В целом же громоздкость и многолюдность Клуба — при неоднородности его состава и отсутствий чётких организационных принципов — превращали его в арену для разглагольствований и лишали дееспособности; на заседаниях только и занимались, что читали вслух статьи да собирали пожертвования в пользу гонимых патриотов. Для того чтобы новый Клуб превратился в подлинную революционную организацию, ему нужен был руководящий центр, своего рода генеральный комитет, способный выработать и удержать единую линию теории и практики.
Попытка создания подобного комитета была осуществлена в те же дни.
20
Среди бывших функционеров Революционного правительства II года, уцелевших от белого террора и репрессий термидорианцев, выделялся своей энергией и жадным интересом к проблемам современности Андре Амар. Адвокат по профессии, якобинец, прежний член Конвента и Комитета общей безопасности, участник антиробеспьеровского переворота, вскоре же раскаявшийся в этом, он проживал на улице Клери и поддерживал добрые отношения с организаторами Клуба Пантеона. Вскоре стали собираться на квартире Амара, и собрания мало-помалу приняли регулярный характер.
Так сформировался «комитет Амара» — подобие конспиративного центра, в состав которого вместе с хозяином дома вошли многие революционеры, в том числе Буонарроти, Дарте, Жермен, Массар, Дебон, Лепелетье.
Полемика, которая велась на улице Клери, была затяжной и страстной.
Все её участники были единодушны в ненависти к Директории и конституции III года, все признавали, что устранение этого двойного зла возможно лишь с помощью народного восстания. Почти все соглашались также, что главной причиной бедствий современного общества является частная собственность, без ликвидации которой нечего и думать об установлении подлинного Равенства.
Однако дальше начинались разногласия.
Амар полагал, что социальное зло может быть сначала уменьшено, а затем и уничтожено в результате возвращения к законодательным нормам II года, восстановления максимума, системы реквизиций и управляемой экономики.
Кое-кто возлагал основные надежды на законы против роскоши и обложение налогами богачей.
Кое-кто восхвалял «аграрный закон» и призывал к «черному переделу».
Но сторонники истинного Равенства считали все подобные меры паллиативными.
На одном из заседаний Буонарроти выступил с обстоятельным их анализом и выдвинул предложения, рождённые во время его прежних частых и долгих бесед с Бабёфом.
21
— История многократно удостоверяла, — сказал он, — что любой передел земли давал лишь кратковременный эффект; при сохранении права собственности алчные и жестокие всегда находили средства и способы свести на нет все начинания добродетели и опрокинуть преграды на пути к обогащению…
— Это же с ещё большим правом можно сказать и в отношении законов против роскоши, — вставил Дебон.
— Совершенно верно, — подтвердил Буонарроти. — Что же касается реквизиций, твёрдых цен на продовольствие, революционных обложений, то всё это явилось необходимостью и благом для большинства в острый период революции, когда нужно было спасать родину, расстраивая злые козни интервентов и богачей. Но подобные меры не могут стать нормой обычного времени, не подрывая производства; кроме того, они не ведут непосредственно к социальному равенству, ибо не устраняют тайного накопления денег жадными предпринимателями и торговцами…
— А прогрессивный налог? — воскликнул Амар. — Разве он не явился бы действенным способом дробления земельной собственности и препятствием для скопления богатств в одних руках?
— Это было бы так, если бы существовали точные способы определения величины состояний; но их, к сожалению, нет и быть не может. Действительно, как установишь размер частного капитала, скрываемого владельцем от глаз постороннего? Нет, прогрессивный налог — и прошлое доказало нам это — лишь несколько сгладил бы зло, но не искоренил его.
— Что же ты тогда предлагаешь?
— Предложение уже сделал Бабёф в последних номерах «Трибуна народа». Мне остается лишь сгруппировать его выводы.
Согласно социальному закону, устанавливающему зависимость производства от труда, труд, очевидно, является для каждого гражданина существенным условием общественного договора; и так как каждый, вступая в общество, вносит в него вклад, выражающийся в совокупности всех своих сил и средств, то отсюда следует, что повинности, предметы производства и выгоды должны распределяться поровну. Таким образом, подлинная цель и совершенствование общественного строя ведут к общности имуществ и труда — вот непреложная истина, к которой мы приходим в результате анализа прошлого, наблюдения настоящего и раздумий над будущим…
…Буонарроти говорил ещё долго. Его дружно поддержали в своих выступлениях Дебон и Лепелетье. Затем воцарилось молчание.
Вдруг Амар, сидевший опустив голову на руки, резко поднялся. Лицо его просветлело.
— Друзья, — сказал он, — меня словно осенил луч света. Только теперь я понял всё величие системы истинного Равенства. Клянусь, отныне буду её восторженным защитником и все свои силы отдам, доказывая её справедливость и распространяя её принципы…
Это была победа. Отныне по главному из спорных вопросов в «комитете Амара» установилось полное единство.
22
Переходный период грядущей политической и социальной ломки…
Они прекрасно понимали, что в связи с недостаточной просвещённостью и подготовленностью народа прямой переход от нынешнего строя к совершенному равенству даже в случае полного успеха антиправительственного восстания окажется невозможным. Отвергая новый созыв Конвента, предложенный Амаром, и единоличную диктатуру, отстаивавшуюся Дебоном, большинство остановилось на временной коллективной власти, которая провела бы в жизнь демократическую конституцию 1793 года, популярную среди самых широких слоев народа.
— Конституция 1793 года — путь к равенству, — дружно решили члены «комитета».
Конечно, они понимали, что якобинской конституции присущ ряд серьёзных недостатков, вызванных особенностями времени, когда она создавалась. Но соратники Бабёфа и Буонарроти не сомневались, что все эти недостатки легкоустранимы и будут устранены; главное же состояло в том, что демократическая конституция могла объединить народ и разные группы заговорщиков. Исходя из этого, «комитет» принял два пункта, которые считал весьма важными для своей деятельности:
«1. Восстановить принятую народом конституцию 1793 года, закон, открыто освящающий пользование народом своей властью; средство быстрого достижения равенства, необходимый связующий пункт для свержения существующей власти, уличенной в тирании.
2. Подготовлять исподволь установление подлинного равенства, указывая на него народу как на единственное средство, способное навсегда устранить причины общественных бедствий».
23
Поддерживая связи с Клубом Пантеона, «комитет Амара» приступил к подготовке будущего народного восстания. Уже решили разбиться на секции, уже принялись вырабатывать основы временного законодательства на случай успеха; однако, прежде чем всё это было доделано, «комитет» распался.
Хотя Амар и его сторонники пошли навстречу всем требованиям группы Буонарроти, это не успокоило недоверчивых патриотов; Амар был слишком скомпрометирован своим прошлым; сама быстрота, с которой он, активнейший деятель термидорианского переворота и личный враг Робеспьера, вдруг сдал все свои прежние позиции и склонился к истинному равенству, казалась им подозрительной, вплоть до того, что кое-кто стал даже упрекать его в измене. И хотя время показало, что все эти подозрения были ложными, единство, обретённое на момент, оказалось разрушенным.
Вновь начались споры и раздоры, на этот раз зачастую с переходом на личную почву.
Между тем стало известно, что полиция готовит облаву.
Заговорщики сначала перенесли свои заседания из квартиры на улице Клери в другое помещение, на улице Нев-Эгалите, а затем сочли за лучшее и вовсе прекратить их.
«Комитет Амара» так и не стал повстанческим центром; но он сыграл своеобразную роль политической школы, в которой заговорщики, обсуждая и уточняя свои идеи, закаляли их в огне полемической борьбы, дожидаясь времени, когда можно будет попытаться осуществить их в жизни.
24
Из глубины своего подполья Гракх Бабёф внимательно следил за происходящим.
И не только следил.
Хотя он не присутствовал ни на одном заседании «комитета Амара», хотя никто не видел его в Клубе Пантеона, он фактически направлял деятельность одного и другого, вырабатывал генеральную линию, которую его единомышленники, находившиеся на легальном положении, проводили публично.
