Вообще, к этому времени Раскольников (полностью оправдывая свой псевдоним) показал себя как незаменимый специалист по самым деликатным делам: организация расстрелянной демонстрации, разгон Учредительного собрания, уничтожение Черноморского флота, незаконное осуждение и казнь командующего Балтийским флотом. Такие «спецы» нужны всегда, ибо они действительно «штучный товар». А потому председатель Реввоенсовета Республики был весьма заинтересован в том, чтобы авторитет его выдвиженца был непререкаем во флотских кругах. Приобрести же популярность там можно было, только возглавив какую-нибудь удачную морскую операцию, при этом обязательно на Балтике, где еще оставался настоящий флот.
Комиссары Балтийского флота С. Сакс и И. Флеровский телеграммой докладывали Троцкому: «Считаем необходимым доложить, что даже в наиболее надежных командах проявляется резкое недовольство частью первоначального состава Морской коллегии, чрезвычайно непопулярны Раскольников и Вахрамеев. Эта непопулярность дает великолепную возможность демагогам вести нить против Советской власти, прикрываясь тем, что они выступают лишь якобы против отдельных лиц». Комиссары однозначно дают понять Троцкому, что «чрезвычайно непопулярного» Раскольникова надо убирать подальше от флота, и чем скорее, тем лучше и для флота, и для революции. Что же Троцкий? А плевать ему на непопулярность своего любимца! Главное, что Раскольников предан лично ему, а все остальное уже не так для Троцкого и важно!
Из воспоминаний эмигранта контр-адмирала Дмитрия Вердеревского. «Раскольникова офицеры не любили, если не сказать больше. Он платил тем же. Сбежав от прямых мичманских дел, выступил одним из организаторов беспорядков, названных потом восстанием. Многие офицеры были убиты без какого-либо суда…»
Сам Раскольников в своей нашумевшей в свое время книге «Кронштадт и Питер в 1917 году» писал: «Происходил отнюдь не поголовный офицерский погром, а лишь репрессии по отношению к отдельным лицам». При этом сегодня документально известно, что Балтийском флоте было убито тогда более 120 офицеров и чиновников, арестовано еще свыше 600 человек. У Раскольникова — это только «отдельные лица»; что и говорить, «революционный топор» был в надежных руках.
Тем временем Балтийский флот, собранный к концу 1918 года в Кронштадте и Петрограде, стремительно деградировал, превращаясь в ржавую груду железа из-за нехватки начальников, команд и угля. Впоследствии Раскольников дал ему свою уничижительную характеристику: «Полгода никаких плаваний и работ не проводилось. К ничтожным остаткам обученных матросов добавились совершенно неопытные в морском деле люди, нанявшиеся служить часто ради того, чтобы куда-то пристроиться». Кто же в том был виноват, как не сам Раскольников, изгонявший опытных руководителей с флота и лично подписавший смертный приговор командующему флотом Щастному!
Казнь Щастного, разумеется, не прибавила авторитета на Балтике ни Раскольникову, ни его шефу Троцкому. Матросы и штабы начали демонстративно собирать средства семье покойного начморси. В руководстве флотом оставались соратники и единомышленники казненного комфлота. Сломить «балтийское неподчинение» Троцкий и задумал, назначив туда Раскольникова, чтобы тот «почистил конюшни». Поэтому поводом для приезда Раскольникова в Кронштадт и явилась очередная перетряска руководства Балтийским флотом, затеянная в конце 1918 года Троцким. Предреввоенсовета в очередной раз избавлялся от инакомыслящих, приводя к рычагам военной власти своих приверженцев.
Почти одновременно Раскольников получает и самый большой политический пост в РККФ — председателя бюро морских комиссаров, а заодно дополнительно и еще две должности — члена РВС Балтики и помощника командующего 7-й армией по морской части.
Телеграмма Полевого штаба Реввоенсовета Республики Е. А. Беренсу о роспуске Совкомбалта и учреждении Реввоенсовета Балтийского флота: «3 декабря 1918 г. Реввоенсовет Республики 2 декабря постановил во главе Балтийского флота поставить Реввоенсовет Балтийского флота в составе начальника Морских сил Зарубаева и членов тт. Позерна и Нацаренуса. Вместе с тем Совкомбалт, как учреждение, является распущенным. Реввоенсовету флота вменяется в обязанность на каждый действующий корабль наряду с начальником его назначить одного комиссара, привлекши к этому по возможности членов нынешнего Совкомбалта. Наштареввоенсоветресп (вот это должность!) Костяев, Член Реввоенсовета Республики Аралов».
Появившись в Кронштадте, Раскольников сразу же принялся командовать всеми, по существу, отстранив начальника Морских сил Зарубаева. Для этого у него имелись все полномочия, данные ему Троцким. По приказу Троцкого новым членом Реввоенсовета флота был назначен еще один видный троцкист — Крунштейн. Затем посланец Троцкого провел митинг по случаю переименования эсминца «Капитан 1-го ранга Миклухо-Маклай» в «Спартак», заявив, что это позволит «действовать решительнее и революционнее». Почему древний гладиатор- фракиец Спартак, дравшийся со столь же древними римлянами, показался бывшему гардемарину Раскольникову ближе, чем его героически погибший в Цусиме соотечественник, я, честно говоря, не знаю. Впрочем, все, что не делается, к лучшему, а потому имя Миклухо-Маклая так и осталось незапятнанным в военно-морской истории.
В тот же день Раскольников дал пространное интервью «Петроградской правде»: «С горечью в голосе товарищ Раскольников говорит о том, что он увидел на Балтике, когда вернулся с Волги в Питер. Он выразил уверенность, что прибытие красных боевых моряков с Волжского фронта позволит оздоровить Балтийский флот». Итак, «красный лейтенант» взялся за оздоровление Балтийского флота со всей революционной решимостью.
Как член Реввоенсовета Республики, Раскольников в данный момент олицетворял в Кронштадте высшую власть, а потому лично поставил перед командиром и комиссаром подводной лодки «Тур» боевую задачу: через 48 часов выйти в Финский залив и, не обнаруживая себя, произвести разведку до Ревеля, а если повезет, то и до Либавы.
— После ледового похода это первый выход в море! Задача не столько боевая, сколько политическая! Вы должны показать, что красные военморы могут прорывать морскую блокаду Антанты и действовать в открытом море! Товарищ Троцкий верит вам и надеется на вас! Наш поход будет мощным ударом по мировой буржуазии в лице английских империалистов! — патетически выступал член Реввоенсовета.
Ничего конкретного при этом Раскольников больше не сказал, ограничившись общими призывами и лозунгами.
Тем временем на подводной лодке «Тур» уже прогревали моторы, готовясь к выходу в море.
После общения с членом Реввоенсовета командир «Тура» Коль зашел в оперативный отдел штаба, где ему удалось немного уяснить ситуацию. А обстановка была не из легких. Штаб флота никаких сведений о противнике не имел вообще. Карта минных постановок на маршруте перехода была лишь приблизительная, к тому же ожидался шторм. От операторов Коль узнал и то, что по результатам разведки будут спланированы действия возможного десанта.
Командир «Тура» был из кадровых офицеров, окончил Морской корпус, участвовал в походах штурманом на «Тигре», затем старшим офицером на «Единороге». Как и многие офицеры, остался на Красном флоте из-за преданности своему делу, не испытывая, по известным причинам, особой любви к новой власти.
Комиссар лодки Гаевский был из батраков, бывший эсер. В октябре 1918 года, взвесив все «за» и «против», он перешел в большевики и сразу же был назначен комиссаром на «Тур».
Предписание С. В. Зарубаева командиру подводной лодки «Тур» Н. А. Колю о выходе на разведку в район Либавы: «7 декабря 1918 г. Секретно. Предлагаю вам по готовности идти в море, на разведку в Балтийское море, в район Либавы и Виндавы. Вы должны, руководствуясь навигационными материалами, данными командиром «Океана», пройти Суропским проходом и далее следовать курсами, рекомендованными датской картой. Во все время плавания вы должны принимать все от вас зависящие меры к тому, чтобы не обнаруживать себя, поэтому предлагаю вам следовать треком в погруженном состоянии или ночью.
Вы должны осмотреть Либавский и Виндавский порты. В случае встречи с английскими военными судами — их атаковать. Ежесуточно между 0 и 2 часами вы должны радиотелеграммой кратко давать знать о себе и обо всем замеченном. Я считаю, что до Оденсхольма наши станции будут вас слышать, и полагаю, что дальнейший ваш поход (от Оденсхольма — Либава — Виндава до Оденсхольма всего около 550 миль) вы совершите в 5 суток, следовательно, через 5 суток после вашего последнего донесения от Оденсхольма я буду рассчитывать. получить новое уже при вашем возвращении. Зарубаев Член Военно-революционного Совета флота Крунштейн».
