Справедлив ли последний вывод?
Поляки, чехи, сербы, молдавы, даже хорваты, устраивая разнообразные учреждения для общественного вспоможения, вовсе не рассчитывают на одних эмигрантов, а имеют в виду всех своих земляков. Основная цель их — не дать земляку пропасть и не допустить его христарадничать у чужеземцев. У чехов это даже идет далее: у них парижская община заботится не только о том, чтобы чех не был без хлеба, чтобы он не был нищ, но также чтобы он не был в положении, подвергающем его искушениям и превышающем его нравственные силы и терпение. У них новичка отдают под опеку старожила, и все миром заботятся призреть и приютить его, чтоб из него, по чешской поговорке, вышел «и Богу не грех, и людям не смех».
Наше положение в Париже должно бы быть таково же.
У нас есть нищие, просящие су у порога русской церкви; есть нищие, умирающие с голоду и не только ничего не просящие, но и не знающие, в какую сторону отворяется решетчатая калитка русской поповки. У нас с каждым годом увеличивается число новичков, блуждающих по Парижу, не ведая, к кому обратиться за опытным словом, — люди обкрадываемые, обманываемые и решительно не знающие, что им делать.
Мы члены самостоятельного государства, и нам нет нужды в эмиграции, на которой мы основывали бы надежду отечественного спасения; но нас бывает около тринадцати тысяч в Париже. Это целое общество, это город, это сила, способная и обязанная в центре своего скопления: 1) подобрать своих нищих, 2) дать средства нуждающимся во временном пособии и 3) сосредоточить свои национальные силы в таком учреждении, как клуб, который есть у иностранцев, имеющих в Париже не тринадцать тысяч, а восемьдесят человек представителей.
Следовательно, известная потребность в общественной самодеятельности русских в Париже есть, средства для этой самодеятельности есть; но воли, желания нет.
Полагают, что есть препятствия.
Никаких.
Правительство французское нам никогда ни в чем подобном не помешает, а нашему посольству и подавно нет до этого дела. Все это только отговорки, изобретаемые пошлою и, скажу не обинуясь, подлою манерою рисоваться и ничего не делать в размерах возможной деятельности.
— Сегодня штука какая! — рассуждает, раз сидя в café de la Rotonde, доктор С—нов. — Выходим из оперы и разговариваем, а какой-то компатриот бух, как бомба: здравствуйте, господа! Вы русские-с? А я по торговой части приехал-с, никого-с не знаю.
— Ну так что же? — говорим ему.
— Очень приятно, — говорит, — встретиться! Сделайте милость познакомимтесь.
— Черт знает что! — презрительно замечает к—ский адъюнкт-профессор. — Что русский он, так уж и нянчитесь с ним, как с нарывом. Тоже дурачье!
— Да! Деды наши на одном солнышке онучки сушили, а потому и здравствуйте!
— Чего ж вы ему?
— Спустил по маслу. Черт с ним! Что он такое?
— Разумеется.
Чех, услыхавши от чеха подобный рассказ, плюнул бы ему между глаз, а по-нашему, видите, всему этому так надо быть.
Стало быть, чего же у нас нет в Париже? Да, очевидно, того же самого, чего нет дома. Нет уменья во что-нибудь организоваться и что-нибудь делать. Все это приписывается политическим препятствиям, хотя жалующийся на эти препятствия часто plus royaliste que le roi.[82] Чего мы не делаем? Не делаем мы ничего, что могло бы быть хоть мало-мальски полезно нашим ближним в том положении, которое создано существующими экономическими условиями, а между тем премся в социалисты. Решайте сами: не умеем мы делать, не хотим делать или не можем делать? Но достоверно, что мы не делаем общественными силами и сотой доли того, что делают общества живущих здесь других иностранцев, и даже других славян, для своих родичей.
Елисейские поля (Франц.)
Площадь Согласия (Франц.)
Улица Риволи (Франц.)
Нужно принимать мир таким, какой он есть, а не таким, каким он должен быть (Франц.)
Этот псевдоним изобретен редакцией московского «Зрителя» для редактора бывшей московской газеты «День». Смотри гербовник российской журналистики.
Извините (Франц. excuser)
Вам здесь нравится? (Франц. êtes vous content ici?)
«Работница» (Франц.)
Мне больно (Франц. ça me fait mal)
Моя любовница (Франц. ma maîtresse)
Мой любовник (Франц. mоn amant)
Меблированные комнаты (Франц.)
Итальянский бульвар (Франц.)
До крайних пределов (Лат.)
Заниматься любовью (Франц.)
Шалун, повеса (Франц.)
Латинский квартал (Франц.)
Волей-неволей (Лат.)
Совершенно свободная женщина (Франц.); зд.: женщина вольного поведения.
Предместье Сент-Антуан (Франц.)
В самом деле (Франц.)
Вот бедняжка! (Франц.)
Следовательно (Лат.)
Занятие любовью (Франц.)
Сударь!
Если Вы сможете прийти ко мне в кафешантан (улица Дофин), в 8 часов вечера, я буду очень рада; если же нет, приходите прямо ко мне домой, улица Будебри 6, бульвар Сен-Жермен.
Жду Вас сегодня вечером.
Р. (Франц.)
Риголетта Эжена Сю (Франц.)
Нет, большое спасибо, я сыта (Франц.)
А, вот оно что (Франц.)
Пятница, 10 часов вечера.
Боже, как у меня тоскливо на душе! Мой друг, я не видела Вас всего три дня, а ощущение такое, что с нашей последней встречи прошла целая вечность! От мысли, что Вы так далеки от меня, у меня такое чувство, что мы виделись очень давно, и я с трудом сохраняю в памяти воспоминания о наших отношениях. Ведь я знакома с Вами так недолго и очень сомневаюсь, что между нашими двумя сердцами может сохраниться истинная и долгая связь. Нет, не подумайте только, что это я забуду Вас… но Вы… признайтесь, в этот момент Вы думаете уже не обо мне, а о других женщинах, о новых увлечениях, о занятиях и скоро, увы, очень скоро Вы забудете Вашу бедную N… Но я Вас ничуть не упрекаю, Вы уже и так слишком много для меня сделали. Мне теперь все равно, что бы меня ни ожидало, я готова подчиниться судьбе. Но знайте, друг мой, когда бы Вы меня ни позвали, я тут же явлюсь на Ваш зов.
Я уверена, Вы задаетесь вопросом, люблю ли я Вас. Уж не знаю, можно ли назвать чувство, которое я к Вам испытываю, любовью, но я всегда питала к Вам огромную привязанность, которая увеличивалась день ото дня. В самом деле, как можно не любить Вас, такого доброго, такого душевного! Ах, как должна быть счастлива с Вами женщина! Поверьте, друг мой, прошу Вас, поверьте: я буду с Вами так нежна, что Вам не придется ни о чем жалеть… я так буду Вас любить…
И все же, по-моему, да простит меня Бог, странно, что теперь я в Вас влюблена. Сейчас-то я вполне отдаю себе отчет о том, почему мне всегда было с Вами не по себе, ведь я Вас побаивалась, Вас уважала; меня преследовала мысль о том, что мне никогда не быть Вашей любовницей, ведь Вы — мой ангел-хранитель… ах, знали бы Вы, какие только иллюзии я не питала!.. ко мне вернулось поэтическое чувство, какое испытываешь только в шестнадцать лет!.. мечты, несбыточные мечтания!..
Прежде чем я закончу это письмо, скажи мне, мой возлюбленный, что ты имел в виду, когда несколько раз повторял своим друзьям: я ее не понимаю. Что это означает, друг мой, я Вас не понимаю, объяснитесь. Чего Вы опасаетесь? Неужели же я внушаю Вам страх?! Мы можем быть счастливы вместе. Я жду, любезный друг, что Вы соблаговолите раскрыть мне все эти маленькие тайны, которые Вы от меня скрываете; я же, со своей стороны, расскажу Вам о том, что я думала, пока Вас со мной не было.
Теперь-то Вы видите, что я и не думала Вас забыть. Ах, если бы Вы меня действительно любили, я не была бы сейчас так далеко от Вас.
