7 января.
Секретариат. Исключение из Союза писателей Липкина и Лесневской, подавших заявление о выходе из Союза. Заявление Липкина подписано так: народный поэт Калмыкии, заслуженный деятель Дагестана, Туркменистана, Таджикистана, Киргизстана и Казахстана, Афганистана и Пакистана и прочее, и прочее...
Старый еврей даже не догадывается, что такой “список благодеяний” свидетельствует прежде всего о том, что он был не литератором, а дельцом. Прав был Сергей Смирнов, ядовито заметивший ему в краткой эпиграмме: “Ой, не стой на виду, А не то переведу”. “Борец за права человека”, он, судя по всему, имеет младенческие представления о нравственных обязательствах человека.
14 января.
Совещание у секретаря МО Ф. Кузнецова (М. Колесников, Л. Карелин, Л. Алифанов из горкома, С. Куняев). Вопросы предстоящего пленума творческих организаций Москвы. Мне предстоит выступать на пленуме. “Дело” Станислава Куняева*. Пока решено откровенно поговорить с ним. Всех тревожит надвигающаяся отчетно-выборная кампания творческих объединений. Ожидаются “визги” и сшибки на собрании поэтов, прозаиков, критиков.
“Дело” Орловой-Копелевой. Надо решить побыстрее. Опасно держать неоперированным этот гнилой сионистский зуб.
30 октября 1983 г.
Прошло перевыборное собрание. Виктор Иванович Кочетков больше не секретарь парткома. Он очень хотел и добивался этого. Его жизненный принцип, сформированный еще в юности, — идти напролом за правду в интересах дела, а не личной корысти — плохо совмещался с “политикой” партаппаратчиков и некоторых писателей, яростно отстаивающих свои личные интересы. Приходилось терпеть клевету. Среди присутствующих на собрании был писатель, известный своим “мужеством” в закулисной болтовне. Услышав критическое выступление, он попросил слова. Виктор Иванович предоставил ему эту возможность. Эффект был неожиданным. Он высказался с необычным для него уважением к Виктору Ивановичу.
Феликс Феодосьевич Кузнецов позднее сказал по этому поводу:
— Рискованно и беззащитно живешь. А если б он тебя понес?
— Пусть скажет при всех, имел же совесть клеветать по углам.
— Ну, знаешь... Так нельзя... Надо жить прочнее, уметь защитить себя сегодня и обезопасить завтра… А как же?
…C собрания пришел просветленный, удовлетворенный. Впервые за многие годы охотно, весело и тепло поговорил с детьми на самые разные темы. Телевизор в ремонте. Так было хорошо и родственно, тепло!
Все это нарушил звонок. Звонила одна старая дама из парткома, которая на собрании убежденно заявила: “Да, наш партком работал плохо!” Ей, как и многим, показалось, что Виктор Иванович “обречен”, стал неугоден. Но, почуяв настроение писателей, видимо, усомнилась в своих выводах и вот звонит узнать, как и что, где он будет работать и как, соответственно, надо к нему относиться.
А Виктор Иванович едет в Вологду руководить семинаром и, главное, отойти душой среди русских людей, искренних и широких. А дальше что? Писать, писать. Только бы было здоровье. Служба для Виктора Ивановича — страдание, служение, как и творчество, — нелегкое счастье. Критик и публицист А. И. Казинцев назвал поэзию В. Кочеткова пророческой. Русский философ и литературовед Борис Иванович Бурсов, размышляя о пророчестве, писал: “Пророчествовать — не обязательно предсказывать, предрекать. Пророчество, прежде всего, сила человеческого духа, проникнутая верой в человеческий дух”. Это и про поэзию Виктора Ивановича Кочеткова, про его веру в свой народ.
Письма другу поэту Николаю Благову
в г. Ульяновск
Дорогой Николай!
Спасибо тебе за письмо и за дорогие моему сердцу слова о моих стихах.
К сожалению, я тоже сильно болею, живу в окружении микстур и таблеток и возвращаюсь в нормальный мир только тогда, когда Муза, словно медицинская сестра, заглядывает в мой кабинет, скорее, в мою палату.
Лекарства я тебе постараюсь достать, но с ходу это сделать не удалось. Перестройка и тут все поставила с ног на голову, и по звонку теперь ничего не делается. Все боятся обвинений в “блате”, “недемократизме”, “антиперестроечных” действиях.
Из письма твоего я понял, что живешь ты нелегко — и душевно, и, видимо, материально, — ищешь выхода из “туннеля”. Милый Николай, единственное, что от нас с тобой требует время — это выстраданные слова. Зная тебя как талантливейшего русского лирика, я убежден, что из “туннеля” ты выйдешь с хорошей книгой стихов.
Сейчас это особенно нужно, поелику расплодилось великое множество перестройщиков-приспособленцев, которые выдают на-гора тонны поэтической макулатуры, зашибая деньгу. А настоящие поэты молчат или печатаются редко. Время не способствует большой поэзии. Мелкотравчатость всех этих нынешних “баталий”, низкие потолки нынешних идей, обытовление всего и вся в культуре и искусстве, арендные формы создания духовных “ценностей” — все это самым отрицательным образом влияет на поэзию.
Впрочем, обо всем этом мы с тобой обстоятельно поговорим, когда ты появишься в Москве.
Обнимаю тебя и желаю тебе здоровья и душевной крепости. Твой Виктор Кочетков.
Поклон всем твоим домашним.
17 марта 1989.
Дорогой Николай!
Спасибо тебе за доброе слово о моей “Вести”. Не писал тебе по причине болезни. Держу круговую оборону, отбиваясь с переменным успехом от гипертонии, аритмии, стенокардии, почечно-каменной болезни, слишком активно атакующих меня в последнее время.
Недавно соблазнился приглашением поехать в Адыгею, но понял, что переоценил свои силы. Так было там дискомфортно мне, не приведи Господь!
Живу я сейчас в основном сочинением стихов, с запозданием защищаю Русь-матушку от орды перестройщиков, едущих к нам со всех концов света. Прямо-таки второе нашествие татаро-монголов. В седьмом номере “Нашего современника” печатаются мои филиппики в адрес этих “кочевых демократов”.
А насчет лекарства пока ничего не выходит. Уж слишком ты какое-то “престижное” снадобье заказал. Даже дочь моя, работающая в 4-м Управлении, говорит, что без рецепта 4-го Управления достать его невозможно. Может быть, взамен его есть отечественные препараты? По себе знаю, что вся это аптечная иностранщина мало чем отличается от наших же сермяжных лекарств.
Я рекомендовал М. Годенко, заместителю председателя приемной комиссии, чтобы ты вошел в эту комиссию. Он сказал, что ты уже включен. Стало быть, с сентября месяца будем с тобой чаще встречаться.
Викулов задумал какое-то плавание по Волге группы “Нашего современника”. Если такое состоится, то мы обязательно будем в Ульяновске. Тогда и покалякаем вволю.
Обнимаю.
Виктор Кочетков
Дорогой Николай!
Спасибо тебе за новогодние поздравления. А я отвечаю тебе с непростительным запозданием. Перед Новым годом заболел гонконгским гриппом и вот до сих пор недомогаю. Грипп дал осложнение на почки и сердце.
Как ты там в Симбирске? Знаю о твоих болезнях и желаю тебе освободиться от них как можно скорее.
Москва бурлит, скандалит, словно шарик ртути, рассыпается на мелкие осколки, ищет виновников смуты и все больше склоняется к тому, что это либо “жидомасоны”, либо “русопяты”. Обстановка, как на фронте в обороне — не знаешь, откуда может прозвучать выстрел снайпера, подстерегающего очередную жертву.
Со сталинизмом покончено, теперь радикал-демократы принимаются за ленинизм , покончив с ним, примутся за марксизм и, изгнав марксизм, сделают нас адептами американского прагматизма, если, конечно, не войдет в силу и не встанет на их пути разрушения Отечества русская идея , о которой мы начинаем догадываться, читая Соловьева и Бердяева, Леонтьева и Лосского, Достоевского и Тютчева.
Словом, схватка будет долгой, кровавой, и никто не знает, чем все это кончится.
Обнимаю тебя.
Виктор Кочетков
29 января 1990
Раздумья разных лет
10 августа 1996 г.
В который раз уже начинаю вести дневник. Удастся ли мне на этот раз всерьез заняться им?
Живу я сейчас как бы в двух измерениях. В одном измерении главной константой является душевная тревога за все, что происходит ныне с Россией. В другом измерении владычествует Память. Никогда не думал раньше, что Память — самый богатый, самый обширный и самый благодарный материк на планете Жизнь. Только прошлое служит нам опорой в наших бедах и несчастьях. Нынешнее напоминает Хиросиму, после того как на нее сбросили американцы атомную бомбу. Только пепел гуляет по просторам Отечества моего, заметая руины былого, великого прошлого.
