Ознакомительная версия.
А сейчас мир един. Открывать форточку и привлекать конкуренцию извне невозможно. Никакие кочевники ниоткуда не придут в силу недостаточной интенсивности межпланетных сообщений. Так что новая депрессия будет долгой и болезненной. Безусловно, технологические процессы ломают монополизм, именно поэтому глобальные монополии прилагают огромные усилия для того, чтобы сдерживать технологический прогресс. Классический пример тому — институт интеллектуальной собственности. Попробуйте-ка что— нибудь изобрести сами то, что до вас уже кто-то придумал. Только попробуйте!
Так что депрессия будет долгой, и глобальные рынки будут распадаться на макрорегионы. И вопрос для нас абсолютно простой: или мы сформируем свой макрорегион — евразийский, постсоветский — как угодно он может называться, но понятно, что географически и культурно он будет евразийский. Или мы будем никому не нужными окраинами трех совершенно разных миров: большого Китая, Европы и исламского мира. Эти окраины будут перемешаны, станут грызться друг с другом внутри себя и будут вымирать еще быстрее, чем окружающий мир.
При этом у нас не только необходимость создания своего макрорегиона — у нас еще и возможность! Даже во время правления нами оффшорной аристократии! Потому что те оффшоры, которым она служит, те кланы глобального бизнеса, что она обслуживает, в условиях перехода к глобальной депрессии начинают друг с другом сцепляться, и как обычно во времена глобальных потрясений, о которых говорил Андрей Ильич Фурсов, контроль над Россией очень сильно ослабевает. И у нас при категорической необходимости выживания появляется еще и возможность.
Для того чтобы выжить, нам надо вернуть себе субъектность. Здесь много говорилось слов: «мы», «государство». Но в настоящее время употреблять этот термин применительно к государству хотелось бы с осторожностью. Потому что в области социально-экономической политики, кроме отдельных кадровых изменений, не видно сколь бы то ни было значимых признаков того, что государственная социально-экономическая политика направлена на обеспечение интересов Российской Федерации, а не глобального бизнеса. Нужно, с одной стороны, объяснять людям, что если они будут так продолжать, как они 25 лет делают, то кончат в лучшем случае как Милошевич, а то и как Каддафи. И это объективная закономерность.
А с другой стороны, необходимо объяснять, что делать. Это вещи очень простые, очень примитивные. Например, что нужно гражданам Российской Федерации? Всего четыре вещи: ЖКХ, образование, здравоохранение и безопасность. Чтобы это дать гражданам Российской Федерации, нужно всего ничего: ограничить коррупцию. Не нужно даже увеличивать объем инвестиций в два раза. Достаточно сократить масштаб «откатов» при том же самом, а то и при снижающемся уровне расходов. И инвестиции, которые доходят до дела, вырастут кратно. Понятно, что ограничить коррупцию — значит в определенной степени изменить сложившийся государственный строй. Но нам этого бояться не нужно, потому что его вполне можно изменить в рамках существующего Уголовного кодекса. Нужно просто почитать, что там написано: там очень разумные вещи остались. Если уж плохой Саакашвили смог это сделать, испугавшись северного соседа, то наши хорошие руководители тем более смогут это сделать, испугавшись глобального экономического кризиса и глобальных монополий.
Вторая вещь — это ограничение произвола монополий. Эта вещь абсолютно тривиальная: берется учебник и просто делается все из учебника. Далее нужно гарантировать права граждан Российской Федерации на жизнь в экономическом плане. Потому что права у нас провозглашены, но экономическая составляющая этих прав как гарантирование прожиточного минимума у нас никак никому не гарантируется. А это неправильно.
И поскольку бедные люди всегда склонны покупать товары местных производителей, то при минимальном протекционизме (это четвертая вещь), хотя бы на европейском уровне — гарантирование прожиточного минимума само по себе решит огромное количество проблем не только экономических, но и социальных. Потому что человек, который себе зарабатывает на жизнь, обладает значительно более здоровой психикой и большим уровнем солидарности, чем тот, что мы видим сейчас не только в крупных городах, но и поселках городского типа.
Дальше необходима нормализация налогообложения. Запретительно высокое налогообложение — в частности, запретительно высокий уровень обязательных социальных взносов — превращает население в массу преступников. Когда бедный человек платит со своих доходов в сумме 39 % обязательных социальных взносов и подоходный налог, а богатый человек может заплатить 6 % по закону от всех своих доходов, а при минимальной изворотливости — 4 %, это устройство несправедливо и потому неэффективно, чревато глубочайшим внутренним напряжением в обществе.
Необходимо полностью освободить от каких-либо налогов малый производственный бизнес. Если уж у такого покровителя свободных рыночных отношений, как Иосиф Виссарионович Сталин, в 1938 году малый бизнес давал 12 % промышленного производства, то чем, собственно говоря, наши-то нынешние хуже?
И завершающий этап — это модернизация культуры, которая просто меняет лицо страны и облагораживает лицо народа. Заниматься модернизацией русской культуры при нынешнем уровне коррупции, монополизма, нищете населения, протекционизма и всего остального бессмысленно. Потому что деньги уйдут туда же, куда уходят в Сочи, при подготовке АТЭС — 2012 и других имиджевых мероприятий.
Все это — простейшие вещи, которые нужно требовать, запугивая уважаемых руководителей их вполне объективным будущим.
Андрей Кобяков, председатель правления Института динамического консерватизма:
Я склонен поддержать позицию Александра Агеева. Ведь Россия — страна исторически развивающаяся рывками: от рывка к рывку. Для нас рывок — нормальный путь развития. И предыдущие примеры в истории показали, что это нам доступно, это возможно, это нам по плечу, это наш стиль. А когда мы достигаем, причем мощно, бурно, быстро, той ступени, которая еще вчера казалась невозможной и наблюдателям со стороны, и даже самому социуму, расслабляемся. Начинаем думать, что раз достигнуто, можно праздновать. В этой праздности теряем бдительность. И начинается элемент застоя. После стадии кризиса мы снова встаем перед необходимостью рывка. Исторически доказано, что эта задача для России решаема. Важно ее осознать, принять соответствующее решение, важно определить приоритеты, методы и так далее.
Есть еще некоторые преходящие обстоятельства, без осознания которых просто невозможно осуществить поставленную задачу. Несмотря на то, что я являюсь давним и убежденным сторонником «теории длинных волн», хочу отметить, что особенность переживаемого момента еще заключается в том, что мы не только находимся в стадии «кондратьевской зимы», но переживаем к тому же кризис другого рода — парадигмальный кризис. Действительно, кризис нынешней финансово-экономической парадигмы в этом смысле не является типичным, он является уникальным. Понятны его истоки и краеугольный камень: это 1971 год — отказ всей мировой системы от какого бы то ни было твердого обеспечения валюты. Дальше наступает эпоха чистой пирамиды, делания денег из воздуха. Финансизация всей нашей жизни приводит к мощнейшему дисбалансу самого устройства экономической системы. Надстроечное становится базовым, мотивации начинают смещаться от производственной деятельности в сторону циничных механизмов зарабатывания денег. Вместо хозяйства и экономики мы переходим к крематистике. Все это сконцентрировано, и к тому же в глобальных масштабах.
Поэтому период, который мы переживаем, — это последняя капля, та соломинка, которая переломила хребет верблюду. Это действительно точка бифуркации, когда дальше существовать с данной финансово-экономической парадигмой мы просто не можем.
Поэтому у нас двойной шанс. Действительно, «кондратьевская зима», помноженная на способность России к рывку, дает нам шанс для опережающего развития. Ко всему прочему этот кризис финансово-экономической парадигмы необычным образом меняет карточный расклад на столе. То, что вчера казалось незыблемым: вот финансовая власть — она вот там, накопленные резервы тут, возможности ограниченные там, — все это может в короткое время перейти в иное качественное состояние.
И важно сейчас быть среди тех, кто управляет этим дискурсом и предлагает решение проблемы с финансово-денежными механизмами в глобальном масштабе. Тот, кто будет первым, получит очевидные преимущества. Когда утверждают, что у нас нет денег в нужном масштабе, — это ерунда. Не говоря уже о том, что мы за эти двадцать лет реформ делали все, что угодно, только не пытались построить суверенную финансовую систему. Здесь, повторяю, кроются абсолютно новые возможности. Понятно, что успех достижим при сплочении общества, при сверхзадаче, сверхидее, сверхценности — это должен быть мобилизационный проект.
Ознакомительная версия.
