Гофмейстер, оказавшийся Березовским, кинул "Счастливчику" белые порты и рубаху, липовые крестьянские лапоточки:
— Конечно, не от Версаче, но в вашем положении выбирать не приходится...
В таком облачении он и попал в "гнездо птенцов петровых", крепко накуренных и наспиртованных, находившихся на грани буйной ссоры. Здесь были все, — и Шереметьев благородный, и Брюс, и Боур, и Репнин, и счастья баловень безродный, полудержавный властелин. И, конечно же, Шафиров и Толстой, и Небольсин, и арап Петра Первого чернолицый Ганнибал. Ссорились и бранились, разделившись на питерских "чекистов" и московских "волошинцев". Решали, следует ли применять к мятежным стрельцам смертную казнь, или воздержаться от оной перед вступлением в Совет Европы.
— Вот он, стрелец поганый! — указал на "Счастливчика" Шереметьев благородный. — Казнить его!.. Сам ему на плахе башку отрублю, как кочету!..
— Может, лучше повесить? — засомневался полудержавный властелин. — Больно хорошо висят стрельцы. Солнышко их иссушит, и они, как флаги, трепещут...
— Я бы его по горло в землю зарыл и рядом кружку воды поставил... Знал бы, шельма, как бунтовать, — заметил Репнин, большой любитель земляных работ.
Все это были "чекисты". "Волошинцы", выходцы из Европы, судили иначе:
— Дать ему сто плетей, — высказался Брюс. — Мы ему дадим плетей, а Европа нам даст технологии. Мы в них крайне нуждаемся.
— Не стал бы его казнить. Яйца отрезать, и все. Попробуй-ка, побунтуй без яиц, — сказал Ганнибал.
— Казна пуста, господа. За десять гульденов продадим его в Амстердамский зоопарк, где давно ждут зверя русских лесов... — произнес Шафиров.
Все заорали, повскакали с мест. Небольсин выстрелил в потолок из пистолета. Толстой пошел на "Счастливчика" с топором. Неведомо, как бы все разрешилось, если бы не появился прихрамывающий от подагры Лефорт. Парик его был сбит. Морщинистое лицо покрывала желтизна. Из трубки сыпался огонь.
— Забираю его в Лефортовскую тюрьму. Он на Царя недоброе умыслил, — с этими словами Лефорт схватил "Счастливчика" за шиворот и выволок наружу.
— Ох, устал я вам помогать, — произнес Березовский, выплевывая изо рта мерзкую обкусанную трубку. — Ведь вам не расквитаться...
— Вернись в Россию!.. — возопил "Счастливчик", — Христом Богом молю... Без тебя пропадаю...
— Увы, не имею гарантий. Не хочу идти тернистым путем Гусинского, — и скрылся, как призрак белой ночи.
Грохот бронзовых коней, лай каменных собак, клекот грифонов, к которым присоединились все крылатые Ники и дующие в трубы богини, гуляли за близкими фасадами дворцов, словно гроза. Сквозь перекаты грома мелко и пугающе била дробь пулемета. Спасаясь от преследователей, "Счастливчик" вбежал в Летний сад, где повсюду с презрением взирали на него мраморные изваяния. Кинулся в Голландский домик. Дверь, по счастью, оказалась незапертой. В прихожей стояла подержанная обувь царя. Огромные, потрескавшиеся ботфорты, в которых царь исходил все невские причалы. Громадные туфли с медными пряжками и стоптанными каблуками, в которых тот работал на английской верфи. Большие разношенные боты, предохранявшие усталые ноги царя от северной слякоти. "Счастливчик" заметался в прихожей, слыша близкий бронзовый храп. Кинулся в бот и забился в глубине, моля об избавлении.
И тут началось наводнение. Нева вышла из берегов. Нахлынула в Летний сад. Поток ворвался в Голландский домик и смыл всю обувь. "Счастливчик", засевший в боте, закачался среди мутных невских вод. "Ботик Петра… — повторял он отрешенно, — дедушка русского флота..."
Нева носила его среди свинцовых вод, и, ужасаясь, вцепившись в край бота, он, тем не менее, отмечал замечательную плавучесть царской обуви, обещая Богу, если тот его спасет, поставить памятник "Ботику Петра".
"Аврора" наводила на него главные колибры, грозя устроить "цусиму". По реке, свидетельствуя о размахе несчастья, проплыли трусики балерин Мариинского театра, вставная челюсть актера Басилашвили, несколько утонувших "митьков", подмоченная репутация Александра Невзорова, записка вдовы Стеклярусовой на тувинском языке, оставленная на могиле незабвенного мужа. И повсюду, среди черно-фиолетовых бушующих волн его преследовали плывущие кони, разметав по воде бронзовые и гранитные гривы. По пояс вздымались из Невы царственные всадники. По-собачьи колотили лапами сфинксы и львы. Плывущий броневик долбил из пулемета. И сквозь свист ветра "Счастливчик" различал гневные, как возмездие, ленинские слова: "Учитесь торговать!.."
Проплывая мимо кунсткамеры, он увидел, что там, среди раритетов, засушенных слоновьих ушей, чучела карлицы, лягушки с двумя головами, доставленной запорожцами из Чернобыля, стоит стеклянная запаянная банка, и в зеленовато-желтом формалине, расплющив о стекло нос, смотрит его, "Счастливчика", отсеченная голова с белыми, как у вареной рыбы, глазами.
— Ваше Величество, не я, видит Бог!.. Скульптор Свиристели попутал!.. Не буду я спиливать голову Фальконе!.. Не буду переименовывать град Петра!.. Только отстаньте!..
И крик его был услышан. Кони и вс
адники отвернули. Выбредали на берег у Зимнего Дворца, отекая ручьями. Царь Николай, не слезая с седла, стянул сапог и вылил из него воду. Ленин, стоя на башне, выжимал кепку.
Буря мало-помалу стихала. Уже не так качало. Хотя "Счастливчика" бил озноб, и, возможно, у него начиналась атипичная пневмония. Он вдруг ощутил себя несчастным зайцем, попавшим в половодье. Его лапки и мордочка покрылись мокрой шерсткой, уши вытянулись и согнулись пополам. Он весь дрожал и попискивал. Мимо проплывали острова, и на них, тесно сжавшись, сидели другие зайцы. Все дрожали. Особенно выделялся телеведущий программы "Итоги", его просто била дрожь. Под стать ему выглядела телеведущая программы "Основной инстинкт". Трепетала хвостиком миловидная дикторша НТВ. Видно, все они хлебнули горя. Только Савик Шустер удерживал озноб. Сложил на груди лапки, похожий на Наполеона. Стоял на берегу, всматриваясь вдаль, не плывет ли кто.
Действительно, мимо плыл челн. В нем сидел мужичок в растрепанном треухе, гремел веслом. Подплывал к островам, хватал зайцев за уши, сажал в лодку.
— Цыц, косые!.. Свободу слова здесь ограничивает время и я, дед Мазай!..
Это, действительно, был сердобольный дед Мазай, спасавший незадачливых зайчишек. Он углядел плывущий по реке "ботик Петра" и торчащего в нем "Счастливчика". Догнал на лодке, схватил за уши и пересадил в челн:
— И то слово, счастливчик. Кабы не я, так утоп...
Он подплыл к берегу, покрытому травой-муравой. Выкидывал зайцев, и те задавали "стречка". Особенно прытко улепетывали Лобков и Осокин.
Приподнял за уши "Счастливчика", заглядывая в лицо добрыми стариковскими глазами. И "Счастливчик" изумленно узнал в нем Бориса Абрамовича Березовского, в рваном треухе, с дымящей "козьей ножкой".
— Борис?.. Вы — мой ангел-хранитель... Нас повенчала судьба... С этой минуты мы неразлучны... Не так ли?
— Знаешь что, барин, покамест ничего не могу сказать. А за гостинец спасибо. Енто мы уважаем... — он показал надкусанный ананас. — Скустно!.. Встретимся позже в Доме приемов "Логоваз"...
Оттолкнувшись веслом, Березовский уплыл. А "Счастливчик" очнулся в своей президентской кровати, видя, как нежно розовеют кремлевские стены. Ночная рубашка его была мокрой от пота. На полу дымилась недокуренная "козья ножка" с махрой.
10 июня 2003 0
24(499)
Date: 10-06-2003
БЕЗ ПРАВА ГОЛОСА (Возвращаясь к опубликованному)
От редакции. Недавно, в № 22, мы уже помещали письмо депутатов Госдумы РФ в адрес Президента России по поводу угроз Минпечати закрыть газету "Завтра". Под письмом были подписи депутатов левопатриотического крыла Думы, но поскольку документ открыт для подписания, под ним появляются все новые имена, часть которых представляют уже и другие думские политические силы. Поэтому мы публикуем близкий к первому второй вариант письма — с подписями, поступившими в последние дни.
Президенту Российской Федерации
В. В. Путину
Уважаемый Владимир Владимирович!
Депутаты Государственной думы обеспокоены шагами, предпринимаемыми исполнительной властью в направлении ограничения деятельности независимых СМИ.
На протяжении 2000 — 2003 гг. пространство для выражения альтернативных взглядов на общенациональном телевидении, в первую очередь на государственных каналах, сократилось почти до нуля. Теперь, очевидно, начинается новый этап борьбы за монополизацию информационного пространства — захват и ликвидация печатных СМИ.
