Прошлась московскими дворами
Весна, хозяев не спросясь.
С хорами птиц, звеня капелью,
Вскрывая почки у берёз,
Весна окутывала землю
И прогревала всю, насквозь.
Весне распахивались настежь
Деревья, люди и дома.
Собрав свои пожитки наспех,
Катилась кубарем зима.
И только трогательно было
Снег почерневший наблюдать –
Как он глядел на мир уныло,
Пред тем как лужей грязной стать.
СЛЕДЫ НА ЗЕМЛЕ
Умереть не страшно, страшно – умирать.
Мне гореть не страшно, страшно – догорать.
Всё, что я задумал, – не успеть вовек.
Но хоть что-то должен сделать человек,
Прежде чем покинуть землю навсегда.
Страшно – не оставить на земле следа.
Пусть пройду бесследно…
Во сто крат страшней,
Землю покидая, наследить на ней.
Изумруд КУЛИЕВА
(1947)
ГОСТЬЯ
Сама себя я в гости приглашу,
Самой себе о бедах расскажу…
А в синей чашке
с трещинкой
простынет чай…
Ты только,
моя гостюшка,
не заскучай.
Всё было: слёзы, горести,
тоска, печаль…
Дарила мне судьба любовь –
так, невзначай…
Я той любви поверила –
всё весточки ждала.
Ах, были раскрасивые
у той любви слова.
Их радужность повысушил,
развеял ветерок…
Что загрустила,
гостюшка,
иль нехорош чаёк?..
ОТРЕШИСЬ
Отрешись, отрекись, открестись…
И на вечные веки простись.
Уходи от меня, из меня –
Я дарю тебе, милый, коня…
Не звони, не вини, не зови –
Не клянись в своей вечной любви.
Позабудь навсегда мой порог,
Чтоб и душу ты выкрасть не мог.
Камни с громом срываются вниз,
Так лети же, скакун, торопись!
ПЕСНЯ
Пой, мой саз!
Греми, мой саз!
Звени, мой саз,
Ты в руках
моих горячих
пел не раз…
Как блистал
струной дрожащей,
ликовал!
Как друзей
на шумный праздник
созывал!
Плачь, мой саз!
Греми, мой саз!
Звени, мой саз!
Я – ашуг,
начну сердечный
свой рассказ.
Что ж папаху
не решилась я надеть?
Без неё
ашугу песен
не петь!
Но со скрипом
у ашуга сапоги
И подкованы
надёжно
каблуки.
Вскину саз я
и прижмусь
к нему щекой…
Что ты так разволновался, дорогой?..
Пой!
Ашраф ГУСЕЙНЛИ
(1947)
ПРОЩАЛЬНЫЙ ПОЦЕЛУЙ
Промчится эта жизнь подобно птице,
И след её простыл, и шелест крыльев стих.
И вот уж прядь седая приютится
Предзимним инеем на волосах моих.
Но, колесо судьбы, ты неизменно
Вращаешься, и чёрт тебе не брат!
И космос заколдован – всё здесь бренно,
И выхода никто не видит, брат.
Любимая, тебя уносит поезд,
Откликнись, отзовись мне, как ты там?
Была весна, была печальной повесть,
…Ушла, а я всё льну к твоим устам.
Любимая, оставь свою гордыню,
Я жду тебя все ночи напролёт.
Ты там, на родине, я и поныне
Зову тебя, чтоб растопила лёд.
Порой готов я на колени падать,
Прося тебя среди весенних струй.
На высохших губах моих на память
Запечатлеть прощальный поцелуй.
НУ ЧТО ЖЕ ТЫ МОЛЧИШЬ?
Длинноволосая красавица моя,
Любовью пылкою твоей пронизан я,
Глядишь в глаза мне, изумленья не тая.
О, черноглазая, ну что же ты молчишь?
Все мои помыслы обращены к перу,
Но без тебя нет вдохновения в миру
И без тебя, сказать по правде, я умру.
О, черноглазая, ну что же ты молчишь?
Молчишь ты, словно бы закрылась на замок.
Глядишь задумчиво на тающий дымок.
Ну, улыбнись же, проглоти обид комок.
О, черноглазая, ну что же ты молчишь?
Ежеминутны мои мысли о тебе,
Твой мир таинственный теперь в моей судьбе.
Проси – я жизнь готов отдать не в похвальбе.
О, черноглазая, ну что же ты молчишь?
Меня полюбишь ты – скалу свалю плечом,
И солнце снять могу, стянув его лучом…
Рай для тебя создать мне будет нипочём.
О, черноглазая, ну что же ты молчишь?
Перевод Сергея КАРАТОВА
Султан МЕРЗИЛИ
(1948)
НЕИЗВЕСТНОМУ СОЛДАТУ
Слёзы матерей в глазах застыли,
И уже давно, за годом год,
Кажется, что кто-то на могиле
Песню колыбельную поёт.
Так и спишь ты, раненый, усталый,
Жизнь твоя осталась позади.
Та звезда, что над могилой встала,
Засиять могла б в груди.
Даже годы прыть свою свернули
Перед твердью подвигов твоих.
На ступеньках в тихом карауле
Замирают розы от живых.
Звуки смолкли, шорохи застыли,
И среди прощальной тишины
Кажется, что ты в своей могиле
Всё воюешь с призраками войны.
Перевод Надежды ВЕСЕЛОВСКОЙ
ЖИЗНЬ – СЛАДКАЯ ШТУКА!
Жизнь – эта сладкая штука,
На пальцах торговца мёдом.
Жизнь – эта такая сладкая,
Знает даже рыбка
На крючке рыбака.
Жизнь весной так сладка,
Что опьянеет пчела,
От цвета цветка.
Эх, какая сладкая!
Когда первый поцелуй
Обжигает губы подростка.
И когда все надежды,
Столетнего дерева
У последнего листа.
Светит солнце в небе,
Вся вселенная наша.
Жизнь такая сладкая!
Как сахарный петушок
сладок
в руке малыша.
Перевод автора
Тахир АСЛАНЛЫ
(1951–1995)
ТРАУРНЫЙ ДЕНЬ ЦВЕТОВ
Народному художнику Азербайджана
Саттару Бахлулзаде
С тех пор
как взял в руки кисть,
ты за всю свою жизнь
иссякший родник
не писал.
Когда ты умирал,
не мог я смотреть
прямо в твои глаза,
в их иссякающий свет.
Цветы
говорили с тобой,
бутоны
раскрывались,
увидев тебя.
Для них ты был землёй,
весь –
с головы до ног –
родной плодородной землёй.
И были зёрна цветов
рассыпаны по тебе,
цветы росли из тебя,
цветы росли...
Пришла смерть.
В почётный караул
первыми цветы встали,
и только за ними – люди.
А дальше –
дальше в последний путь.
Цветы не могли умолкнуть,
оплакивая тебя.
Откуда было цветам
ещё раз тебя найти?
Цветы не могли идти.
Люди тебя понесли...
УТРО
От птичьих криков,
от звуков шагов
вздрогнут во сне тротуары.
Ветер стряхнёт осколки снов
с ресниц пробудившихся улиц.
Терпение звёзд на исходе –
все погаснут,
кроме одной...
И тогда надо мной
капли росы повиснут на листьях,
снимут ночную рубашку холмы.
И в полутёмных комнатах
с трудом проснутся люди
и прорежется в мире заря...
ДЕРЕВЬЯ СТОЯ НЕ УМИРАЮТ
Вздрогнул лес
от звука топора.
И одно из деревьев
стало похоже на человека,
сердце, которого неожиданно
пронзила острая боль.
Разметались как волосы
листья этого дерева.
Корни вцепились пальцами
в землю,
раздался тяжёлый стон...
Корни дерева,
по которому бил топор,
уцепиться пытались
за побеги соседних деревьев,
за траву,
за стрекоз и бабочек,
за тропинку,
за чей-то далёкий голос...
Не удалось, увы!..
Удар шёл за ударом.
Не осталось сил у корней,
не осталось последней надежды.
Топор – острый.
Удары – крепкие.
Дерево – мягкое.
Лесоруб – безжалостный.
Рухнуло навзничь
и замерло на земле
одно зелёное дерево...
Кто говорит –
тот напрасно так говорит.
Нет! Не правда, это –
неправда!
Деревья стоя не умирают!
Перевод Виктора Коркия
Майя БАДАЛБЕЙЛИ
(1952)
ЧТО НАША ЖИЗНЬ?
О, как торопим мы года,
Когда к мечте своей стремимся.
В конечном счёте в «никуда»
Несёт нас жизни колесница!
И в этой гонке мчусь и я –
