— Он говорил: если бы мы молчали, то Тоня скоро бы вышла на свободу, — рассказывает отец Антонины Константин Зимин. — Якобы они там какого-то шпиона ловили, а Тоню для отвода глаз закрыли.
В СИЗО с Антониной происходили странности. Сначала ей запретили переписку.
«Мне сказали, что любое письмо — только с разрешения следователя, — рассказывала она правозащитникам. — Местный священник и психолог уговаривают меня признать вину, разве это нормально?!»
Поскольку ей долгое время не выдавали расческу, Антонина побрилась налысо.
Через какое-то время она заявила, что стала плохо себя чувствовать, просила передать близким образцы ногтей на токсикологическую экспертизу. И, хоть биоматериал не отдали, скоро она стала чувства себя лучше. Но пришла новая напасть — якобы обнаружили опухолевый процесс.
«В медчасти СИЗО, мне сказали, что, возможно, проживу пять-шесть лет, — говорила она. — Врачи гражданской больницы, куда меня вывозили после вмешательства ОНК, дают еще меньше — год-два жизни. — При этом я не знаю точный диагноз, потом что не берут биопсию».
Самое удивительное — последний анализ перед этапированием в Калининград на суд ничего опасного не обнаружил. «Был ли вообще рак или его придумали?» — спрашивает друг Антонины.
«На всех моих последних меддокументах стоит штамп (он замазан, но на просвет видно): «Ведомственная поликлиника ФСБ», — писала она в своих заявлениях. — То есть теперь все анализы идут туда. Я этой организации права на забор моей крови и т. д. не давала».
В чем же все-таки обвинили Антонину и ее мужа?
Зимина — сотрудница Фонда поддержки публичной дипломатии им. А.М. Горчакова, учреждённого по инициативе Дмитрия Медведева «для вовлечения граждан во внешнеполитический процесс». По роду своей работы постоянно контактировала с представителями стран Прибалтики. По слова отца, была патриоткой, за что ее лишили права въезда в Литву (выступила там с речью, где восхваляла российскую власть).
Наши спецслужбы интересовались родом деятельности Антонины, предлагали сотрудничество, но она отказывалась. Зачем им нужна была Зимина? А затем, что среди ее друзей и знакомых было много латышей, литовцев, причем занимающих не самое последнее положение в своих странах, таких, как, к примеру, экс-депутат Рижской думы, Руслан Панкратов.
В деле, как говорят, два эпизода. Первый связан с фотографией, и «МК» о нем подробно писал. Если в двух словах — речь о раскрытии личности действующего оперативника Калининградского управления ФСБ.
— Он был гостем на их свадьбе, напился, сам со всеми фотографировался, раздавал свои визитки, говорил, что поможет, если нужно, — рассказывает отец. — По второму эпизоду — Антонине и ее мужу вменяется, что они передали некий секретный документ латвийским спецслужбам. Взял его Антонец у себя на работе — он трудился в ту пору юристом в министерстве экономики Калининградского правительства.
Якобы этот документ нашли дома, но тогда как его дочь и зять вывезли на границу? Следствие путалось даже насчет его вида — на флешке он или на бумажном носителе. В суд предоставили некий жесткий диск, который, не открылся, и никто так и не смог понять, что там. Супруг Антонины не имел доступа к гостайне, так же, как и она сама.
В распоряжении «МК» есть два заявления Антонца, где он просит возбудить уголовное дело на двух свидетелей, которые, как он пишет, дали против него заведомо ложные показания (о чем он узнал во время ознакомления с материала дела). Один из них, некий чиновник, сообщил следствию, что Антонец задерживался на работе в министерстве до вечера, садился за его компьютер, имел доступ к его почте. «За компьютером сотрудника в кабинете № 436 не работал, доступа к указанному компьютеру не имел, включая логин и пароль», — пишет Антонец. И просит обратить внимание на тяжесть последствий для него в связи с этими, как он уверяет, ложными показаниями. Другое заявление касается показаний экс-замминистра экономики Калининградской области Нинель Салагаевой. В обоих случаях следствие не стало возбуждать уголовное дело. К слову, другие сотрудники министерства выступили в защиту Антонца.
— Суд постановил уничтожить все доказательства, — говорит Константин Зимин. — Среди вещдоков, к примеру, белый планшет, на котором якобы и была передана фотография со свадьбы. Я всю технику Антонине покупал сам. Никого белого планшета у нее никогда не было. До суда ко мне приходили, просили уговорить Тоню признать хоть часть вины, тогда обещали всего 6 лет. Но я не верю ни виновность дочери, ни в причастность зятя. Отец Антонины говорит, что будет подавать апелляцию на приговор, но в то, что она что-то изменит, не верит.
(Сотрудница Фонда поддержки публичной дипломатии им. А.М. Горчакова Антонина Зимина, которую приговорили за «госизмену по фото со свадьбы» к 13 годам колонии, подала прошение о помиловании. Зимина надеется, что президент РФ Владимир Путин помилует ее так же, как помиловал Оксану Севастиди и других, ранее осужденный по статье о госизмене за СМС об увиденной военной технике, идущей в сторону Абхазии).
Дело издателя Галумова
Анатомия предательства
В апреле 2019 года Управление собственной безопасности ФСБ России задержало двоих чекистов-оборотней центрального аппарата ведомства. Один из них — старший следователь по особо важным делам Следственного управления ФСБ Сергей Белоусов. Он обвиняется в том, что вымогал взятку в размере 65 миллионов рублей — причем в биткоинах — с семьи Галумова.
Белоусов до этого дня возглавлял следственную группу, которая вела уголовное дело Галумова (сам он арестован и находится в «Лефортово»).
Разоблачение Белоусова и его помощника Колбова (бывший старший следователь СУ ФСБ России) стало одной из самых уникальных операций последних лет. Обоих в родном ведомстве считали едва ли не гениями. Даже страшно представить, что они могли натворить, если бы на пути у них не стал Владимир Семенцов — бывший старший следователь по особо важным делам Генпрокуратуры, который и обратился в УСБ ФСБ.
Эраст Галумов
Напомним, что экс-гендиректора издательства «Известия», политолога, профессора, доктора политических наук Эраста Галумова тайно арестовали в начале 2018 года (родные и коллеги думали, что он на форуме в Санкт-Петербурге).
Я совершенно случайно нашла его в одиночной камере «Лефортово» во время проверки в качестве члена Общественной наблюдательной комиссии. Тогда впервые за всю историю общественного контроля оперативник изолятора по фамилии Иванов (не исключено, что у следствия после случившегося к нему возникнут вопросы — ведь по факту он помогал предателям-чекистам) потребовал разрешение следователя на общение заключенного с представителями ОНК.
Благодаря нам об аресте узнало общество, а главный редактор «МК» Павел Гусев подписал обращение с просьбой заменить коллеге арест на другую меру пресечения.
Но потом случились два события. Само уголовное дело засекретили, а Галумов… признал свою вину.
Как выяснила я тогда, вменялось ему мошенничество, причем, дело оказалось сугубо экономическое — якобы неправильно утилизировал печатный типографский станок. При чем тут ФСБ? Почему «Лефортово»? Ответов на эти вопросы мы найти не могли.
О загадочном деле Галумова на какое-то время забыли. Я навещала его в «Лефортово», где он сидел в камере с миллиардером Михальченко и всячески давал понять — пребывает в ужасе, но ничего рассказать не может. Недавно адвокаты Галумова обратились ко мне за помощью. Их (Владимира Семенцова и Викторию Брагинцеву) следователь не выпускал из следственного управления ФСБ. Почувствовав себя заложниками, они пытались даже выпрыгнуть из окна следственного кабинета! Только после предания этой информации гласности защитников отпустили.
