ЛОНДОНСКАЯ ЖИЗНЬ
Парламентское здание и его лабиринт. — Механизм парламентских прений. — Как здесь дают голоса ораторам, и как одному оратору содействуют, а другого топят. — Спикеры и уипсы. — Могучие средства и влияния последних на ход заседаний и судьбы парламентских битв. — Всякий ли из желающих говорить в парламенте получает слово, и столько ли он говорит, сколько желает? — Меры привлечения на министерскую сторону нерешительных, индифферентных, шатких и упрямых. — Электричество, красноречие, вино и сигары уипсов. — Их жалование и таинственные суммы бюджета. — Как задерживают заседание и как его прекращают? — Лондонские развлечения. — Скачки Дерби. — Умереннее ли английская чернь нашего рабочего народа? — Член библейского общества среди оргий. — Новое изобретение, после которого нечего бояться утонуть.
С тех пор, как некрасивые и непрезентабельные дома, окружавшие Вэстминстер-Голль снесены и заменены красивою позолоченною решеткою, площадь перед зданиями парламента превратилась в обширнейшую и роскошнейшую из площадей, которая служит достойным преддверием английского парламента. Парламентское здание — это колосс между зданиями: лабиринт его так велик и труден, что даже ни один из местных парламентских членов не вступал в него без ариадниной нити в лице проводника. Есть легенда, что будто один из рабочих, работавший там целые годы, однажды заблудился в этом лабиринте, и его нашли через несколько суток изнемогающим от голода. Еще сложнее и запутаннее умственная жизнь, средоточием которой служат эти стены. Не многие мудрецы в Англии в состоянии объяснить самим себе все тайны парламентской жизни. Главный ключ к этим тайнам носят в себе whips. Об них почти никогда не упоминают в наших газетах, и весьма многим на Руси, вероятно, вовсе не известно о существовании этого парламентского уряда, а между тем эти уипсы играют в английском парламенте очень важные роли. От них часто зависит вся судьба министров и самых важных мероприятий. Без их совета и содействия никто ничего в парламенте не обделает: вся тактика министерства и партий им известна, ораторы от них не независимы, речи их и их длина — все это находится в неотразимой зависимости от этих предводителей парламентской борьбы. Но об этом знают далеко не все, кому даже близко знакомы сокровеннейшие истории борьбы известнейших парламентских борцов и их партий. Дело в том, что уипсы эти в некотором смысле циклопы, — властная деятельность их производится вне всякой доступности очам стороннего наблюдателя: они работают втихомолку, и все, что они делают и что сделают, всегда покрыто тайною. Только одни лишь вожди партий посвящены в эти тайны и то лишь отчасти: они знают пружины, но законы их действия и для них часто остаются секретом. Мероприятия и средства уипсов так же многочисленны, загадочны, спутаны и перепутаны, как сбивающий с толку лабиринт парламентского здания, а может быть, и гораздо более. При видимом сходстве и однообразии — бесконечная разница значений в самых неуловимейших нюансах. Этих великих магов и волшебников при парламенте немного: в сущности, здесь всего только четыре уипса, два, состоящие на жаловании у правительства, и два, состоящие на службе у оппозиции. Иногда, глядя по работе, они берут себе помощников, но им нелегко находить себе помощников, потому что качества, которыми должен обладать человек, идущий править дело уипсов, редко соединяются в одном лице. От такого человека требуется утонченнейший такт, сдержанность, знание света и людей, уверенность в собственных силах и неусыпная бдительность. Кроме того, не у всех, обладающих приведенными качествами, есть столько самоотвержения, чтобы работать весь век втихомолку, безмолвно и таинственно, рабски повиноваться старшему и ниоткуда не ждать никакой похвалы своим трудам и талантам. Потому-то уипсов и дорого ценят и берегут. Во время парламентской борьбы уипсы берут на себя роль адъютантов партийных вождей, которые без них никогда не в состоянии были бы определить себе вполне всего поля сражения и сообразить свои силы с силами противников. Они являются в одно и то же время посланниками и дипломатами, герольдами и уполномоченными парламентских партий. Они решают не только вопрос о том, кто будет говорить, но и о том, кому из ораторов сколько времени позволять говорить? У консервативного уипса записано, может быть, до 30 ораторов, у либерального мистера Глина не менее, если не более. Неужели всем им дать говорить и говорить вволю, кто сколько хочет? Но это невозможно! Этак ничто никогда не выяснится, и заседание никогда не окончится. Говоруны народ ужасный — и кто имел неленостный досуг терять когда-либо свои часы в беседах русского Вольного экономического общества или еще лучше в Политико-экономическом комитете нашего Географического общества, где говорит академик Безобразов, или в Художественном клубе, где читали старые вещи артистка Читау и новую дребедень писатель Соловьев, тот может понимать, что такое иногда значит слушать.
Я бы их охотно слушал,
Если б мне чужие уши!
Одним словом — могут убить человека, или, по крайней мере, значительно отравить его жизнь, а дела никакого не скажут, и вот, чтобы этого не было или чтобы это, по крайней мере, случалось как можно реже, есть уипсы. Уипсы обеих партий перед открытием заседаний вступают друг с другом в переговоры и решают, сколько времени прения должны продолжаться, например, не более трех или четырех ночей. Затем уипсы приступают к выбору ораторов: второстепенные и третьестепенные ораторы ими без всякой церемонии обрекаются на молчание. Тщетно перед закрытием прений за несколько минут до полуночи двадцать или тридцать таких обреченных на молчание несчастливцев, всегда одерживаемых маниею говорить, подскакивают, приподнимаются, встают и жаждут слова, чтобы пустить потоки давно сдерживаемого ими и томящего их красноречия… Крики: «На голоса! на голоса!» заставляют этих членов парламента снова спокойно сесть на свое место и шептать свою речь самому себе мысленным шепотом. Благодаря стараниям уипсов, голоса в пользу немедленной вотировки беспощадно одерживают верх — и прение кончено.
Но уипсы решают не только, кто будет говорить, но и в каком порядке должны следовать один за другим друзья и недруги. Какой-нибудь опасный противник министерства заявляет, что он намерен произвести на него нападение в такой-то вечер. Кого выставить против него? Конечно, надо поставить против него борца, равного ему по силам. Уипсы решают, кто ему должен возражать, и тогда, хотя бы целые десятки консервативных посредственностей домогались поломать копья за министерство, ретивость их не получит приложения, и будет говорить только способный, выбранный уипсами оратор. Так уипсы распоряжаются членами парламента с некоторым обидным самовластием, и члену парламента, не известному своими ораторскими способностями, редко, редко уже при особой с его стороны настойчивости и домогательстве удастся захватить себе слово, да и то дадут ему говорить в обеденное время или же по вопросу, не возбуждающему общего внимания, — что все равно, что говорить перед пустыми скамьями.
Как ни щекотливы и трудны перечисленные нами обязанности уипсов, они далеко еще не исчерпывают всей их деятельности; у них остаются задачи еще потруднее. Они служат посредниками между министром-президентом и оппозициею. Министру-президенту нередко приходится опасаться, чтобы красноречие ораторов оппозиции не перетянуло на свою сторону большинства. В таком критическом положении и сам министр-президент обращается к уипсу. Уипс знает всех парламентских друзей и недругов и ведет интригу. Он отыскивает среди последних наиболее податливых и вместе с тем наиболее влиятельных и предупреждает их, что первый министр намерен внести предложение в таком-то духе, благоприятном целям оппозиции, и что потому в интересах самой оппозиции не надобно ослаблять министерство слишком рьяными нападками на это предложение, так как оно вслед за тем намерено внести такие-то предложения (которые оппозиции на руку). Относительно людей шатких, как и нейтральных, голос которых имеет значение только во время голосования, употребляется иная тактика. Тут уипс только просит первого министра публично раскланяться в коридоре с каким-нибудь нейтральным Брауном, колеблющимся Джонсом или честолюбивым Робинзоном, осведомиться об их здоровье, об урожае на хлеб или картофель. Молодой и стремящийся составить себе карьеру Робинзон вдруг слышит у себя за спиною толки о том, как лестно отозвался о нем первый министр, и у него ушки на макушке, и он весь раб и покорный слуга министра. На иных же, матерых Булей, которых ничто такое не берет, действуют через их жен. До супруги которого-нибудь из этих непокладливых господ вдруг доходят таинственные слухи, что министр намерен пригласить ее вместе с ее поблекшими дочерями на первый бал, который даст, а к этому какая же леди равнодушна? Она употребит все силы оберегать мужа от всех увлечений, которыми тот мог бы прогневать премьера. Так дела и делаются различными скромными, дипломатическими путями. Но есть у уипсов еще труднейшие задачи — это, например, содержание живых сил боевого строя своей партии наготове и в порядке. Выполнение этой задачи гораздо труднее, чем кто-нибудь может подумать. Большинство членов отличается таким убийственным равнодушием, что предпочитает постоянно блестеть своим отсутствием, ссылаясь в крайних случаях для обезоружения своего уипса на какие-нибудь страшные болезни. Когда в парламенте ничто не нарушает мирного течения дел, уипсы машут на них рукою, но, когда от исхода прений зависит судьба министерства, уипсы все поднимают на ноги. На мнимо больных они действуют через посредство влиятельных соседей, честолюбивых соблазняют надеждою на получение места, охотников до развлечений — каким-нибудь неслыханным празднеством. Деятельность их не ограничивается, однако, этими мнимо-больными. На решительных голосованиях должны присутствовать и действительно больные, если только они не умирают. Им предоставляются все удобства сообщения, купе первого класса, мягкие кресла на колесах и проч. При внесении билля о реформе министерства Росселя—Гладстона три года тому назад либеральный уипс Бранд превзошел самого себя в этом искусстве собирать свою партию. В палате появились члены, которых никто не видал в течение целого десятка лет, престарелые старцы, подагрики, паралитики в креслах, больные, обложенные подушками, калеки на костылях наполнили ряды либеральной партии. Консерваторы, с своей стороны, не ударили лицом в грязь, так что почти все 650 членов подали свой голос. Никогда еще палата не бывала в таком полном составе, как в эти достопамятные дни.
