Мистер Гендерсон узнал впервые о существовании Грузии от мистрис Сноуден, а мистрис Сноуден познакомилась с деятельностью Жордания и Церетели во время своей образовательной поездки в Батум и Тифлис. Что касается нас, то мы знали этих господ раньше, и притом не как владык независимой демократической Грузии, о которой они сами никогда и не помышляли, а как русских политиков Петербурга и Москвы. Чхеидзе[18] стал во главе Петербургского Совета, а затем и Центрального Исполнительного Комитета Советов в эпоху Керенского, когда в Советах господствовали эсеры и меньшевики. Церетели был министром правительства Керенского и идейным вдохновителем соглашательской политики[19]. Чхеидзе вместе с Даном и другими служил посредником между меньшевистским Советом и коалиционным правительством. Гегечкори[20] и Чхенкели[21] выполняли ответственнейшие поручения Временного Правительства: Чхенкели был его полномочным комиссаром для Закавказья. Позиция меньшевиков в основе своей была такова: революция должна сохранить свой буржуазный характер; во главе ее должна поэтому остаться буржуазия; коалиция социалистов с буржуазией должна иметь своей задачей приучить народные массы к господству буржуазии; стремление к завоеванию власти пролетариатом гибельно для революции; большевикам должна быть объявлена беспощадная война. В качестве идеологов буржуазной республики Церетели – Чхеидзе, как и все их единомышленники, непримиримо отстаивали единство и неделимость Республики в пределах старой царской империи. Притязания Финляндии на расширение ее автономии, домогательства украинской национальной демократии в области самоуправления встречали со стороны Церетели – Чхеидзе беспощадный отпор. Чхенкели громил на Съезде Советов сепаратистские тенденции некоторых окраин, хотя в ту пору даже Финляндия не требовала полной самостоятельности. Для подавления этих автономистских тенденций Церетели – Чхеидзе готовили вооруженную силу. Они применили бы ее, если бы история оставила им для этого необходимое время.
Но главные их силы были отданы борьбе с большевиками.
История, которая знает многое, вряд ли знает другую кампанию злобы, ненависти и травли, подобную той, какая велась в эпоху Керенского против нас. Газеты всех оттенков и направлений во всех статьях и отделах, в прозе и в стихах, словом и рисунком, поносили, проклинали, клеймили большевиков. Не было гнусности, которой бы нам не приписывали: всем вместе и каждому в отдельности. Когда казалось, что травля достигла уже высшей точки, какой-нибудь эпизод, иногда ничтожный, придавал ей новую энергию, она взвивалась еще выше, опьяненная испарениями своего собственного неистовства. Буржуазия чувствовала смертельную опасность. Языком исступленного бешенства бредило помешательство страха. Меньшевики, как всегда, отражали настроения буржуазии. В разгар этой кампании мистер Гендерсон нанес визит Временному Правительству и пришел к утешительному заключению, что сэр Бьюкенен[22] с необходимым достоинством и успехом представляет идеалы британской демократии при демократии Керенского – Церетели.
Царская полиция и контрразведка, временно остававшиеся в бездействии из опасения промахнуться, рвались доказать свою преданность новым господам. Все партии образованного общества единодушно указали им объект попечения и забот большевиков. Дурацкие выдумки о нашей связи со штабом Гогенцоллерна, которым на деле никто не верил, кроме разве мелких сыщиков и московских купчих, повторяются, развиваются, варьируются, размазываются изо дня в день и на все лады. Лидеры меньшевиков лучше чем кто-либо знали подлинную цену этому обвинению. Но Церетели и братия считали полезным поддерживать его по политическим мотивам. Грудным баритоном Церетели задает тон, хриплым лаем вторят ему все черносотенные задворки. В результате коммунистическую партию формально обвиняют в государственной измене, в службе германскому милитаризму. Наши типографии и склады громит буржуазная чернь под руководством патриотического офицерства; Керенский закрывает наши газеты; тысячи и тысячи коммунистов арестовываются в Петербурге и во всех концах страны.
Меньшевики и их союзники, социалисты-революционеры, получили власть из рук рабочих и солдатских Советов. Но они уже очень скоро почувствовали, что эта почва уходит из-под их ног. Их мысль была направлена на то, чтобы в противовес рабочим и солдатским Советам помочь политически организоваться мелкобуржуазным и буржуазным элементам страны через посредство демократических муниципалитетов и земств. Но так как Советы слишком быстро эволюционировали влево, то работа по сплочению буржуазных классов дополняется у меньшевиков работой по ослаблению и дезорганизации Советов. Перевыборы злостно затягиваются, второй Съезд Советов открыто саботируется. Церетели вдохновляет эту политику, Чхеидзе ее организационно увенчивает. В центральном органе Советов уже с августа – сентября 1917 г. доказывается, что советская система отжила свой век, что Советы «разлагаются». Чем революционнее, настойчивее, нетерпеливее становятся рабочие и крестьянские массы, тем более грубый и открытый характер принимает зависимость меньшевиков от имущих классов. Буржуазно-демократические муниципалитеты и земства не спасают положения: революционная волна переливается через эту жалкую плотину. Созванный все же меньшевиками – под нашим давлением – второй Всероссийский Съезд Советов берет, при поддержке петербургского гарнизона, в свои руки власть, почти без боя и без жертв. Тогда меньшевики вместе с социалистами-революционерами и кадетами становятся на путь ожесточенной и, где возможно, вооруженной борьбы с Советами, т.-е. с рабочими и крестьянами. Так залагается основа белым фронтам.
В течение первых девяти месяцев революции меньшевики сменяют, следовательно, три этапа: весною 1917 года они – неограниченные вожди Советов; летом они пытаются занять «нейтральную» позицию между Советами и буржуазией; осенью они вместе с буржуазией объявляют гражданскую войну Советам. Эта отчетливая смена этапов характеризует всю сущность меньшевизма и, как увидим далее, целиком объемлет собою историю меньшевистской Грузии.
Чхеидзе еще до октябрьского переворота ускользает на Кавказ: осторожность была всегда сильнейшей из его гражданских доблестей. Он избирается впоследствии председателем коалиционного Закавказского сейма: таким образом, роль, которую Чхеидзе исполнял в Петербурге in folio, он продолжает на Кавказе in octavo.
Меньшевики, в союзе с эсерами и кадетами, становятся вдохновителями контрреволюционного Комитета спасения родины и революции, который немедленно вступает в связь с наступающей на Петербург казачьей конницей Краснова и организует попытку вооруженного восстания юнкеров. Лидеры меньшевиков, которым Каутский выдает патент на устройство бескровных демократий, являются фактическими инициаторами и организаторами гражданской войны в России. От Петербургского Комитета спасения родины и революции, в котором меньшевики работали совместно со всеми белогвардейскими организациями, прямые нити ведут ко всем дальнейшим контрреволюционным восстаниям, заговорам, покушениям: к чехо-словакам на Волге, к самарскому комитету Учредительного Собрания[23] и Колчаку, к правительству Чайковского[24] и генералу Миллеру[25] на севере, к Деникину и Врангелю на юге, к военным штабам окраинных буржуазных республик, к заграничным эмигрантским убежищам и к секретным фондам Антанты. Во всей этой работе лидеры меньшевиков, в том числе и грузинских, принимали участие не во имя обороны независимой Грузии, о которой еще не было и речи, а как вожди одной из антисоветских партий, имевшей свои опорные пункты во всей стране. Лидером анти-советского блока в учредилке выступал не кто другой, как Церетели.
Вместе со всей контрреволюцией меньшевики отступали от промышленного центра к отсталой периферии. Они, естественно, воспользовались Закавказьем, как одним из последних рубежей. Если в Самаре они окапывались под лозунгом Учредительного Собрания, то в Тифлисе они попытались в известный момент выкинуть флаг независимой Республики. Однако не сразу. Переход с буржуазно-централистической позиции на мелкобуржуазно-сепаратистскую, диктовавшийся не национальными требованиями грузинских масс, а соображениями общероссийской гражданской войны, совершился через посредство нескольких этапов.
Через 3 дня после октябрьского переворота в Петербурге Жордания заявил на заседании тифлисской городской думы: «Восстание в Петербурге доживает последние дни. Оно и с самого начала было обречено на неудачу». В порядке вещей: никто не мог требовать, чтобы Жордания проявил в Тифлисе больше проницательности, чем другие филистеры во всех концах света. Разница лишь та, что Тифлис – один из пунктов российской революции, и что Жордания – один из активных участников той борьбы, которая должна была покончить с большевистским восстанием. Однако «последние дни» прошли и не оказались последними. Пришлось в ноябре уже спешно создавать самодовлеющий закавказский комиссариат: не государство, а временный контрреволюционный плацдарм, откуда грузинские меньшевики надеялись оказать решающее содействие восстановлению «демократического» порядка во всей России. Эти надежды имели под собою кое-какие основания: хозяйственная отсталость, крайняя слабость промышленного пролетариата, отдаленность от центральной России, переплет национальностей с разнообразными социальными, бытовыми и религиозными условиями, наличие между ними недоверия и национального антагонизма, наконец, соседство Дона и Кубани, – все это в совокупности создавало благоприятные условия для противодействия рабочей революции и действительно превратило на долгое время Предкавказье и Кавказ в Вандею[26] и Жиронду, связанные единством борьбы против Советов. В этот период в Закавказье находились еще многочисленные царские войска турецкого фронта. Вести о предложении Советским правительством мира и о земельной реформе потрясли не только солдатские массы, но и местное трудовое население Закавказья. Начинается тревожная эпоха для окопавшихся в Закавказье контрреволюционеров. Они немедленно организуют блок «порядка», в который входят все партии, кроме, разумеется, большевиков. Меньшевики, за которыми сохраняется руководящая роль, вдохновляют союз грузинских дворян-помещиков и мелких буржуа, армянских лавочников и нефтепромышленников, татарских беков и ханов. Русское белое офицерство предоставляет себя целиком в распоряжение анти-большевистского блока.
