— Вы задерживаетесь на 72 часа по подозрению в хулиганстве, совершенном группой лиц по предварительному сговору, — объявил Дианову и Точилину дознаватель. — Статья 213, пункт «а», часть 2. — И вздохнул: — Надо же было вам с таким человеком сцепиться!
— Да кто он? — не выдержали «хулиганы».
— Вы разве не знаете?! Начальник Московского уголовного розыска полковник Максимов.
Версия начальника МУРа выглядела совсем иначе: «25.06.2000 года примерно в 17 ч. 30 мин. от дежурного по МУРу я получил сообщение об убийстве неизвестной девушки в лесопарке в р-не Юго-Западного округа. Получив сообщение, я поехал на работу на Петровку, 38. Поехал на своей машине ВАЗ-2108, госномер 196.
Выезжая из деревни Кутьино, я совершил обгон автомашины марки «пассат». Не доезжая трассы, меня обогнала вышеуказанная автомашина. Обойдя мою автомашину, водитель автомашины «пассат» перегородил моей автомашине дорогу, вынудив меня остановиться.
Остановившись, двое мужчин подошли ко мне, т. е. к моей автомашине с левой стороны, открыли дверь, схватили меня за руки, вытащили из автомашины и, ругаясь нецензурной бранью, они оба стали бить меня.
Я пытался выяснить у мужчин, в чем дело, но мужчины, ругаясь, наносили мне удары по лицу и телу
Я на некоторое время потерял сознание и присел на землю, схватился руками за голову После этого мужчины говорили какие-то угрозы в мой адрес, после чего они сели в свою автомашину и поехали».
Такие показания дал на допросе «потерпевший» полковник Максимов. Он не скрывал, что действительно после «дорожной сцены» позвонил по мобильному на Петровку и приказал задержать обидчиков.
Есть и доказательства — справка из поликлиники № 8 об осмотре «избитого» начальника МУРа. Поставленный диагноз: гематома губы и ушиб левой руки. Если верить документу, Максимов обратился к врачам в тот же день — 25 июня. В 19 часов 20 минут.
Тут-то и начинается самое интересное. Следите внимательно:
В 19.20 Максимов обращается к врачам.
В 19.57 в книге учета отдела милиции «Тверской» регистрируется собственноручно написанное им заявление о нападении.
Разница во времени — 37 минут. Любой, кто хоть раз бывал на приеме у врача, знает, что такой осмотр за минуту не провести. А ведь нужно еще доехать от поликлиники до ОВД «Тверской», написать заявление, причем поликлиника находится на краю географии — в Олимпийской деревне, а отдел милиции — в самом центре, на Большой Дмитровке.
Даже этого нехитрого анализа достаточно, чтобы понять: документы в деле Максимова сфальсифицированы и оформлены задним числом. Я увидел это сразу. И тут же безоговорочно поверил словам Дианова, который говорил как раз, что в указанное время Максимов никуда не ездил, не писал заявлений, не проходил медосмотров. Он издевался над стоящими перед ним на коленях людьми.
И еще одну максимовскую фальсификацию выявил я без труда. По его версии, он мчался в Москву, точно комета, потому что спешил на «убийство неизвестной девушки».
В тот день, как следовало из поднятой мной сводки происшествий, в Москве был найден лишь один женский труп: на территории Юго-Западного округа, в районе Севастопольского проспекта. Только вот незадача — тело это обнаружили в 13 часов 11 минут. То есть к тому моменту, когда Максимов пулей сорвался с дачи, все уже было сделано и врачи вместе со следственно-оперативной группой давно покинули место происшествия. Никакого смысла ехать ему не было.
Да и не ездит никогда на такие преступления начальник МУРа самолично, не его это уровень, просто придуманная Максимовым отговорка позволяла ему объяснить свое лихачество долгом службы. Мол, мчался не просто так, а потому что «мы все время на посту»…
Ложь эта была далеко не единственной. Как мы помним, и Дианов и Точилин категорически утверждали: их обгонял «субару форестер», госномер С 370 ЕУ. Та же роскошная иномарка упомянута и в материалах следствия. Однако Максимов упорно пишет:
«Я поехал на своей машине ВАЗ-2108, госномер 196».
Почему?
Вот тут-то, пробив машину по милицейской базе (эта пробивка, кстати, стоила потом одному сотруднику МУРа должности: Максимов лично проводил расследование, выясняя, кто из подчиненных мне помогал), я и обомлел. Оказалось, что «субару форестер», госномер С 730 ЕУ 99, с марта 2000 года… числился в угоне.
Поначалу верить в это не хотелось, но и не верить было нельзя, ибо передо мной лежала карточка учета автотранспорта, где черным по белому было набрано — «Внимание!!! в угоне» — и стояло три восклицательных знака.
Машина эта была записана на 19-летнюю дочь Максимова Екатерину. Просто ум за разум заходил. Бред какой-то. Получалось, что начальник МУРа угоняет машины сам у себя.
Причина этого абсурда стала понятна мне чуть позже, когда через своих людей в таможенном комитете я прояснил биографию «угнанного» «субару».
Его ввез в страну в 1998 году некий гражданин Семоч-кин. А в 2000-м Одинцовская таможня возбудила против этого Семочкина уголовное дело. Оказалось, что машина была не растаможена и перевозчик Семочкин не заплатил причитающиеся таможенные пошлины. (Для конца 90-х — ситуация вполне типичная.)
В подобных случаях таможня обычно действует неизменно жестко: «контрабандную» машину объявляют в розыск, а потом отбирают у владельца. Неважно: виноват этот человек или нет. Главное — возместить ущерб государству, а «лишенец» нехай себе судится с теми, кто всучил ему такую подлянку.
К этому все шло и на сей раз. 2 марта 2000 года по запросу Одинцовской таможни Зонально-информационный центр подмосковного ГУВД внес «субару форестер» в «черную» базу данных. Через сутки, 4 марта, аналогичную операцию проделал и столичный ЗИЦ.
Оставалась сущая безделица: найти владельца «субару» и конфисковать ее, однако случилось удивительное. В тот же самый день — 4 марта — в другой милицейской базе неожиданно появилось сообщение, что машину… угнали. И всё, концы обрублены.
Так вот для чего весь этот театр был нужен Максимову: уж больно не хотелось расставаться ему с любимым джипом.
Он понимал, что таможенники разбираться не станут: отнимут машину, а потом ходи, доказывай. Если уж нерастаможенный джип отобрали накануне у тогдашнего министра печати Лесина (об этой скандальной истории много писали в газетах), чего там говорить о каком-то начальнике МУРа.
Гаишников же и милиции бояться ему было просто смешно: кто рискнет проверять документы, если за рулем сидит главный сыщик Москвы.
Сомневаюсь, чтобы Максимов писал заявление об угоне самолично. Человеку такого уровня достаточно было одного телефонного звонка. И не поддайся он взрыву амбиций, не захоти поупиваться властью, эта история так и осталась бы в тайне.
(Кстати, еще одна любопытная деталь: джип Максимову продал (хотя продал ли?) некий Вадим Валерьевич Орлов. Ранее этот гражданин привлекался к уголовной ответственности за… участие в групповом угоне автомобилей. Подробность эта становится особенно пикантной, если учесть, что Орлов был первым физическим владельцем «субару». Именно к Орлову после «отмывки» через подставные фирмы перешла контрабандная машина.)
— Они будут сидеть, — без обиняков заявил адвокату Точилина и Дианова дознаватель Волоколамского ОВД Фотин — тот самый, поднятый ночью с постели.
— Я пытался убедить дознавателя, что никакого состава преступления нет, что в деле масса несостыковок, — рассказывал мне адвокат Евгений Алхимов. — Но он посмотрел на меня, как на дурака: «Вы что же, не понимаете? Я получил команду и выполню ее любой ценой».
Лишь после похода к районному прокурору ситуация изменилась. Через трое суток и Дианов, и его пасынок вышли на свободу. На руках у них были заключения эксперта: адвокат-таки настоял на медосмотре подзащитных.
Встреча с начальником МУРа закончилась для Сергея Дианова черепно-мозговой травмой с явлениями сотрясения мозга 1-й степени и разрывом барабанной перепонки. Для Точилина — сотрясением мозга, гематомами затылочной области. Плюс — ворох синяков и кровоподтеков на каждого…
…Мы встретились с Диановым около Белорусского вокзала. Был уже вечер. Проносился мимо поток машин по Ленинградке, из-за забора кондитерской фабрики «Большевик» плыл сладкий, ванильный запах.
Хорошо помню, как сел я к нему в машину — тот самый злополучный «пассат» без кондиционеров. Правда, окна на этот раз были закрыты: на дворе стояла осень.
— Обидно, — говорил мне Дианов, и голос его предательски дрожал. — Даже если я в чем-то виноват, ну разобрался бы со мной по-мужски. А вот так — использовать власть, ставить на колени… Главное — ребенка избивать… Хуже иного бандита, честное слово…
— Почему же вы не дали ему сдачи, если он действительно начал драку первым? — допытывался я.
Дианов смущенно улыбался в ответ:
