Поскольку Самаро-Оренбургская железная дорога строилась евреями — Варшавским и Горвицем, множество даже самых незначительных должностей заняли на ней евреи. Так называемые «ремесленники» стали не только обслуживать Самарскую железную дорогу, но и торговать самарской пшеницей, в том числе первыми стали вывозить ее за границу. В итоге к 1889 году в Самаре «проживало более 300 еврейских семейств, не имеющих правожительства».[188]
В Вязьме на 35 тысяч населения евреев было около 2 тысяч. В том числе «все три аптекаря, все шесть дантистов».
Даже в области Войска Донского с 1880 года числят порядка 25 тысяч евреев: содержателей гостиниц и ресторанов, парикмахерских, мастерских, портных, часовщиков, торговцев.
В Красноярске, лежащем в 3500 километрах от Москвы (после проведения железной дороги до Красноярска в 1895 году ехали от Москвы восемь дней), в 1912 году проживало около 3000 евреев. В глухо провинциальном Ачинске, городишке в 300 верстах к западу от Красноярска по железной дороге, при населении в 12 000 человек жило 400 евреев. При этом евреям принадлежала ни много ни мало треть общего жилого фонда города, находящегося в частных руках.
Способов нарушить черту оседлости и уйти подальше от вымороченных, бесперспективных местечек было много. Например, несколько богатых евреев делали складчину, и кто-то один становился «купцом 1-й гильдии». Остальные же устраивались к нему в «приказчики», «секретари» и так далее и тоже уезжали из «черты».
Отставной солдат, который имел право жить где угодно, «усыновлял» кого-нибудь (бывали случаи, что до пяти человек). Солдату платили пенсию, а его новоиспеченные «сыновья» получали возможность жить где угодно.
Ремесленник получал вид на жительство… И вот «ремесленник» Неймарк заводит фабрику, на которой работают 60 наемных рабочих — все, разумеется, тоже ремесленники. «Ни денежная, ни образованная верхушка евреев стеснений „черты“ не испытывала, свободно расселялась по внутренним губерниям и по столицам».[189] В общем, люди как-то устраивались, и это вызывало новую порцию раздражения. Особенно в связи с ростом влияния богатых евреев в городском самоуправлении.
Экономические последствия
К 1872 году 89 % всех винокуренных заводов было в аренде у евреев, а к 1880-м годам в губерниях черты оседлости им принадлежало до 76 % всех винокуренных заводов, и по большей части они носили «характер крупно-промышленный».[190]
В 1878 году 60 % вывоза хлеба было в руках у евреев, а в дальнейшем «вывоз хлеба осуществлялся исключительно евреями».[191] Колоссальный по объему экспорт хлеба из Одессы уже в 1880-е годы был практически полностью в еврейских руках.
Единственное место в Российской империи, где стремительное экономическое продвижение евреев было ограничено запретом приобретать и арендовать недвижимость, — это области Войска Донского. Объяснение этому запрету давалось простейшее: «слишком поспешная эксплуатация местных богатств и быстрое развитие промышленности… сопровождаются обыкновенно чрезвычайно неравномерным распределением капитала, быстрым обогащением одних и обеднением других».[192] А коль скоро казаки должны являться на службу на конях и со снаряжением — то нет, допустить евреев в область Войска Донского — нельзя!
Уже из этого решения правительства видно, до какой степени экономическое развитие и имущественное расслоение ассоциируются с евреями. Куда еврея не пустили — там и сохраняется тихая дореформенная жизнь. «Пока у русского рубль обернется 2 раза, у еврея он обернется 5 раз».[193] Считать ли, что еврейский капитализм так уж вреден для всех остальных? Не уверен. Ведь после изгнания евреев из Киева жизнь там вздорожала, а отнюдь не подешевела. Выгодное это дело — оборачивать рубль пять раз, пока у других он обернется только два раза. Так что печалиться надо не о еврейской оборотистости — плакать надо скорее о том, что в руках у русских купцов рубль оборачивается недостаточно быстро.
Впрочем, есть группа русских купцов, у которых рубль крутится также… или по крайней мере в сравнимых масштабах, быстро, как и у евреев — это старообрядцы. Если еврейский капитал меньше представлен в Москве, чем в Петербурге, если «промышленное чудо» Сормова, Иванова, Нижнего Новгорода и других городов центра России почти никак не связано с евреями — это не из-за запретов правительства, устроившего эдакую «русскую резервацию» вокруг Первоапостольной. Дело тут в тароватости, в энергии местных купцов, в их способности делать «не хуже» — и только.
В эпоху Александра II ослабевает прессинг на старообрядцев, им разрешено, наконец, хотя бы не скрываться и не прятаться, как прятались в свое время марраны, продолжавшие тайно исповедовать иудаизм. И начинается расцвет русского капитализма в Москве… Это эпоха основателей семейных состояний: Гучковых, Милюковых, Рябушинских, Третьяковых и многих, многих других, менее богатых и известных.
А одновременно и по тем же причинам «в эпоху Александра II вся богатая еврейская буржуазия… была… лояльна к монархии. Именно в это время создались крупные состояния Гинцбургов, Поляковых, Бродских, Зайцевых, Балаховских, Ашкенази».[194]
Но и потом, когда еврейская буржуазия стала куда менее лояльной к престолу, еврейский капитал — и уже сложившиеся группировки, и поднимающиеся новые буржуа — проникали в самые невероятные места. Евреи вели торговлю скотом в Забайкалье, занимались добычей угля в Анжеро-Судженском бассейне, золотодобычей на Лене. «Ленскому золотопромышленному товариществу», в котором основная часть акций принадлежала сыновьям барона Гинцбурга.
Условия жизни и труда на этих приисках — 15–16 часов рабочий день, система штрафов, скверное питание, очень низкая зарплата — вызвали 29 февраля 1912 года стихийную забастовку на Андреевском прииске. Поводом к забастовке стала выдача гнилого мяса в лавке.
Забастовщики требовали не так уж много — восьмичасового рабочего дня, отмены штрафов, повышения зарплаты на 30 %… В общем, никакого покушения на основы основ. Никаких шагов навстречу администрация приисков не сделала, и забастовка распространилась на остальные прииски Лены, Витима и Олекмы. Правление не нашло ничего умнее, как договориться о посылке войск. Власти арестовали почти всех членов стачечного комитета — так сказать, главных бунтарей. 4 апреля толпа рабочих, больше двух тысяч человек, двинулась к правлению Надеждинского прииска, чтобы вручить чиновникам прокуратуры свой протест и потребовать освобождения товарищей. По команде жандармского ротмистра Терещенкова солдаты открыли огонь; около 270 человек было убито или скончалось потом от ран; порядка 250 было ранено. Точной цифры потерь мы уже никогда не узнаем, потому что многие хоронили своих покойников, не поднимая шума; многие раненые старались отлежаться, не сообщая о причинах своего состояния.
Ленский расстрел, что называется, вошел в историю. Он вызвал по всей империи стачки и митинги протеста, в которых поучаствовали не меньше 300 тысяч человек. И либеральная, и революционная интеллигенция использовала его в своих целях — для беспощадной критики политического строя Российской империи и правительства.
«Во всей разъяренной либеральной прессе никто на главных акционеров, включая сыновей Гинцбурга, не указал», — высказывает свое мнение почтенный мэтр, ветеран борьбы с коммунизмом Александр Исаевич Солженицын. Действительно — вон они, главные виновники — Гинцбурги! Любя идею эксплуатации жидами русского народа, Александр Исаевич создает у читателя полное впечатление — вот оно! Мелкие арендаторы спаивали народ, Гинцбурги же с той же беспощадностью кормили рабочих гнилым мясом, а не ели — расстреливали.
Только вот не договаривает почтенный мэтр (как ему это, увы, свойственно). Не договаривает он, что в правлении акционерного товарищества «Лензолото» кроме Гинцбургов состояли еще знаменитый А. И. Путилов («Путиловский завод» в Петербурге), А. И. Вышнеградский, а в числе крупных акционеров состояли граф С. Ю. Витте и Императрица Мария Федоровна — мама Николая II. Имея такую «крышу», правление и вело себя так решительно во время стачки… На фоне таких акционеров и Гинцбурги казались сущей мелочью. Так что, боюсь — какие бы неправильные выводы ни делали революционеры, но главных виновников они называли правильно, и были это не Гинцбурги.
Еврейский же капитал в 1880-е годы проникает и в судоходство. В 1883 году под руководством Давида Марголина создавалось крупное судоходное общество для перевозок по Днепру и его притокам. В 1911 году флот общества насчитывал уже 78 пароходов, осуществлявших 71 % всех перевозок в бассейне Днепра.
…И в торговлю нефтью и нефтепродуктами. В начале XX века в Баку «крупнейшими были фирма „Мазут“, принадлежавшая братьям С. и М. Поляк и Ротшильдам», «имеющие за собой Ротшильда»… «Каспийско-Черноморское товарищество».[195] Добывать нефть «Мазут» не имел права, но занимался нефтеперегонкой и торговал керосином и бензином.
