Я прочитал в Интернете стенограмму этой беседы, в которой, между прочим, затронута и тема ленинградской блокады, одновременно со стенограммой – добавленные к ней пространные цитаты из книги Даниила Гранина «Человек не отсюда». Суть их в обвинении А. А. Жданова и других руководителей города в том, что они, мол, во время блокады барствовали, роскошествовали во всем образе жизни, в том числе и в питании. Эти цитаты не вызывают никакого доверия хотя бы уже потому, что изобилуют анонимностью, т. е. отсутствием имен, примет времени, да и просто несуразными доводами. Например: «одна актриса Балтийского флота…». Что это такое, «актриса флота»? Как фамилия? В каком звании – не боцман? «Однажды мне принесли фотографии цеха кондитерской фабрики…». Когда именно и кто принес? «Меня уверяли, что это конец декабря, что снимок подлинный…». Кто уверял? Какие были доказательства? В одном «архивном документе» эта фабрика названа «энской», в другом – открытым текстом: «2‑я кондитерская». Что за странные документы? А еще фигурирует кондитерская фабрика им. Самойловой. Это все одно и то же или разные фабрики? «В моей памяти всплыл один из рассказов…». Их там за 95 лет накопилось, поди, немало, и все плавают. О чем же рассказ? «Какой-то (!) работник ТАСС был послан на кондитерскую фабрику, где делают пирожные и ромовые бабы для начальства, сфотографировать продукцию».
Неужели писатель Гранин думает, что если Горбачев четверть века тому назад объявил его Героем социалистического труда, то все будут свято верить каждому слову Героя безо всяких его доводов и доказательств? Тем более что он – бывший член КПСС с полувековым стажем. Похоже, что так. Казалось бы, уж как бывшим-то ныне верят!.. Но, увы, вопросы родятся сами собой, их множество, и надо на них беглому члену КПСС с Золотой Звездой отвечать.
Так вот, кто послал какого-то работника ТАСС на какую-то фабрику? Откуда известно, что производилась именно такая продукция и именно для начальства? И для какого начальства? Ведь город-то большой и разного уровня начальников немало. «Фотография была опубликована в газете». В какой, когда? А главное, зачем было фотографировать и публиковать? Ведь «каждый фотограф понимал, что за такую фотку – прямым ходом в СМЕРШ». Никакого СМЕРШа в 41‑м и 42‑м году не существовало, это фронтовик Гранин мог бы знать. Ах вот оно что: эти фотки ромовых баб опубликовали неизвестно где, но подпись гласила: «Это хлеб». И никто не отличил сих пышных баб от хлеба насущного? Оказывается, этими фотками «начальство хотело показать читателям газет (уже не одна, но до сих пор все безымянные. – В. Б.), что положение в Ленинграде не такое страшное». Какая слабоумная чушь! Листовки с такими фотками можно было разбрасывать над немецкими позициями, там это могло иметь эффект, но ленинградцы-то, получая «125 блокадных грамм с огнем и кровью пополам», хорошо понимали, каково положение, им невозможно было втереть очки.
Нельзя умолчать еще об одном шедевре уснувших мозговых извилин: «Недавно стал известен дневник одного партийного деятеля того времени». Как стал известен? Из чьих рук получен? С неба свалился в руки Героя-беглеца? Но в данном случае это, пожалуй, и неважно. Сей «партийный деятель» всего лишь инструктор отдела кадров райкома партии. То есть работник самого низшего уровня райкомовской субординации. Но какого именно райкома? Разве это трудно установить? На этот раз даже названо имя – Николай Рибковский. И чем же его дневник примечателен? Оказывается, партийный деятель Рибковский только тем и был занят, что тщательно фиксировал все, что поглощало его пузо. Усердие партийного босса в этом деле просто изумляет. Ну, смотрите, что он ежедневно якобы отправлял в рот: «Завтрак – макароны, или лапша, или каша с маслом и два стакана сладкого чая. Вчера на обед я скушал (!) зеленые щи со сметаной, котлету с вермишелью, а сегодня – суп с вермишелью, свинина с капустой». Потом, представьте себе, эта партийная сошка попала в какой-то дом отдыха, и опять: «Каждый день мясное – баранина, ветчина, кура, гусь, индюшка, колбаса, рыбное – лещ, салака, корюшка и жареная, и отварная, и заливная…». Боже мой, ведь многие и не отличают курятину от гусятины или лещ от корюшки, а он все знает, все помнит и специально для правдолюба Гранина фиксирует.
И это еще не все. Дальше: «Икра, балык, сыр, сливочное масло, пирожки, какао, кофе, чай, триста грамм черного хлеба и столько же белого (подозрительно мало! – В. Б.). И ко всему этому 50 грамм хорошего портвейна к обеду и ужину». Если Гранин до сих пор не понял, что это состряпано специально для таких, как он, или для него персонально, то пусть обдумает еще и такое заявление этого деятеля: «Да, в условиях длительной блокады это возможно лишь у большевиков, лишь при Советской власти… Едим, пьем, спим или бездельничаем и слушаем патефон, шутим, забиваем «козла» в домино или в карты. И за все 50 рублей». У болвана, составлявшего фальшивку, даже не хватило ума не высовываться, скрыть, что он антисоветчик.
* * *
Эта чушь о ромовых бабах для Жданова и т. п. затеяна была давно, сразу, как на нас свалилась демокрация. Гранин, как и Дымарский, живет ветхим, смрадным старьем. Помню, я прочитал где-то, скорей всего у Коротича в «Огоньке», статью покойного демократа Анатолия Приставкина, моего соседа по даче. Он эту тему разрабатывал несколько в ином варианте: Жданов топил печку сливочным маслом. Встретив его, я спросил, откуда он это взял. А есть, говорит, документы. И в них значилось, спросил я, что первому секретарю Ленинградского обкома, члену Политбюро ЦК тов. А. А. Жданову отпущено на отопление квартиры, допустим, два пуда сливочного масла? Разве дров-то труднее было найти? И добавил: «Так и быть, Анатолий, куплю я тебе два килограмма масла, и попробуй в порядке следственного эксперимента протопить им разок свой камин». Он отказался.
Позже орудовали другие в других газетах и журналах. Особенно усердствует в полоумном вранье некий Евгений Водолазкин, доктор, видите ли, филологических наук. А еще он и беллетрист, недавно вышел его сборник «Совсем другое время», где и роман, и повести, и рассказы – 477 страниц. Лев Пирогов пишет о некоторых идеях и темах сборника: «Неважно, что Водолазкин думает об этом исключительную ерунду: главное – думает» (ЛГ. 19.03.14).
Мы не можем сказать, что Водолазкин думал, когда накануне Дня Победы 8 мая 2009 года писал в «Новой газете» хотя бы вот такую исключительную ерунду: «Для Жданова спецрейсами присылали ананасы». Не иначе, как в счет поставок по ленд-лизу. Впрочем, какой-то частью мозговых извилин он, пожалуй, все-таки шевелил, стараясь угодить своей гадостью именно к знаменательной дате советской истории. Это для них самый цимес!
Если кому охота еще покопаться в этом, могу порекомендовать вышедшую в прошлом году в серии ЖЗЛ книгу Алексея Волынца «Жданов». В рецензии на книгу Арсений Александров писал в «Литгазете»: «До 1947 года жила уважительная память о работе Жданова в блокадном Ленинграде. А потом начались фантазии о горячих пирожках и шампанском, дальше – о пирожных, ананасах, апельсинах, которыми объедался Андрей Александрович черной зимой 1941–42 годов. Мало им и ананасов! Начались россказни о подземных теннисных кортах и даже расстрелах поваров за недостаточно горячие оладьи».
Трудно поверить в существование на земле такого полоумия, но вот А. Волынец цитирует книгу коренного ленинградца, в 1941 году бойца народного ополчения, а после войны, позже – профессора ЛГУ историка Даниила Натановича Альшица: «По меньшей мере смешно читать постоянно повторяемые упреки (профессор выражается деликатно. – В. Б.) в адрес руководителей обороны Ленинграда: ленинградцы-де умирали от голода, а начальники в Смольном «обжирались». Упражнения на эту тему доходят до полного абсурда. Приходилось читать и такое бредовое упражнение: будто в голодную зиму в Смольном расстреляли шесть поваров за то, что подали начальству холодные булочки» (с. 343).
И даже не хватает ума сообразить, что ведь еду на стол подают не повара, а официанты и официантки. Вот их, мерзавцев и мерзавок, и надо было стрелять!..
И вот ныне все это возглавил и осенил званием почетного гражданина Петербурга 95‑летний Герой Даниил Гранин. Да так увлеченно, горячо, словно среди расстрелянных поваров были его отец, брат и два племянника.
Интересно сопоставить два портрета Жданова, приведенные в книге А. Волынца. Вот как увидел его в Москве уже после войны Д. Т. Шепилов, бывший фронтовик-ополченец, после войны – два раза редактор «Правды»: «Передо мной стоял человек небольшого роста с заметной сутулостью. Бледное без кровинки лицо. Редкие волосы. Темные, очень умные глаза с запрятанными в них веселыми чертиками… Внешний облик, манера держаться и говорить, его покоряющая улыбка – все это очень располагало к себе. Этот первый разговор был продолжительным и впечатляющим. Говорил Жданов живо, остроумно, интересно…» (с. 441).
