— Не нервничай, Матьё! — утешал я западногерманского актера и режиссера Матьё Каррьере, который в таких случаях всякий раз бледнел от злости. — Наблюдай и запоминай! Такого ты нигде ни за какие деньги не увидишь.
Программу фильмов я видел далеко не всю. Наблюдал больше «тусовку» внутри и вокруг фестиваля. Откровенно, она меня больше всего и интересовала. Потому что, повторюсь: каждое масштабное мероприятие — это маленькая модель того, что происходит в стране. Так что чего уж в ней интересного — в официальной части?
Фестиваль открылся и покатился по московским ухабам. Конкурсная программа меня мало интересовала. Мнения же компетентных лиц были совершенно «разные». Одни говорили: тоска. Другие: скучища. Попробуй разберись, кто тут прав. Правда, имелось третье мнение, отборочной комиссии: «Представлено все многообразие мирового кинематографа». Стало быть, информация о состоянии мирового кино, которой мы располагали, была неверна. Дела в мировом кино обстояли хуже, чем у нас.
Об отсутствии на фестивале кинозвезд и акул кинобизнеса было много разговоров. Любопытна реплика Бориса Бермана, руководителя пресс-центра: «Список «звезд», не приехавших на фестиваль, мог бы составить честь любому престижному кинофестивалю».
И все-таки почему они не приехали, «звезды» экрана? Странно. Интерес к нашей стране на Западе был по-прежнему велик. Так почему же? Как-то встретил на фестивале Юрия Ходжаева, председателя Совинтерфеста, спросил его.
— Наивный ты человек, — ответил он мне. — Кто поедет на наш фестиваль? Ты мне лучше скажи, почему те, кто все время мотается за границу, никого не привезли?
Вопрос резонный. Наши кинематографические боссы предшествующие три года покружили достаточно и по Европам, и по Америкам. Наверное, завели личные контакты. Могли бы кого-то пригласить лично, уговорить приехать, дабы поднять престиж, авторитет отечественного кино.
И тут я вспоминаю одну достаточно привычную для нашего Дома кинематографистов сценку. Поздним вечером в ресторане сидит группа американцев и среди них «звезда» первой величины — актер Джон Войт. Стол у америкашек по-монастырски гол, только вода да пустая бутылка из-под шампанского. А жрать хотят — невооруженным глазом видно. Вытаскивают из карманов смятые суточные, скидываются еще на пару шампанского. Потом пытаются поймать официантку. Куда там! Те носятся по залу с дымящимися шашлыками, с батареями бутылок на подносах. Спешат обслужить клиентов «покруче»…
Я и сам бывал за рубежом, имею представление, как нас там встречают. Не оставляют без внимания ни на минуту, стараются показать самое интересное, накормить самым вкусным. Когда иностранец, принимавший тебя Там, приезжает в Москву, хочется вывернуться наизнанку, чтобы не ударить в грязь лицом, чтобы уберечь его от хамства гостиничного персонала, от безумств нашего сервиса, чтобы создать хотя бы подобие того, что мы видели Там.
Смотрю я на несчастных, потерянных америкашек и думаю: неужто никто из «наших» не встречался с ними на их территории, не пользовался их гостеприимством? Почему же сейчас никого из них, из хозяев, нет за столом гостей?
Национальный характер постепенно теряет лучшие свои черты. Вероятно, скоро исчезнет и самая исконная — русское хлебосольство.
Как-то я наблюдал такую картину. В вестибюле Дома кино сотрудник международной комиссии уговаривал одного из секретарей Союза:
— Пойдем, старик, пообедаем. Ты не волнуйся, за все заплачено! Ну что я один буду с ней сидеть?
Секретарю в тот раз было некогда, а может быть, тоже было неинтересно — «с ней».
Я подумал: о ком речь? Оглянулся и увидел маленькую немолодую уже женщину. «Батюшки! Это же Джульетта Мазина!» Для нас, вгиковцев шестидесятых годов, она была богиней. Актрисой номер один мирового экрана. Богиней она и осталась, и останется навсегда в наших сердцах. Какое счастье прикоснуться губами к ее руке, побыть с нею рядом, хоть как-то скрасить ее пребывание в скучной стране!
На этот раз «звезды» не приехали. И, по-моему, правильно сделали.
Фестиваль едва отшумел, а о нем уже было понаписано-переговорено… Первая оценка единодушна: не удался, не получился! А как он мог получиться? Что может выйти из ничего, из пустоты, из вакуума?
До этого я был дилетантом в фестивальных проблемах, но к XVI Московскому за плечами были «Одесская альтернатива» и «Золотой Дюк». Пожалуй, они осуществились процентов на пятьдесят от задуманного. Но какого это от всех потребовало напряжения, сколько было потрачено сил, энергии, нервов! К сожалению, на шармачка ничего не проходит.
А многочисленный авторский коллектив, который готовил Московский фестиваль? Или собрались здесь люди малоодаренные, не энергичные и не инициативные? Но это же не так. Среди готовивших в течение двух лет Московский кинофестиваль много звучных кинематографических имен, всем известно, что они не обделены ни талантом, ни неуемной энергией, ни организационным размахом. К сожалению, и талант, и энергия, и размах проявляются лишь когда дело касается личной выгоды, к примеру, зарубежной командировки или совместных, с Западом, съемок. То есть когда можно что-то взять. А вот когда нужно отдать — отдать талант, время, здоровье людям, обществу, кинематографу — вся предприимчивость, весь деловой азарт бесследно исчезают. Да простит мне Господь, если я несправедлив к этим людям!
В одном из фестивальных «круглых столов» участвовал мой друг, человек, которого я уважаю, но с которым все время спорю. Объясняя иностранным гостям ситуацию в кинематографе, он с неподдельной страстью убеждал их:
— Вы не представляете, какой у нас зритель, какой у нас плохой зритель!
Ладно, я с ним вынужден согласиться. Только сказав «а», надо говорить и «б». Если безнравственно общество, в котором мы живем, то безнравственны и мы — его художники!
На этом можно было бы поставить точку.
Но время сейчас такое, что любое событие крупного масштаба видится в непривычном ракурсе. Речь идет об аспекте криминальном.
Профессиональный клуб кинематографистов закрыли из-за — не скажу криминогенной — но… неприятной сложившейся в нем атмосферы. По этой же причине в разгар фестиваля был закрыт пресс-бар.
Ошалелые иностранцы метались вечером по гостинице, пытаясь найти место, где можно выпить, перекусить или спокойно поговорить — ради последнего большинство деловых людей и ездят на фестивали. Около полуночи в квартире режиссера Сергея Соловьева (я как раз был там) раздался телефонный звонок. Звонил министр кинематографии одной не очень к нам в тот период дружественной страны:
— Серьежа, будь другом, привьези хотья бы бутилка воды!
С булькающей авоськой в руках мы поехали в «Россию».
Пресс-бар закрыли по причине драки, которую устроили наши актеры. Актерская компания вела себя отвратительно. Однако драка стала только поводом для решительных действий соответствующих служб. Настоящая причина — создавшаяся в зале взрывоопасная обстановка.
Я бывал в пресс-баре и на предыдущих фестивалях. Всегда туда известными только им путями пробирались посторонние люди, любители потереться в кругу богемы. Но не в таком количестве!
Мы с нашими деловыми партнерами, немцами, появились в пресс-баре «России» на второй день его работы. По длинной, душной, словно сауна, кишке плохо освещенного зала бродили, как неприкаянные, иностранные гости. За столами сидели хозяева. И в основном не кинематографисты, не актеры, не критики, не люди театра — непонятно кто. Как они просочились через двойной кордон — неизвестно. Хотя… Если верить сообщению «Московского комсомольца», аккредитационная карточка стоила на черном рынке от 500 до 1000 рублей ($ 50–100). Впрочем, цены корреспондент явно преувеличил.
Мы с немцами огляделись: стулья, подоконники, места у стойки — все занято. И тут меня узнали за одним из столов (спасибо Соловьеву и его «Ассе» за подаренную мне репутацию «крестного отца»). Молодой, полноватый крепыш с тяжелой золотой цепью на шее протянул руку, представился:
— Август.
Я тоже назвался.
— Вас мы знаем. А эти кто? — кивнул он на моих спутников.
— Немцы. С Запада.
— А-а, фашисты! Зелени у них нет? Берем за любую цену.
Я поморщился, он с ходу врубился и переменил тон.
— Все! Понял. Вас понял. О делах ни слова. Садитесь.
— А куда садиться-то? — поинтересовался я.
— Пока на наши стульчики, сейчас мы принесем другие, — и Август с двумя приятелями бодро направились куда-то в глубь зала.
Я недоверчиво посмотрел им вслед: ну где тут взять стулья, если даже подоконники заняты? Но Август с лучезарной улыбкой на лице уже двигался обратно, держа в вытянутой вверх руке стул. Позади тащились два его соратника, держа по два стула каждый.
Потом, когда мы выпили, я спросил Августа:
