Ознакомительная версия.
З. Н. Гиппиус очень вдохновлялась получающимся контрастом и, к примеру, писала М. М. Винаверу 12 июля 1926 г.: «Я непременно хотела исполнить ваше желание и дать статейку З. Гиппиус. А она пишет критику гораздо медленнее (и скучнее, по правде сказать). Как это ни странно, но психологическое перевоплощение в А. Крайнего дает мне другие способности, хотя иных, в то же время, лишает»[39].
Автор мог вступать со своей литературной маской в сложные взаимоотношения, цитировать, неодобрительно высказываться или даже полемизировать. Впрочем, с тем же успехом могла делать все это и литературная маска. К примеру, Антону Крайнему доводилось полемизировать с Зинаидой Гиппиус. В статье, посвященной журналу «Числа», Антон Крайний принялся спорить с появившейся тремя неделями ранее статьей З. Н. Гиппиус[40] о том же журнале: «Прежде всего, сомневаюсь, чтобы “среднее поколение” (журнал редактирующее) могло “стать звеном между прошлым русской литературы и ее будущим”, как говорит З. Н. Гиппиус. […] Никакой параллели между “Числами” и “Миром искусства” […] проводить нельзя, что опрометчиво делает З. Н. Гиппиус»[41]. Объяснялось это предельно просто: за три недели, прошедшие со дня публикации статьи, в которой Гиппиус защищала «Числа» от нападок критиков, у нее самой назрел конфликт с редактором «Чисел» Н. А. Оцупом, что и вызвало к жизни статью Антона Крайнего, поправлявшего Гиппиус и высказывавшегося о «Числах» уже в менее одобрительном тоне.
В исследованиях приходилось встречать мнение, что «чаще всего литературная маска персонифицировала отрицательный тип»[42]. Однако такие известные литературные маски, как Рудый Панько или Иван Петрович Белкин, отнюдь не были наделены отрицательными чертами. На литературно-критические маски это не распространяется тем более. Чаще создавался образ более строгого критика, печатно высказывавшего суждения, которые по тем или иным причинам не мог позволить себе сам автор.
Иногда образ складывался настолько суровым, что пугал не только литераторов, но и редакторов. К примеру, редакторам «Звена» критик Антон Крайний показался чересчур строгим, и предлагаемое Зинаидой Гиппиус возобновление дореволюционной рубрики «Литературный дневник»[43] на страницах «Звена» не состоялось.
Не сложилось у Антона Крайнего и с «Современными записками»; рубрику «Литературная запись» после двух публикаций пришлось закрыть из-за чрезмерной для редакции остроты критика. Зинаида Гиппиус при этом продолжала печататься и в «Звене», и в «Современных записках».
Разумеется, литературные маски встречались не только в парижских изданиях.
В варшавской газете «За свободу!» Д. В. Философов постоянно печатался как под собственным именем, так и под дюжиной псевдонимов: Иван Посошков, Невер-мор, Старый театрал, Н. Ихменев, Фервор, Эрго, Nobody и др. По стилю большой разницы не было, но темы разделялись: Посошков откликался на политические события, Nobody ведал обзорами печати, Старый театрал писал соответственно о театре, а Невер-мор – преимущественно о кино.
Эмигрантские литературные маски были продолжением традиции, в метрополии в ХХ веке надолго оборвавшейся по понятным причинам (невозможность свободного высказывания и, соответственно, авторских рубрик). Доходило до предложений вообще отменить псевдонимы за ненадобностью, достаточно вспомнить полемику вокруг статьи Михаила Бубеннова «Нужны ли сейчас литературные псевдонимы?»[44], в которой приняли участие Константин Симонов и Михаил Шолохов, а косвенно и сам Сталин.
Традиция возобновилась лишь в 1990-х гг., зато в полную силу, когда на литературно-критической арене появилось наряду с колумнистами, подписывавшимися собственными именами, множество литературных масок: Аделаида Метелкина (Борис Кузьминский), Крок Адилов (Андрей Немзер), Василий Пригодич (Сергей Гречишкин) и др.
С распространением интернета явление стало массовым. По сути, блоги – это и есть авторские рубрики, только на ином, не бумажном, носителе, а блоггеры-«тысячники» с успехом исполняют роль колумнистов, причем читателей у них подчас больше, чем у авторов бумажных изданий. А литературные маски в интернете сами напрашиваются и даже предполагаются при регистрации ника.
В интернете складываются и новые, не совсем обычные формы, которые вряд ли появились бы в бумажных изданиях.
В «Живом журнале» на протяжении длительного времени появлялись «Литературные заметки покойного Сёмы Штапского» с публикациями из его архива, объявлениями о вечерах памяти в ЦДЛ с участием известных литераторов, с перепиской, мемуарами, детскими фотографиями, множеством историй, сплетен, нелицеприятных разборов произведений современных авторов и проч.
До сих пор изредка появляется в сети Михаил Змиев-Младенцев-младший, возникший в 2006 г. с фотографией, биографией, характерными психологическими особенностями и своим стилем, за которыми с трудом угадывается молодая докторантка одного из европейских университетов, активно проявляющая себя в интернете также и под своим собственным именем (но уже совершенно в другом духе).
Штефан Шмидт
К поэтике псевдонима. Краткий обзор исследований
Феномен псевдонима всегда вызывал большой интерес – как у любопытных читателей, так и у целого ряда ученых, посвящавших свои работы этой теме. Многое было сказано и написано о тех или иных аспектах данного феномена с разных точек зрения и с разными целями.
Однако большинство работ концентрировалось лишь на отдельных сторонах этого явления, а чаще и вовсе останавливалось на конкретных примерах употребления псевдонимов тем или иным автором, не рассматривая проблематику псевдонима в целом.
Выходя далеко за рамки прикладного применения дополнительной подписи, явление псевдонима сопровождается многообразными импликациями как в библиографических и литературоведческих дисциплинах, так и в социальной и культурной жизни. С культурологической точки зрения наиболее существенным представляется возникновение и употребление псевдонима, его восприятие читателями и коллегами, а также самим автором и, наконец, «философия имени» – взаимоотношения человека со своим именем как таковым. С формальной точки зрения наибольший интерес представляют способы построения псевдонима и проблемы, возникающие при его расшифровке.
В данной статье хотелось бы обобщить рассматриваемые в научной литературе центральные аспекты псевдонима, подвести итоги некоторых наблюдений и исследований, чтобы создать более объемное представление о многогранности этого феномена, а кроме того, дать обзор основной литературы по теме. Обзор, разумеется, не претендует на исчерпывающую полноту, но главные тенденции псевдонимистики, думается, в нем учтены.
Любой разговор об истории изучения псевдонима в России необходимо начать с известного исследователя-библиографа Ивана Филипповича Масанова (1874–1945). Отдав более сорока лет работе над «словарем псевдонимов русских писателей, ученых и общественных деятелей» (до выхода которого в полном виде он не дожил), Масанов оставил миру одно из крупнейших произведений в области псевдонимистики. В предисловии к словарю говорится о роли псевдонима в русской печатной культуре: о его значимости для сатирических журналов XVIII и ведущих журналов XIX века, о его защитной функции, помогающей писателям обходить цензуру, а также выступать в печати различным деятелям подполья, которые не могли публиковаться под своим именем[45].
Из ранее изданных работ Масанова следует отметить статью, написанную вместе с сыном Юрием Ивановичем Масановым (1911–1965), продолжавшим после смерти отца работу над словарем[46], в которой сообщаются интересные факты об истории библиографирования псевдонимов на Западе и в России, перечисляются важнейшие работы и словари по этой теме, а также приводятся соображения о классификации псевдонимов и оптимальной методике их библиографирования.
Согласно Масановым, письменное фиксирование псевдонимов на Западе начинается уже в XVII веке книгой некоего И. М. Суарэ, изданной в 1652 г. (С. 92). Однако эту и остальные работы того же периода еще нельзя назвать научными; одно из первых сочинений, отвечающее критериям научности, – это книга гамбургского профессора Винцентия Плакция 1674 г., переизданная в 1708 г. (С. 92–93). Интересно, что, как указывают Масановы, эти старинные труды не ограничиваются национальными пределами, рассматривая материалы нескольких стран (С. 94).
К числу отмеченных Масановыми работ, достойных упоминания, относятся и следующие книги: «Словарь анонимных и псевдонимных сочинений» француза Антуана Барбье (ставшего впоследствии личным библиотекарем Наполеона), изданный в четырех томах в 1806–1808 гг. (С. 94), «Словарь полинимных и анонимных сочинений» Жозефа Керара (1846) и его же монография «Les supercheries littéraires dévoilées» (1847–1853) с посвящением русскому коллеге С. Д. Полторацкому (С. 95), так же как словарь псевдонимных сочинений международного значения Эмиля Веллера, выпущенный в 1856 г. (С. 96), и значимый для англо-американской литературы словарь С. Хелькета и Дж. Ленга 1882–1888 гг. (С. 97).
Ознакомительная версия.
