Глупая новая собака лежит под моей кроватью. Она забеременела от маленького пса Оскара, который живет через дорогу. Никто из нас не может понять, как это произошло, так как Оскар чуть больше, чем банка консервированной фасоли, а глупая новая собака – это немецкая овчарка.
– Она должна была вырыть яму и распластаться в ней, – с отвращением говорит Кэз. – Она просто умирала, как хотела этого. Твоя собака – шлюха.
– Я скоро стану женщиной, собака, – говорю я.
Собака вылизывает промежность. Я заметила, что она всегда это делает, когда я с ней говорю. Это грустно.
– Я нашла буклет, где говорится, что скоро у меня начнутся месячные, – продолжаю я. – Если честно, собака, то я беспокоюсь. Я думаю, что это будет больно.
Я смотрю в глаза собаки. Она глупа, как куча пробок. В ее глазах плывут галактики пустоты.
Я встаю.
– Я собираюсь поговорить с мамой, – объясняю я. Собака остается под моей кроватью, как всегда, выглядя глубоко подавленной тем, что она собака.
Я нахожу маму сидящей на унитазе. У нее сейчас восьмой месяц беременности, и, держа на руках годовалую спящую Шерил, она пытается пописать.
Я сажусь на край ванны.
– Мама? – говорю я.
Я думаю, что имею право только на один вопрос про «это». На один «разговор о менструальном цикле».
– Да? – отвечает она. Несмотря на то что она писает и держит спящего ребенка, одновременно она отбирает светлое белье из корзины.
– Ты знаешь, что у меня скоро начнутся месячные? – шепчу я.
– Да, – говорит она.
– Будет ли это больно? – спрашиваю я.
Мама на минуту задумывается.
– Да, – в конце концов, говорит она. – Но это нормально.
Ребенок тут же начинает плакать, так что она уже никогда мне не объяснит, почему это «нормально». Это останется невыясненным.
Три недели спустя все начинается. Я не то чтобы радуюсь, как вы понимаете. Все случается в машине по дороге в Центральную городскую библиотеку.
«Моя первая менструация началась: гадость», – записываю я в дневнике.
– Я не думаю, что у Джуди Гарленд когда-либо были менструации, – говорю я собаке этим вечером. Я, плача, разглядываю себя в небольшое ручное зеркальце.
Пакет с гигиеническими прокладками, который моя мама хранит позади ванной двери, сейчас стал и моим. Я чувствую печальную ревность ко всем моим младшим сестрам, которые еще не «присоединились к сообществу». Прокладки, толстые и дешевые, ощущаются между ног как матрас.
– У меня как будто матрас между ног, – говорю я Кэз.
Мы играем в одну из наших игр с куклами. Четыре часа игры, и кукла Кэз Бонни тайно убивает всех на роскошном круизном судне. Моя кукла Лайла пытается разгадать тайну. Одноногий герой Бернард имеет любовные отношения с ними обеими.
Мы постоянно оспариваем обладание Бернардом – ни одна из нас не хочет, чтобы наши куклы были одинокими.
– Ужасный, толстый матрас, – продолжаю я.
– Какой они длины? – спрашивает Кэз.
Прошло десять минут, и шесть прокладок разложены на кровати – теперь это кровати для кукол.
– Ну, круто! – говорю я. – Смотри, Кэз. Это светлая сторона менструации!
Дешевые гигиенические прокладки расползаются между бедер во время ходьбы и протекают. Я отказываюсь от ходьбы на время менструации. Моя первая менструация длится три месяца. Я думаю, что это совершенно нормально. Я регулярно падаю в обморок. Ногти на моих руках и ногах приобретают бледно-голубой цвет. Я не говорю маме, потому что уже задала свой вопрос о менструациях. Теперь я просто должна иметь с ними дело.
Кровь на простынях вводит в меня депрессию, это не красная кровь, как в мелодрамах и детективах, а скучная коричневая, как при обычном заболевании. Это выглядит так, как будто я проржавела изнутри. Пытаясь избежать застирывания пятен каждым утром, я запихиваю в трусики огромные пачки туалетной бумаги вдобавок к бесполезным гигиеническим прокладкам и всю ночь лежу неподвижно. Иногда появляются огромные сгустки крови, которые выглядят как сырая печень. Я предполагаю, что это содержимое моего чрева, выходящее слоями толщиною в дюйм, что это и есть настоящая менструация. Меня не покидает тоскливое ощущение: происходит что-то ужасное, но бить в связи с этим тревогу против правил. Я часто думаю обо всех женщинах в истории, которым пришлось иметь дело с этим дерьмом, пользуясь только тряпками и холодной водой.
«Неудивительно, что мужчины угнетали женщины веками», – думаю я в ванной, выскребая штаны щеткой и хозяйственным мылом. Отчищать засохшую кровь от хлопковой ткани – это что-то.
До того как была изобретена стиральная машина, мы все были слишком заняты стиркойдля того, чтобы бороться за всеобщее избирательное право.
Несмотря на то что Кэз на два года младше меня, у нее первая менструация начинается через шесть месяцев после моей, тогда же, когда ко мне приходит вторая. Когда все засыпают, она заходит в мою спальню плачущая и шепчет ужасные слова: «У меня началась менструация».
Я показываю ей пакет с гигиеническими прокладками на двери ванной и рассказываю, что делать.
– Положи в трусики и не ходи в течение трех месяцев, – говорю я. – Это просто.
– Будет ли это больно? – спрашивает она, широко раскрыв глаза.
– Да, – говорю я в благородной взрослой манере. – Но это нормально.
– Почему это нормально? – спрашивает она.
– Я не знаю, – отвечаю я.
– А почему тогда ты так говоришь? – спрашивает она.
– Я не знаю.
У Кэз начинаются ужасные спазмы. Она лежит в спальне с задернутыми занавесками, обложившись бутылками с горячей водой и крича «Отвали!!!» любому, кто пытается войти в комнату. Как истинная хиппи мама не «верит» в обезболивающие и пичкает нас целебными «травками». Мы сидим в постели, давясь настоем шалфея. Никто из нас не может поверить, что с этим придется мириться следующие 30 лет.
– Я не хочу детей, – говорит Кэз. – Зачем мне месячные?! Я хочу, чтобы моя репродуктивная система была вынута и заменена запасными легкими, когда я начну курить. А это все бессмысленно.
На данном этапе, кажется, нет абсолютно ничего, что заставило бы меня захотеть стать женщиной. Половые гормоны – это фигня, которая превратила меня из веселого ребенка в кровоточащую, плачущую, падающую в обмороки прачку. Эти гормоны ничуть не приблизили меня к обретению женственности: каждую ночь я лежу в постели, чувствуя себя несчастной, а прокладка в трусиках выглядит как «хрен».
Я снимаю с себя все и достаю ночнушку из ящика. В этот момент собака выползает из-под кровати и начинает грызть мою окровавленную прокладку. Изжеванные клочки красной ваты разбросаны по всему полу, а мои трусы свисают у нее из пасти. Она уставилась на меня с безрассудным отчаянием.
– О боже, твоя собака – это лесбийский вампир, – говорит Кэз со своей кровати, отворачиваясь, чтобы заснуть.
Я иду отобрать у собаки трусы и падаю в обморок.
Однако в разгар этого гормонального мрака наконец прибывает кавалерия – спускаясь с холма, звеня шпорами и сверкая на солнце эполетами: моя зеленая библиотечная карта. Сейчас, когда мне исполнилось 13 лет, я могу получать из библиотеки взрослые книги без необходимости брать карту у родителей. А это значит, что могу брать непристойные книги. Книги про секс.
– У меня были эти мечты, – говорю я собаке, когда мы идем в библиотеку.
Библиотека находится на другой стороне лужайки, гигантского участка, заросшего травой, где вы постоянно должны быть настороже из-за шпаны. Ее нельзя пересекать посередине – это тебя сразу выдаст. Нужно красться с краю – недалеко от домов, чтобы жители ближайших домов могли без бинокля разглядеть, как вас ударят ногой по голове.
– Мечты о… мужчинах, – продолжаю я. Я смотрю на собаку. Собака оглядывается на меня. Я думаю, что собака заслуживает того, чтобы знать всю правду.
– Я влюблена в Чеви Чейза, – говорю я собаке, готовая лопнуть от радости. – У меня был сон, в котором он поцеловал меня, и это было так возбуждающе. Я собираюсь спросить папу, не можем ли мы взять «Три амиго» в пятницу в видеопрокате.
Взять «Три амиго» из видеопроката – план, конечно, смелый. Мне придется применить множество тонких маневров, но оно будет того стоить. Я еще не рассказала собаке, но мысль о поцелуе Чеви Чейза так меня возбудила, что вчера я 16 раз прослушала, как он поет «Зови меня Ал», воображая, как он касается моего лица, в то время как Пол Саймон играет соло на басу. Я запала на Чеви. Я даже представляла свое первое слово ему – то самое, что завоюет его сердце.
– Чеви Чейз? – скажу я на вечеринке, которая очень напоминает ту, которую я видела в сериале «Династия». – Вы случайно не из Каннок-Чейз?
