Федоров много ездил по разным странам. Какие подарки он привозил из-за границы? Обычно жене покупал кофточки, ребятам джинсы, племянникам — какую-то одежду. Секретарям тоже… Племяннику воздушное ружье привез из Америки. Любил дарить что-нибудь из охотничьего снаряжения — хорошие перчатки, маскировочные халаты, плащи от дождя.
В благотворительные фонды не верил. В Америке они действительно доставляют ваши деньги по адресу. А наши фонды организуются, по его мнению, часто для того, чтобы те, кто в них работает, в первую очередь пользовались этими деньгами. Нужно знать человека и самому ему лично помочь. Только не через фонды. Если он кому-то отдавал деньги, то просто отдавал. Никогда не одалживал. Одалживать — значит кого-то делать врагом своим.
Федоров был некрещеным. Его отец из числа суперкоммунистов. Когда родился сын, была огромная битва: бабушка хотела отнести внука в церковь, но отец все-таки не дал.
По версии — р-революционер. А фактически?
Экс-мэр Москвы Гавриил Харитонович Попов — фигура загадочная. Бывший главный телохранитель президента Ельцина генерал Коржаков приземлил отца московской демократии, вывел его в своей нашумевшей книге в неприглядном свете.
Дело происходило в критические дни августа 1991 года. Российский президент Борис Ельцин со своей командой находился в Белом доме. «Борис Николаевич пригласил чету Лужковых в свою комнату, — пишет Коржаков. — Горячих блюд не подавали. Мы жевали бутерброды, запивая их либо водой, либо водкой с коньяком. Никто не захмелел, кроме тогдашнего мэра Москвы Гавриила Попова — его потом двое дюжих молодцов, я их называл „двое из ларца“ — Сергей и Владимир, — еле вынесли под руки из подвала. А уборщицы жаловались, что с трудом отмыли помещение после визита Гавриила Харитоновича».
Но это, так сказать, бытовая деталь, широкой публике неизвестная. Как и та, что отец московской демократии не переносит физической боли и говорил Коржакову, что в случае нападения умрет от страха.
То ли дело витийствования за письменным столом! Здесь профессор Попов зело силен. Он даже разработал периодизацию краха власти Горбачева.
Первый этап состоял в том, что Горбачев и его группа, которая утвердилась у руководства, решили, что можно осуществить преобразования, используя существующий аппарат. Они были уверены, что этот аппарат дисциплинирован. Стоит только отдать указания, как машина начнет крутиться.
Потом были два года — 1986-й и 1987-й. Рубежом была ХIХ партконференция. Стало понятно, что аппарат пассивно выполнять указания не будет. У него свои представления, что плохо, а что хорошо. Из попытки использовать существовавший аппарат в качестве машины преобразований ничего не вышло. Итогом этого этапа стал протест Б. Н. Ельцина, который покинул руководство, первым осознав, что аппарат преобразований не хочет, а руководители к походу на этот аппарат не готовы.
Второй этап «революции сверху» состоит в том, что Горбачев решил ввести механизм давления на аппарат. Аппарат не сразу уловил этот маневр. Горбачев провел его блестяще. Он сначала обязал руководителей партии стать руководителями Советов и тем самым «вытолкнул» их на голосование при следующих выборах. Выборы назначили досрочно. На этих выборах народных депутатов СССР произошла грандиозная «резня»: 50 процентов первых секретарей были провалены.
Своей цели Горбачев как будто бы добился. Правда, ему пришлось заплатить за это и допустить в парламент страны людей, не относящихся к аппарату, так называемых кандидатов-аутсайдеров. Многие из них поддерживали Горбачева, другие были враждебны.
Собрался съезд народных депутатов СССР, на котором человек 100–150 составляли так называемую оппозицию. Основную же часть составлял все тот же аппарат. Попов и его единомышленники предполагали, что депутатам-демократам придется долгие годы выполнять роль оппозиции, меньшинства, выступать с запросами, разоблачениями и т. д. Но власть будет осуществляться без них. Поэтому они образовали межрегиональную группу. Однако начался процесс, которого не предвидели ни авторы преобразований сверху, ни демократы.
Межрегионалы, по признанию Попова, мастерски использовали ситуацию, сложившуюся в Верховном Совете. Первые два месяца там шла бессмысленная возня, говорильня, обсуждались третьестепенные вопросы. Многим умным людям стало ясно, что ожидать чего-то существенного не приходится. Межрегионалы умело сыграли на чувстве разочарования, охватившем народ. Требовались радикальные лозунги, и демократы их выставили.
Следующим шагом было создание коалиции. Демократы понимали, признается Гавриил Харитонович, что имеют дело с огромной страной, в которой работал мощнейший аппарат. Смысл коалиции состоял в следующем: аппарат и руководство — ваши, программа — наша, то есть вы будете делать то, что мы сформулируем. Эта программа была подготовлена, ее название — «500 дней». И сам Горбачев с этой программой согласился. Он принял решение идти на очень важный исторический компромисс. Начался третий этап «революции сверху».
Но и этот этап не дал итогов, так как компромисс не прошел. Консервативные силы аппарата начали кампанию на срыв программы. Под их влиянием Горбачев разорвал коалицию. Если бы Горбачев нашел в себе силы поставить ультиматум: «Или „500 дней“, или я ухожу», — судьба СССР сложилась бы иначе.
Однако к решительным действиям перешли консерваторы, которые начали известный августовский путч и в ходе этого путча проиграли…
Голова генерала Дудаева
Одна ли судьба у Звиада Гамсахурдиа и Джохара Дудаева? Отвечая весной 1992 года на вопрос автора этой книги, президент мятежной Чечни сказал, что судьба у них не такая уж дурная:
— Мы оба показали стойкость в защите интересов своих народов, в построении нового подхода к государственному устройству обеих республик. Дай, Всевышний, всем подобную судьбу, достойную Гражданина. Да, Гамсахурдиа временно находится… ну, вынужден покинуть Грузию. Но он своим народом не отвергнут, что делает ему только честь.
По данным ряда тогдашних опросов, до девяноста семи процентов населения Грузии за президента, избранного демократическим путем. А тот, кто прибыл туда с «миротворческой» целью, просто иуда. Его миссия на Кавказе — спрогнозированный командой Дудаева шаг центра. Эдуард Шеварднадзе появился в Тбилиси именно в те дни, когда Россия потеряла своих сторонников в Баку, то есть Муталибова и Кафарова, подыгрывавших Москве и затягивавших кровопролитный клубок в Карабахе с одной целью — удержаться у власти, пугая Россию и остальных иранским фундаментализмом, крахом в случае прихода к власти Народного фронта.
Джохару Дудаеву известна цена его собственной головы. Старт начинался с 5 миллионов рублей, а в 1992 году счет в деревянных подскочил до одного миллиарда. Ну а в зеленых — несколько миллионов. Дудаев, по его словам, знал номер банковского счета, организованного самим Руцким. В Москве накачивались средства, а исполнителей готовили, соответственно, среди чеченцев.
В свое время наставник Дудаева в авиации командующий ВВС генерал-полковник Дейнекин предлагал ему высокие армейские должности. Он прилетал по этому поводу в Грозный, куда Дудаев получил назначение со своей авиадивизией из Тарту. Рассматривались три варианта. В двух из них — должность командующего воздушной армией, что гарантировало Дудаеву погоны генерал-полковника. Если бы он потребовал, могли предложить что-то и повыше. Но Дудаев предпочел заявить уважаемому им Дейнекину, что высшая должность для него — рядовой чеченец.
Дома президент Чечни бывал очень редко. У него выработался на первый взгляд странный режим дня: до пяти-шести часов утра заснуть никак не мог — прокручивал в голове варианты того или иного решения. А если на чем-нибудь останавливался, засыпал и спал часа три-четыре. Остальное время — работа. И ни минуты отдыха. Выдерживал — с учетом армейского опыта.
Что больше всего не давало уснуть? Противостояние агрессии и провокации со стороны российского руководства. Надо было быть бдительным ежедневно, ежечасно, поскольку в России никак не могли понять сути демократии.
Джохар Дудаев верил в силы, неподвластные разуму человека. Там, где кончаются его возможности, начинаются догадки, интуиция, домыслы — в подобную игру ума верил глубоко. Президент Чечни отмечал, что силы природы непреодолимы.
По мнению Дудаева, все поняли право чеченского народа на свою государственную самостоятельность. Злить чеченцев он бы не советовал — это крайне опасно. Они рассосались по всему миру, не находя себе места в прежней империи, будучи в ней общепризнанными «криминалами». В этом долгом противостоянии чеченцы приобрели такую силу, что в любом конце земного шара в любое время соотечественники Дудаева могут сотворить большую беду.
