Ознакомительная версия.
Одиннадцатая установка еврейского сознания — это установка на нестандартность поведения, предполагающая активный, творческий характер деятельности и позволяющая максимально адаптироваться к окружающему миру. Еврейская мудрость советует индивиду обуздывать влекущие его к крайностям импульсы, научиться владеть собой и придерживаться в жизни срединного пути. В иудаизме, подобно даосизму и дзен-буддизму, внимание акцентируется на изменчивости мира, на присущие всем ситуациям различия, что требует различного поведения в зависимости от конкретной ситуации. «И потому, — пишет А. Штайнзальц, — невозможно установить универсальную линию поведения для всех ситуаций; правильность принятого решения можно оценить, лишь учитывая определенное стечение обстоятельств, требующих реакции человека. Посему установить единый стандарт поведения невозможно»[335]. Таким образом, в принципе не существует универсального решения всех проблем и соответственно невозможна универсальная линия поведения во всех ситуациях. Это также означает, что еврейское сознание обладает ярко выраженной способностью оборачивать кризис, который нередко является единственной возможностью изменить ситуацию, себе во благо[336].
Такого рода отсутствие предзаданности мышления и поведения, установка на нестандартное мышление и поведение предполагает активный, творческий характер жизнедеятельности индивида. Переиначивая приведенный Я.И. Рабиновичем афоризм «два еврея — три мнения»[337], можно сказать «три еврея — тридцать три мнения», т. е. речь идет о поощрении и культивировании у каждого еврея способности нестандартно мыслить и нестандартно вести себя в различных ситуациях. Поскольку человек является образом и подобием Абсолюта, постольку он обладает свободой воли и творческими силами. «Это его уникальное свойство обусловлено тем, что человеку передана часть беспредельной Божественной воли, не скованной никакими ограничениями»[338]. Так как мир находится в непрестанном изменении, то нестандартность в решении возникающих проблем, нестандартность поведения дает возможность быть адекватным находящейся в движении окружающей среде.
Установка еврейского сознания на нестандартность поведения, неразрывно связанная с творческим характером деятельности индивида, имеет позитивный момент для самого человека, а именно: она продлевает жизнь и препятствует старению. Исследования показывают связь между памятью человека и активной, творческой жизнью: «главное условие сохранения памяти — активный, насыщенный разнообразными событиями и впечатлениями образ жизни»[339]. Дело в том, что активный образ жизни влечет за собою образование новых нервных клеток головного мозга млекопитающих, в том числе и человека, которые участвуют в формировании памяти. Современная нейрофизиология дает основания для формулировки идеи о том, что «Я» (личность) человека — это то содержимое памяти, которое извлекается именно в тот момент, когда в мозг приходит сигнал от органов чувств[340]. Нейрогенез (способность клеток головного мозга к воспроизводству) поддерживает идентичность «Я» человека, дает возможность сохранять и накапливать творческий потенциал, ответственный за нестандартное мышление и нестандартное поведение в самых различных ситуациях. Это спасает индивида от депрессии различного рода[341], обеспечивает долгую, творчески насыщенную жизнь, омолаживает организм и поддерживает интеллект на высоком уровне. Неудивительно, что евреи живут творческой жизнью до глубокой старости и что они способны получать наслаждения от своей активной деятельности.
* * *
Двенадцатая установка еврейского сознания представляет собой специфическую беспощадность к врагам, к тем, кто стремился их уничтожить, причем здесь немалую роль играет их социально-историческая память. «В самом общем виде историческая память, — подчеркивает Р.Г. Пихоя, — это устойчивая система представлений о прошлом, бытующая в общественном сознании. Ей свойственна не столько рациональная, сколько рациональная оценка прошлого»[342]. Поэтому историческая память социальной общности обладает инерционной устойчивостью, она является априорной для отдельного индивида. Социально-историческая память — это результат самоорганизации социальной психики, который в значительной степени определяет поведение людей, причем зачастую на бессознательном уровне[343]. Специфика социально-исторической памяти евреев состоит в том, что ряд событий, имеющих значение для выживания народа, транслируется от поколения к поколению посредством праздников и ритуальной практики.
Достаточно вспомнить, что еврейский народ в древности жил на Ближнем Востоке — мире войн, завоеваний, захватов добычи, где господствовала жестокость и беспощадность, представляющие собою инстинкт самосохранения на генетическом уровне. Немало он претерпел от ассирийских завоевателей, которые были жестоки и беспощадны, что объясняется условиями жизни тех времен: «Так, каждая продолжительная война, стоящая многих людей, грозит повлечь за собой распад государства. Зная это, ассирийцы беспощадны к взятым городам и народам, покоренным силой оружия. Они не довольствуются разграблением домов и разорением полей, но умерщвляют целые племена, и нет таких пыток, которые казались бы им слишком жестокими, чтобы покарать несчастных, дерзнувших оказать им сопротивление: одних они сажают на кол, с других сдирают кожу, выкалывают глаза, отрезают губы, не говоря уже о детях и молодых девушках, которых уводят в рабство»[344]. Не случайно, в Ветхом Завете имеется много картин жестокости, беспощадного отношения одних народов к другим, кровавых сцен насилия.
Вполне естественно, что евреи подвергались жестоким нападениям и насилию, что и они отвечали тем же самым, иначе им было не выжить. Не случайно, в Талмуде зафиксировано следующая формула: «Если кто-то пришел, чтобы убить тебя, убей его первым»[345]. Поэтому у евреев была разведка и контрразведка, диверсионно-террористические группы, чья деятельность помогла их государствам сохраниться, в противном случае они безвозвратно канули бы в небытие. «Кладезь премудрости, Библия, — подчеркивают Ю. Чернер и И. Кунц, — приводит множество примеров разведывательных и контрразведывательных, диверсионно-террористических, пропагандистских, дезинформационных и прочих тайных и явных операций. Некоторые специальные операции тех времен (скажем, акция по устранению военного лидера агентом Юдифью или весьма подобная ответная акция, осуществленная против Самсона, психологические атаки, диверсионно-террористические и специальные операции, осуществленные под руководством Моисея, или, например, применение спецсредств под Иерихоном) стали классикой, реально исходной точкой формирования практической идеологии почти для всех разведслужб мира»[346]. Такой же разведчицей была и Эсфирь, которая стала любимой женой персидского царя Артаксеркса (IV в. до н. э.) и узнала о заговоре его первого министра Амана, направленного на уничтожение евреев. В результате Аман и его приверженцы были казнены Артаксерксом, а спасение евреев Персии с тех пор отмечается праздником «Пурим». Этот праздник является важнейшим элементом социально-исторической памяти еврейского народа, который благодаря своей эмоциональной нагрузке воздействует на протяжении почти 2,5 тысяч лет на сознание евреев.
Потом, когда евреи лишились своего государства и оказались рассеянным по свету, их беспощадность трансформировалась, потеряв свою физическую жестокость. На это обращает внимание Л. Фейхтвангер в своем романе «Еврей Зюсс», когда пишет о том, что в Вюртембергском герцогстве торговали чинами и должностями, однако Зюсс усовершенствовал эту систему. Было создано наградное ведомство, проводившее аукцион вакантных мест, более того, создавались новые должности и звания[347]. Способность и таланты в таком случае во внимание не принимались, в итоге чиновники оказывались некомпетентными, что вело к ослаблению государства. Таким образом, физическая жестокость сменилась более утонченной и изощренной, более цивилизованной и гуманной, ибо люди больше не уничтожались, неся ущерб в своей хозяйственной деятельности из-за некомпетентности государственного аппарата.
Императив выживания требует фиксации в социально-исторической памяти событий, которые несут угрозы и опасности для общности. Все такого рода события заносятся в ячейки социально-исторической памяти еврейской цивилизации, чтобы потом нефизическими способами, финансовыми, экономическими и информационными методами предотвратить повторение этих событий, нанести превентивные удары по противнику. Все эти приемы стратегии непрямых действий привели к цивилизованным формам, к гуманному оружию. Однако суть беспощадного отношения к своим врагам не меняется, что предельно четко выражено рабби Дж. Давидом Блехом в его труде «Современные галахические проблемы»: «Запрещение химического и биологического оружия и гуманное отношение к военнопленным… конечно, являются признаком цивилизованности, но с фундаментальной точки зрения это — все равно, что обещание каннибалов пользоваться ножом и вилкой. «Гуманное оружие» — абсурдное понятие»[348].
Ознакомительная версия.
