Он цепко оглядел всех нас.
— Нет! Ваши товарищи, друзья, — вырывается у меня возглас, в котором, наверное, было и отчаяние от непонимания причин нашего прилета к Горбачеву, и возмущение от готовности заподозрить недобрые намерения с нашей стороны. — Ведь держава, родина на краю погибели — все это видят. Тысячи невинно убитых, сотни тысяч беженцев, и их число растет...
Меня не слышит. Его рука берет блокнот, вырывает чистый лист и быстро что-то пишет столбиком. Восемь или девять строк в столбик. Обычно южнорусский мягкий глуховатый говор Президента на этот раз резонирует, как перетянутая струна:
— Кто так говорит? Кто так видит? Крючков?
— Но он же постоянно вам докладывает об этом! — наперебой парируем мы.
Михаил Сергеевич словно не слышит, рука делает пометку на бумаге.
— Павлов?
— Вы были третьего августа на Президиуме Кабинета министров, — поясняю я, — слышали доклады: обобщенный экономический индекс снизился до 80% от максимально достигнутого в 1965-1966 годах, снизился по результатам работы 1991 года на 20%. Экономика агонизирует.
— Язов?!
— По армии я хочу доложить подробно, — громко, внятно, как бы предлагая всем успокоиться, с уважительным достоинством начинает Валентин Иванович Варенников. Но резонирующий требовательный голос продолжает называть фамилии, будто всякий раз наводя на них бинокль и размышляя:
— Лукьянов так думает?
— Депутаты Верховного Совета обеспокоены судьбой решения референдума 17 марта 1991 года в связи с возможным подписанием Договора, он, как стало известно из публикации 16 августа, не соответствует воле народа, — поясняет кто-то из нас.
Продолжают выхватываться фамилии наших товарищей. Я пытаюсь обобщить:
— Так думаю и я, и говорил вам много раз об этом, и, думаю, все товарищи скажут свое мнение.
— Ельцин?!
— С ним разговора не было, он в отъезде в Алма-Ате.
После этой информации я слышу почти успокоившийся голос Президента:
— Вот ты, Олег Дмитриевич, и докладывай!
Я начал с того, что обобщенный экономический индекс страны снизился до 80% от минимально достигнутого ранее, а годовой темп конверсии при поддержке Президента превысил 30%. Это приводит к дезорганизации работы предприятий ВПК, объем продажи оружия другим странам снизился с 12-13 миллиардов рублей до 3-4 миллиардов, а у США вырос с 14-15 миллиардов долларов до 22-23 миллиардов. Односторонние уступки в пользу США и НАТО сводят на нет геополитическое равновесие сил в мире...
— А тебе за державу обидно, — Горбачев устало махнул рукой. — Я уже это слышал.
— Мы приехали к вам советоваться. Нужно что-то делать…
— Чего же вы все хотите? — задумчиво, с какой-то отрешенностью спросил Горбачев. — Ввести чрезвычайное положение? Но оно введено в некоторых отраслях. Здесь есть большие наработки, есть "опасности". Общество взбудоражено... Но Конституция позволяет его сделать... Я, конечно, могу подписать телеграмму, — вырывает из блокнота чистый лист бумаги, собираясь писать. — Но ведь это может сделать Лукьянов, ему даже удобней...
Дискуссия, всерьёз не разгоревшись, угасала. Перед нами сидел уставший, озабоченный человек, возможно, впервые начавший осознавать тяжесть и бремя той огромной власти, к которой он так долго и упорно стремился. Он на вершине. Туман, окружавший ее, рассеивается. Обнаруживаются далекие долины, ущелья, ярусы, предгорья, медленно ползущие ледники, чуткие лавины, стремительно срывающиеся в пропасть, сели и камнепады.
Выше пути нет, настал момент истины. Что его ждет внизу: бездумно разоряемая страна, ускоренная перестройка? Нет верных друзей, товарищей — он их не хотел иметь. Нет линии, нет карниза, чтобы перейти на другую вершину. Он еще на тверди, но вокруг все рушится, стремительно меняется, обнажаются глубинные слои, пласты, вершина содрогается, осыпается от разбуженной стихии.
Пора принимать решение.
— Вот надо ехать, но вы видите мое состояние, врачи замучили, — начал было при нас рассуждать Президент, давая понять, что лететь с нами он не собирается.
Я прикидываю варианты возможных в этой ситуации действий Президента. Их три. Либо оставить нас в Форосе до завтра, чтобы в неспешной обстановке продолжить обсуждение проблемы. Либо вызвать к себе всех нужных руководителей и допрояснить для себя вопрос перед тем, как принять верное решение. Наконец, лететь с нами в Москву.
Приглашения "остаться до завтра" — утро вечера мудренее — от хозяина кабинета не поступает. Президент размышляет, подводя итог:
— Ну, что ж, давайте действовать.
Поднялся из кресла, давая понять, что разговор окончен:
— Вам ведь надо еще ехать, лететь...
Он подал каждому из нас руку, попрощался с чувством какой-то недосказанности — так много наболело на душе. Но, как говорится, служба — долг, солдат — не гость…
21 августа.
К позднему вечеру 20 августа обстановка продолжает накаляться. Продолжаются звонки о "штурме"! Причем, они идут из кругов, близких к Ельцину и его приближенным. В чем их суть, кто генерирует эту провокацию? Почему не удалось сесть за стол переговоров, кто возбуждает людей вокруг и внутри Белого дома? Кому это выгодно?
Заводы в Москве, в стране, несмотря на призывы к забастовке, работают. Кому нужна эта буря в стакане воды? Итак, кому нужен штурм?
а) Горбачев в самоизоляции, вряд ли может повлиять на текущие события. Не допускаю;
б) ВС СССР будет собран, к сожалению, только 26 августа, вряд ли может повлиять на текущие события. Не допускаю;
в) Ельцин указами от 19 августа определил свою позицию (негативную), штурм ему не нужен, у него нет сил сдержать его, он гибелен для него. Не допускаю;
г) Верховный Совет РСФСР в своей массе депутатов маневрирует, штурм ему не нужен. Не допускаю;
д) Армии штурм не нужен, грязная работа, пятно на ее знамена, возможны потери. Не допускаю;
е) МВД — аналогично армии. Не допускаю;
ж) КГБ — аналогично армии. Не допускаю;
з) Пятая колонна плюс некая третья сторона — она не способна организовать штурм, она способна совершить провокацию штурма для дальнейшей дестабилизации обстановки в стране. Не допускаю; допускаю возможность провокации штурма.
Вся оперативная информация, естественно, должна быть у В.А. Крючкова. Решаю позвонить ему:
— Владимир Александрович! Откуда, по вашему мнению, идет нагнетание напряженности, откуда столько разговоров по "штурму", не кажется ли вам возможной в этой неразберихе провокация? Хотелось бы посоветоваться, как предотвратить ее. Нет ли возражений, если я к вам подъеду?
— Вопрос сложный, подъезжайте. У меня будут товарищи из Минобороны и МВД, посоветуемся…
Вспомнилась странная картина. Перед очередным заседанием Верховного Совета СССР я спешил на машине со Старой площади. Путь короток — несколько минут. Сильная гроза. Низкие, черные, клубящиеся тучи, частые молнии, мощные раскаты грома. Пересекая Красную площадь, ощущаю яркую вспышку и одновременно сильный удар грома, усиливаемый аркой Спасской башни...
Слева по ходу движения машины на зеленом газоне — напротив центрального входа в здание Верховного Совета СССР на моих глазах, как при замедленной киносъемке, распадалось вековое дерево. Водитель круто принял вправо, уворачивая автомобиль от падающих веток. К счастью, людей вокруг было мало, никто не пострадал...
Когда я выходил из здания Верховного Совета, оставались только следы бури. Несколько рабочих в униформе убирали остатки листьев от разбитого молнией дерева и сметали опилки с газона, а ствол уже увезли. Пенек от дерева был почти на уровне земли, здоров, без червоточин, влажен и смотрелся на зеленом ковре газона странным белым пятном. Назавтра его закрасили зеленой краской.
...Выезд из Боровицких ворот, поворот направо, вдоль Александровского сада и Манежа, Могила Неизвестного солдата, слева гостиница "Москва", справа гостиница "Метрополь". Мы огибаем "железного Феликса" и через ворота напротив Детского мира въезжаем во внутренний дворик нового здания КГБ. Улицы освещены и пустынны.
Я в кабинете председателя госбезопасности. В четвертом часу Владимиру Александровичу, наконец, удалось связаться с Ельциным и объясниться по телефону. Была, как я понял из разговора, достигнута договоренность, и Ельцин обещал принять меры по наведению порядка среди перевозбужденных "защитников" Белого дома своими силами... Владимир Александрович заверил Б.Н. Ельцина, что слухи о "штурме" Белого дома — провокация.
Итак, главное было сделано: удалось наладить контакт.
Около двух часов ночи появился от МВД Громов, от Минобороны — Варенников и Ачалов. Кроме хозяина кабинета, присутствовали и его заместители... У всех нас была одна главная мысль. Она варьировалась в разных формах, с разной интонацией и эмоциональностью: избежать кровопролития, не допустить провокации.
