А ведь можно было бы ему задать некоторые типовые вопросы. Например, почем опиум для народа. То есть ежели коммунисты и национал-социалисты поддерживаются только вконец разоренным реформами, вымирающим от голода по 1 млн. в год народом, у которого, ясное дело, денег нет, то на какие средства живет верхушка КПРФ, проводятся пленумы и съезды, избирательные кампании, живут райкомы и обкомы?
Валерия Новодворская, «Русский журнал», 1.12.1998
Николай Сванидзе: «Заткнут рот — уйду из профессии»
Что думает о свободе слова служащий госканала Николай Сванидзе сумел удержать на плаву аналитическую программу и не отстать от модной сегодня документалистики. Теперь его «Исторические хроники» помогают телекомпании «Россия» постоянно повышать рейтинг, а искушенный зритель может позволить себе жить в настоящем посредством программы «Зеркало». Картина двоякая: о настоящем говорить страшно — значит, многое недоговаривается, а перемывание прошлого какой может дать результат? Об истории и современности на телевидении «Новая» спорит сегодня с Николаем Сванидзе…
— Николай Карлович, сейчас стало правилом закрывать аналитические программы, а политических журналистов направлять в дальние путешествия в роли «документалистов».
— Это не пугает вас?
— Меня вообще мало что пугает. Потому что я неплохо знаю историю. Я делаю документалистику, но при этом не покидаю кресло ведущего аналитической программы. Можно заниматься абстрактной документалистикой, рассказывая, чем питаются муравьеды. Тоже интересно. Политическая журналистика со взглядом в прошлое — это более трудо-, нерво-, время-емкий проект. Документалистика — самый жесткий жанр журналистики. Чего мне опасаться? Что закроют политическую журналистику? Ее нельзя закрыть. Пока есть политика…
— А почему, когда документалисты решают «замахнуться на Вильяма нашего Шекспира», то есть снять фильм о Путине, они в обязательном порядке подвергаются цензуре?
— Я не знаю таких случаев, когда фильм о Путине запрещали бы в эфире…
— Фильм телекомпании «Эхо ТВ», фильм московского корпункта «Аль Джазиры» — два безусловно интересных и явно рейтинговых документальных фильма зрители так и не увидели…
— А почему вы хотите смотреть фильм именно о Путине, а не о Ленине, Сталине, Дзержинском, Мейерхольде, Кирове, Мандельштаме?..
— Потому что я живу сейчас, в это время и в этой стране и ничего не знаю о том, что творится в голове у президента, которого выбрали мои родители.
— Включите телевизор и смотрите каждый день на Путина по центральным каналам. Каждый день о нем рассказывают в репортажах. Вам мало? Смотрите и составляйте свою собственную точку зрения. Что вы хотите еще услышать о своем президенте?! Вы о нем и так все знаете, изучили его уже как облупленного.
— Николай Карлович, в каком времени сегодня живет наше телевидение? Почему история нашей страны существует исключительно в прошедшем времени?
— А в каком времени она должна существовать? Но дело не в этом. История гораздо богаче, чем современность. Потому что современность всегда плоская и одномерная, а история — многослойна. Современность, как правило, намного беднее на персонажи. От того, что вам скажут, что нынешний лидер больше любит собак, чем кошек, что у него традиционная сексуальная ориентация, что он любит пить пиво и играть в бильярд, — что от этого изменится?
— Вот и я говорю, не пора ли поговорить о том, чем занимается наша власть сегодня…
— Я на самом деле вообще не люблю делать фильмы о лидерах. Я люблю делать фильмы о власти. Почему-то все воспринимают документальные фильмы с максимальной остротой — либо он лизоблюдский, либо хамский. Ни то, ни другое мне не нравится. А третьей формы народ не поймет… Почему до сих пор люди выходят на митинги с портретами Сталина, почему он пользуется такой бешеной популярностью? Он перебил кучу народа, он создал режим в нашей стране сродни фашистскому — почему он до сих пор не ушел из нашей страны?
— Путин тоже пользуется большой популярностью, но о его настоящем продолжают молчать…
— Объяснение молчанию лежит в нашей ментальной культурной традиции — мы не понимаем другого обращения власти с народом. Мы можем только страдать и чувствовать себя ущербными. Ивана IV, который убил своего родного сына, народ нарек уважительно — Грозный. Уважение в нашем понимании — это страх. Массовые убийства, войны — прощаются правителю. Воюет, убивает — молодец, значит, рука тяжелая, значит, удержит страну.
— Неужели вы действительно считаете, что в наше время не о ком и не о чем рассказать?
— Людям хорошо живется, когда политика скучная. Чем политика менее интересна, тем спокойнее и стабильнее в стране. Все политические драмы, на которых греют руки журналисты, для людей никакого интереса не представляют.
— А вам как политическому журналисту сегодня интересно работать?
— Сейчас много споров вокруг политической журналистики: есть она или нет?
Умеющий видеть — увидит, умеющий слышать — услышит. Просто нет того простора для разгульного анализа, как это было несколько лет назад.
— Вы чувствуете, что профессия все более загоняется в рамки?
— Беда не в том, что я это чувствую, — всякий опытный человек это чувствует. Я сформировался как журналист при полной свободе слова и пришел в профессию в 1991 году, и у меня выработалась привычка к полной внутренней свободе. Я могу сознавать внешние рамки. Но я боюсь, что это плохо действует на молодое поколение журналистов.
Они очень скованны, очень сильный внутренний цензор с огромными зубами, который выгрызает их собственные мысли. Но я не вижу системы прямых запретов. При мне происходят рабочие планерки, и никто никому ничего не запрещает. Люди сами ограничивают себя. Это ментальная традиция.
— Программа «Зеркало» немного изменилась в формате. В студии появляются герои. Почему вы решили из аналитической программы сделать токшоу?
— Программа «Зеркало» — это не ток-шоу. Ток-шоу — это программа «К барьеру!» Соловьева. 12—15-минутную программу разве можно назвать ток-шоу? У меня камерная программа в небольшой студии. Мою программу можно назвать ток (разговорная), но без приставки «шоу». Есть люди, которые устраивают шоу в эфире, но я не ставлю перед собой такой задачи.
— Ас какой эпохой можно сравнить сегодняшнюю историю страны?
— Можно сравнить с эпохой Александра III. После реформ Александра II был известный откат назад при Александре III.
— Только что вы подтвердили тот факт, что наша страна постоянно катится назад…
— «Откат назад» и «катимся назад» — это разные вещи. Откат с остановкой — это когда перед революцией делается большой и широкий шаг назад. Это значит, что за ним последует смелый шаг вперед, перед этим нужно снизить на время скорость. Мы слишком зашли вперед, поэтому нам просто необходимо уйти немного назад. Сейчас в России период стабилизации.
— Николай Карлович, а можно сказать, что сегодняшняя власть боится СМИ?
— Сейчас СМИ боятся власти. Власть боялась СМИ в 90-е годы, сейчас они поменялись ролями.
— Значит, есть чего бояться…
— У нас всегда есть чего бояться. Это скорее традиция нашей страны — бояться власти. Потому что у нас каждый раз, как только пахнет легкими заморозками, как власть чуть-чуть суровеет, сразу все начинают прятаться по углам и дрожать. И, в частности, это свойственно СМИ. У нас демократические традиции очень слабые. Поэтому я настаиваю, что история намного интереснее современности.
— А вы не считаете, что указания всякого рода, жесткий контроль над работой тележурналистов — это форма рабства?..
— Не знаю, как вы, а я лично никаких указаний сверху не получаю. Что касается внутреннего редактора, то он во многих журналистах сидит, и очень сильный. Общее ужесточение ситуации, общее похолодание чувствуются многими журналистами. Впрочем, та или иная степень закрытости, те или иные запреты присутствуют во всех СМИ. Вы не сможете назвать ни одного уважаемого европейского СМИ, в котором не было бы запретов вообще. Если есть хозяин — значит, есть запреты. Будь хозяин частным лицом или государственным. Ни один хозяин не позволит своему работнику говорить и делать то, что противоречит законам его бизнеса, его личным интересам. Линия СМИ формируется далеко не журналистом, а хозяевами и руководством компании. Хозяева нанимают нужное им руководство. Штат формируется из журналистов, которые устраивают руководство. Если ваша позиция расходится с позицией руководства, то вы должны забыть о своей позиции…
— Забыть о позиции — это не журналистика. В таком случае нужно забыть о руководстве…
— Это не всегда возможно. Когда готовится программа «Новости» — можно ничего не говорить, обойтись без комментариев и давать только новости, но позиция руководства все равно будет видна. Какие новости давать, какие не пропускать в эфир, в каком порядке давать новости, каков у вас при этом подбор слов — все это может быть незаметно зрителю, но профессионал всегда увидит, что вы хотите этим сказать. Окраска информации и есть позиция СМИ.
