнь. Только 54 года. Он умер 8 января 1934 года в родном городе. Урна с прахом была захоронена на Новодевичьем кладбище.
Может быть, во всем виноват Владимир Соловьев? Торопил их к себе? У Александра, Любови и Андрея получился нервный, непонятный любовный треугольник. «Необъясниха», — как назвал это Белый. Конфигурацию составили, а нормально любить не научились.
Со мной она —
Она одна.
В окнах весна.
Свод неба синь.
Облака летят.
А в церквах звонят;
«Дилинь динь-динь…»
В черном лежу сюртуке,
С желтым —
С желтым
Лицом;
Образок в костяной руке.
Дилинь бим-бом!
Нашел в гробу
Свою судьбу.
Сверкнула лампадка.
Тонуть в неземных
Далях —
Мне сладко.
Невеста моя зарыдала,
Крестя мне бледный лоб.
В креповых, сквозных
Вуалях
Головка ее упала —
В гроб…
Ко мне прильнула:
Я обжег ее льдом.
Кольцо блеснуло
На пальце моем.
Дилинь бимбом!
Это о себе Андрей Белый еще в 1905 году написал.