Моэм пишет в основном о людях обыкновенных, но происходят с ними вещи необычайные. Он широко использует элемент неожиданного, что помогает выявить шаткость, относительность социально-политических ценностей, психологических установок, нравственных ориентиров "порядочного" человека "среднего класса".
Примером тому может служить ставший хрестоматийным рассказ "Дождь", в котором он разоблачает религиозное ханжество и скрывающуюся за ним душевную опустошенность.
За долгую жизнь Моэм наблюдал много гримас случая и насмешек судьбы, о них он и поведал в своих рассказах. Он не выдумывал сюжеты, он их подсматривал у жизни. Сила Моэма в понимании сложности человека, ведущей к непредсказуемости его поступков, в глубине постижения диалектики души.
Неизбежная в новеллистике отрывочность впечатлений компенсируется у Моэма единством взгляда на мир. Впечатление от его лучших рассказов таково, что и пространство, оставшееся за границами сюжета, выглядит освещенным. Общее в его новеллах проглядывает сквозь частное.
Рассказы Моэма занимательно и живо написаны, драматичны и часто завершаются неожиданной концовкой. Простое по форме, предельно сжатые, лишенные претензий на формальную новизну, они таят в себе странное очарование, рождая "гармонию достоверности". Моэм классичен, его рассказам свойственна завершенность формы, речь его течет без суеты, и новизна его скорее в точке зрения, с которой ему открываются его герои, "в том лирическом раздумье, в том одиночестве авторского "я", которое отчасти роднит его с нашим Чеховым"[*Шагинян М. Зарубежные письма. М., 1964. С. 213.].
Моэм был художником, тонко чувствовавшим соответствие того или иного жанра требованиям момента, и это также одна из причин его современности. Ощутив наметившуюся тенденцию сращения литературы и философии, предвосхитив нынешний "бум" документальной, мемуарной, биографической прозы, он создал прекрасные путевые очерки "Джентльмен в гостиной" (1930), "Дон Фернандо: несколько вариаций на испанскую тему" (1935) и самую "личную" книгу "Подводя итоги" (1938).
Ричард Олдингтон и Грэм Грин восхищались живой, полной интеллектуального блеска прозой "Дон Фернандо", той неподдельной любовью к Испании, которой дышат страницы книги, глубиной проникновения в историю, культуру, быт и сам национальный характер испанцев.
Путевые книги Моэма - это не только умелые зарисовки, они привлекают не столько информацией о незнакомых местах, сколько возможностью пообщаться с бывалым путешественником, остроумным собеседником, блестящим рассказчиком, послушать интересные истории и забавные анекдоты, задуматься над загадками человеческой природы, поразмышлять над тайнами творчества, ибо о чем бы ни писал Моэм в своих эссе, он неизменно возвращался к литературе - главному делу всей жизни.
Вторая мировая война застала Моэма во Франции. По заданию министерства информации Англии он изучает настроения французов, более месяца проводит на линии Мажино, посещает военные корабли в Тулоне. Уверенностью в том, что "Франция выполнит свой долг", будет сражаться до конца, дышат его репортажи, образовавшие книгу "Франция в войне" (1940). Три месяца спустя после ее выхода Франция пала, и Моэм, прослышавший, что гитлеровцы внесли его имя в черные списки, с трудом на угольной барже добирается до Англии, а позднее уезжает в США, где живет до окончания войны.
Допустив ошибку в своем прогнозе относительно способности Франции дать отпор Гитлеру, Моэм компенсирует ее острым анализом ситуации, приведшей к поражению (книга "Очень личное", 1941). Он пишет, что правительство Франции, стоявшие за ним преуспевающая буржуазия и аристократия и в целом обеспеченные круги больше боялись русского большевизма, чем германского нашествия. Танки держали не на линии Мажино, а в тылу - на случай бунта собственных рабочих. Коррупция разъела общество, дух разложения овладел армией.
Моэм был уверен в том, что французы, храбрый и гордый народ, освободят родину от рабства. Серьезен урок, который он извлек из трагической истории поражения Франции: "Если нация ценит нечто выше свободы, она потеряет свободу, а ирония состоит в том, что, если это нечто - комфорт или деньги, она лишится и их. Нация, сражающаяся за свободу, может отстоять ее, если обладает такими ценностями, как честность, мужество, верность, предвидение и самопожертвование. Не владея ими, она может винить лишь себя, если свою свободу утратит". Дальнейший ход мировой войны и поражение фашистской Германии в ней показали справедливость выводов Моэма.
Вернувшись после войны на Ривьеру, он нашел свой дом разоренным. Древний мавританский знак, предохраняющий, по поверью, от невзгод, запечатленный на стене у въезда на виллу и помещенный на обложках его книг, оказался бессилен против современного вандализма. Но главное - ненавистный Моэму фашизм был разгромлен, и жизнь продолжалась.
Послевоенное десятилетие было плодотворным для писателя. Моэм впервые обращается к жанру исторического романа. В книгах "Тогда и теперь" (1946), "Каталина" (1948) прошлое прочитано как урок современности. Моэм размышляет в них о власти и ее воздействии на человека, о политике правителей, о благородном патриотизме. Эти последние романы написаны в новой для него манере, они глубоко трагичны.
Последний значительный роман Моэма - "Острие бритвы" (1944) оказался итоговым во всех отношениях. Замысел его вынашивался долго. Конспективно сюжет был изложен в рассказе "Падение Эдварда Барнарда" (1921). На вопрос, сколько он писал книгу, Моэм ответил: "Всю жизнь". Это итог его раздумий о смысле жизни. Это попытка создать образ "положительно прекрасного человека" (выражение Достоевского). Им становится Ларри Даррел, молодой американец, прошедший испытание первой мировой войной. Он отказывается вернуться в привычное русло и жить "как все", т.е. ловить свой шанс в послевоенную пору всеобщего преуспеяния. "Великая американская мечта" не влечет его, он равнодушен к перспективам обогащения и этим резко выделяется среди соотечественников. Фронтовой опыт побуждает его искать иные ценности.
Долгое время у нас бытовало представление о Моэме как о писателе аполитичном, чуть ли не асоциальном. Между тем Моэм был очень чуток к общественным процессам, и "Острие бритвы" - еще одно яркое тому свидетельство. В свое время он первым нащупал тему "потерянного поколения". Теперь в романе, действие которого заканчивается накануне второй мировой войны, он указал на тенденции, которые будут определять жизнь "разбитого поколения" 1950-1960-х годов ("битничество", "хиппи", обращение к восточным культам и системам).
Достигнув возраста, когда потребность критически относиться к окружающему начинает преобладать, Моэм всецело посвящает себя эссеистике. В 1948 г. вышла его книга "Великие писатели и их романы"[*В 1954 г. книга вышла в переработанном виде под названием "Десять романов и их создатели"], героями которой стали сопровождавшие Моэма по долгой жизни Филдинг и Джейн Остен, Стендаль и Бальзак, Диккенс и Эмили Бронте, Мэлвилл и Флобер, Толстой и Достоевский.
Среди шести эссе, образовавших сборник "Переменчивое настроение" (1952), привлекают внимание воспоминания о романистах, которых он хорошо знал, - о Г. Джеймсе, Г. Уэллсе и А. Беннетте, и написанная со знанием дела статья "Упадок и разрушение детектива".
Последняя книга Моэма "Точки зрения" (1958) включает большое эссе о коротком рассказе, признанным мастером которого он стал еще в довоенные годы.
На протяжении своей долгой жизни Моэм излагал свои взгляды по проблемам творчества, вопросам писательского труда, на понимание задач литературы.
У Моэма своя концепция романа, новеллы, свой взгляд на театр и его задачи, свои суждения о мастерстве драматурга и о роли художника, интереснейшие высказывания об искусстве - все это рассыпано в его многочисленных эссе, критической и очерковой прозе, статьях, предисловиях, заметках.
Критика его подчас субъективна, но это компенсирует безупречный вкус, глубокий ум, тонкая ирония, широта подхода. Моэм верен себе: он увлекателен во всех жанрах.
На склоне лет Моэм пришел к заключению, что писатель - нечто большее, чем рассказчик историй. Было время, когда он любил повторять вслед за Уайльдом, что цель искусства - доставлять наслаждение, что занимательность - непременное и главное условие успеха. Теперь он уточняет, что под занимательностью разумеет не то, что забавляет, а то, что вызывает интерес. "Чем более интеллектуальную занимательность предлагает роман, тем он лучше".
Литература не должна поучать, но обязана способствовать росту нравственных критериев. В отличие от Уайльда искусство и этику он воспринимает в их единстве. "Эстетическое переживание имеет ценность лишь в том случае, если оно воздействует на природу человека и таким образом вызывает в нем активное отношение к жизни" - это запись, сделанная в дневнике в 1933 г. В дальнейшем он возвращается к этой мысли и углубляет ее, утверждая, что "чистого искусства" не существует, что лозунг "искусство для искусства" лишен смысла.
