Шмель забрался в гнездо,
вереск будто продрог,
Омертвели повои у дикого хмеля.
След лосиный до берега прячется в мох,
Из деревни за пущей дым вьётся ботвиний,
И вечерний туман вдруг в ложбине прилёг, –
Не желает ползти из седой паутины.
Тихо стало, как в хате, из которой ушли,
Только двери прикрыть за собою забыли.
Годовое кольцо всё скрипит у земли –
Прячет в кряже ещё потаённые были.
Сиротливая пуща молчанье хранит, –
Нас она разгадала душою своею.
Каждый другом её к ней тогда и спешит,
Если хочет опять наслаждения ею.
Искони было так и пребудет всегда:
Верх сначала берёт надо всем лишь утеха.
И покамест дожди не нахлынут туда,
Надо нам под знакомые кроны приехать.
Я готов. Позвоните мне, дядька Максим.
Пред живой красотой так давно я не плакал.
Распрощаемся с пущей. В себе затаим
Шум протяжный её золотистого мрака.
На суки нацеплялось там летом сенцо.
Боровик запоздалый в раздумье глубоком.
Обруч с кряжа – его годовое кольцо –
Долго будет катиться
пред нами с подскоком.
***
Гори, гори, моя звезда...
Моя восходит ранняя заря.
О, пращуры, могли б вы помолиться.
Но здесь – не дай мне Бог не ошибиться! –
Созрела для прощания пора.
Так трудно, осторожно так дышу
В рачительное время медосбора, –
Как раз тогда, в заботливую пору,
Когда я думал: сена накошу.
Да, запоздал. Я вижу это сам.
В мечты свои и то вернуться поздно.
Так сумрачно и так прощально грозно,
Где я хотел молиться небесам.
Трава забвенья в тишине двора
Пусть не пробьётся на исходе дня...
Похожему хоть чем-то на меня
Гори, не угасай, моя заря.
В родном краю
А в хате той, где и родился я,
Мне помнится всё также неизменно
Быт удручённый беженско-военный:
В любом углу – отдельная семья.
Сроднившиеся узами войны,
Бедой одною, нищенской судьбою
И крышей общею над головою, –
Туземцы – мы, изгнанники – они.
И если не стреляло за окном,
И в блиндажах укрыться не спешили,
Нас бульбочкой горячею кормили,
Неведомым нам раньше толокном.
А в хате той, где и родился я,
Нас поднимали на ноги солдатки
Без всяких ссор, без споров, чем-то гадких,
Хоть мать была у каждого своя.
Когда втащили слабого от ран,
(Хотя в лохмотьях были сами тоже),
Мы на бинты нашли холстину всё же,
Ведь он – защитник наш, он – партизан.
С тех пор прошёл уже который год! –
И понимаю торопливой жизнью:
Там начинал осознавать Отчизну,
Учился там свой познавать народ.
А в том краю, где и родился я,
Хватало личной и чужой тревоги,
Но стлалась подорожником под ноги
Земля благословенная моя.
Прошло ненастье... Радостно до слёз.
И сетовать на долю нет причины.
А в том краю так ярко от калины
И так светло –
Хоть щурься! –
От берёз.
Деревня Синегов
Где-то есть за далью синь снегов –
Дивная деревня Синегов.
Летом травы там отцы косили
И по стольку ставили стогов,
Что зимой одно и говорили –
О своих поездках в Синегов.
Выезжали на ночь, чтобы к хатам
Завтра возвратиться мог обоз.
И домой с земли той тридевятой
Каждый возчик что-то в сене вёз.
Там ведь жерди – всем шестам на зависть
И на крышу – камыша кули,
Вязки воблы – лучшими казались,
А орехи и в мешках везли...
Может, у Старобина иль дальше –
Время и сейчас ещё таит, –
Может быть, в лесу иль в поле даже
Та деревня странная стоит.
Только, как пыльцы с цветов забытых,
Что слетит по ветру в никуда,
Мне деревни этой, в сказках скрытой,
Всё же не хватает иногда.
Просьбу не удерживаю в слове
И прошу, наверно, потому:
Скажет кто, что был он в Синегове,
Вы поверьте всё-таки ему.
Где-то ж есть за далью синь снегов –
Дивная деревня Синегов.
***
Владимиру Шаховцу
Ни отнять, ни додать,
А сочувствия слово – немало!
Нас чужая беда,
Как своя – и не раз – донимала.
Надо высечь огонь,
Чтоб везде от добра посветлело.
Мы живём для того,
Чтоб нас время унизить не смело.
Чтоб уметь отдавать, –
Нам такому не стыдно учиться! –
Чтоб ошибки признать
И обманно в себе не таиться.
Жизнь во имя труда.
Пусть, где тонко, однако не рвётся.
А года – не беда,
Если сердце тревожное бьётся!
Перевод Изяслава КОТЛЯРОВА
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345
Комментарии:
Совместный проект "ЛАД"
Белорусская батлейка
НАСЛЕДИЕ
Ещё сравнительно недавно, в начале XIX века, ни одно празднество в Белоруссии не обходилось без батлейки – переносного кукольного театра.
В ярмарочной суете, в праздничном многолюдье наряду со скоморохами и лицедеями, с вожаками дрессированных медведей и лирниками-сказителями почти всегда можно было увидеть и человека с большим разукрашенным ящиком, в деревянных потёмках которого ждали своего выхода куклы. За считанные минуты ящик укреплялся на деревянных ножках, открывались дверцы-ставни – и под манящий голос скрипки или призывный перезвон цимбал начиналось кукольное представление.
Переносной кукольный театр появился на территории Белоруссии в середине XVI века и вскоре получил там широкое распространение. В разных её местах он назывался по-разному – яселка, остлейка, жлоб, вертеп. Но более всего он стал известен под названием батлейка.
История возникновения кукольного театра уходит в глубь веков.
Нечто напоминающее кукольное действо можно найти ещё у Геродота, описывавшего ритуальное шествие ряженых с куклами-марионетками на празднике в честь Диониса. Шумные и весёлые празднества – Дионисии, полные песен, танцев, разного рода ряжений и переодеваний, которые устраивались в честь этого жизнерадостного и проказливого божества, открывшего людям хмелящую прелесть виноградного напитка, и стали тем началом, из которого развилось всё древнегреческое театральное искусство. И кукольный театр в частности.
Появился же первый по-настоящему кукольный театр тоже в Древней Греции. Его создателем был известный изобретатель и механик из Александрии Герон Старший, живший на рубеже II и I веков до нашей эры. Куклы в его театре приводились в действие при помощи сложной системы, скрытой от глаз зрителя: разнообразных шкивов и шестерёнок. Это был театр-автомат, нечто подобное музыкальной шкатулке, но именно кукольный театр, где в разыгрываемой мистерии в честь того же Диониса участвовали не живые люди, а подвижные куклы.
Более поздний кукольный театр, в котором куклы пришли на смену шкивам и шестерёнкам, возник как детище так называемого школьного театра, который в качестве противодействия «греховному и гибельному» языческому искусству зародился в лоне православной церкви.
В Белоруссию кукольный театр пришёл из Польши. Его представления были приурочены к определённой дате – празднику Рождества Христова. Мистерия, которую разыгрывали куклы, отображала события, произошедшие во времена царя Ирода в иудейском Вифлееме. Название этого библейского города, которое звучит по-польски как Батлеем, и дало название кукольному театру в Белоруссии – батлейка.
