"...С коммунистическим регулированием производства, устраняющим ту отчужденность, с которой люди относятся к своему собственному продукту, исчезает также и господство отношения спроса и предложения, и люди снова подчиняют своей власти обмен, производство, способ своих взаимных отношений..."[11]
"Всесторонняя зависимость, эта стихийно сложившаяся форма всемирно-исторической совместной деятельности индивидов, превращается благодаря коммунистической революции в контроль и сознательное господство над силами, которые, будучи порождены воздействием людей друг на друга, до сих пор казались им совершенно чуждыми силами..."[12]
Частная собственность есть результат вполне определенного исторического развития общества; она выступает как сложившаяся в итоге этого развития совокупность отчужденных общественных производительных сил, принявших форму господствующих над индивидами производственных отношений. Следовательно, ее уничтожение суть последовательное снятие отчуждения, т.е. присвоение, освоение всех этих производительных сил. Поэтому робин-гудовское "...упразднение частной собственности отнюдь не является подлинным освоением ее"[13].
"Для уничтожения... частной собственности в реальной действительности требуется действительное коммунистическое действие"[14]. Начавшись как лихая "красногвардейская" атака на капитал"[15], оно не остановится на этом и "...будет проделывать в действительности весьма трудный и длительный процесс"[16].
Приходится поневоле прибегать к обильному цитированию, поскольку нет никакой надежды, что Робин Гуд поверит авторам на слово. Мысль о том, что уничтожение частной собственности есть некое "преодоление отчуждения" для него значительно темнее родного Шервудского леса.
Просвещенные наследники атамана слыхали слово "отчуждение", однако последнее вызывает у них навязчивую ассоциацию с "буржуазной лженаукой".
С другой стороны, на интеллектуальную элиту шумного города Ноттингема, расположенного на опушке Шервудского леса, категория "отчуждение" оказывает такое же магическое воздействие, как слово "Бобруйск" на участников Сухаревской конвенции.
Они видят в ней средство, зарегистрировавшись в качестве марксистов, воспарить в желанные спекулятивные эмпиреи, откинув шелуху повседневности в виде "средств производства", "предмета труда", прозаической "фондоотдачи" и даже "условно чистой продукции". При этом Марксова категория "отчужденный труд" по существу подменяется гегелевским "отчуждением Абсолютной Идеи от самое себя".
Марксова категория отчуждения сама прошла в нашей общественной науке непростой путь "отчуждения" и робкого обратного "присвоения", итог которому подводит Р.И.Косолапов в известной книге "Социализм"[17]. Эта категория, конечно же, не является последним словом марксизма – хотя бы потому, что является его исторически первым словом. Но она лежит уже по ту сторону границы, переход через которую означал для Маркса окончание первого этапа освоения достижений буржуазной философии, политической экономии, утопического социализма и начало создания собственной концепции материалистического понимания истории.
"Политическая экономия исходит из факта частной собственности. Объяснения ее она нам не дает. Материальный процесс, проделываемый в действительности частной собственностью, она укладывает в общие, абстрактные формулы, которые и приобретают для нее затем значение законов. Эти законы она не осмысливает, т.е. не показывает, как они вытекают из самого существа частной собственности"[18].
Впервые подвергнув критическому анализу этот незыблемый столп буржуазной экономической науки, К.Маркс обнаруживает, что частная собственность представляет собой форму развития процесса отчуждения труда.
"Таким образом, к частной собственности мы приходим посредством анализа понятия отчужденного труда...
Хотя частная собственность и выступает как основа и причина отчужденного труда, в действительности она, наоборот, оказывается его следствием...
Только на последней, кульминационной стадии развития частной собственности вновь обнаруживается эта ее тайна: частная собственность оказывается, с одной стороны, продуктом отчужденного труда, а с другой стороны, средством его отчуждения, реализацией этого отчуждения "[19].
Такое понимание Марксом категории отчуждения открывает возможность получить на ее основе все категории политической экономии. "Как из понятия отчужденного труда мы получили путем анализа понятие частной собственности, точно так же можно с помощью этих двух факторов развить все экономические категории, причем в каждой из этих категорий, например, торговле, конкуренции, капитале, деньгах, мы найдем лишь то или иное определенное и развернутое выражение этих первых основ"[20].
Однако, прежде чем выводить категории политэкономии из отчуждения как сущности частной собственности, Маркс считает необходимым поставить вопрос о сущности самого отчуждения. "Мы приняли, как факт, отчуждение труда, и этот факт мы подвергли анализу. Спрашивается теперь, как дошел человек до отчуждения своего труда? Как обосновано это отчуждение в сущности человеческого развития? Для разрешения этой задачи многое нами уже получено, поскольку вопрос о происхождении частной собственности сведен нами к вопросу об отношении отчужденного труда к ходу развития человечества"[21].
Таким образом, можно констатировать, что именно здесь Маркс становится Марксом, поставив первый из трех названных выше кардинальных вопросов марксизма – вопрос о сущности частной собственности.
С другой стороны, категория отчуждения сразу же выступает для Маркса как первый, "верхний" слой материалистического понимания истории. Годом спустя, разрабатывая в "Немецкой идеологии" концепцию материалистического понимания истории, Маркс и Энгельс вскрывают под отчуждением еще три последовательных сущностных слоя[22].
Что же касается второго из названных вопросов – о необходимости уничтожения частной собственности – впервые ответ на его Маркс дает в том же 1844 году. "Образованием... ассоциаций рабочие обнаруживают весьма основательное и широкое понимание той "колоссальной" и "неизмеримой" силы, которая возникает из их сотрудничества. Но эти массовые коммунистические рабочие, занятые, например, в мастерских Манчестера и Лиона, не думают, что можно "чистым мышлением", при помощи одних только рассуждений, избавиться от своих хозяев и от своего собственного практического унижения. Они очень болезненно ощущают различие между бытием и мышлением, между сознанием и жизнью. Они знают, что собственность, капитал, деньги, наемный труд и тому подобное представляют собой далеко не призраки воображения, а весьма практические, весьма конкретные продукты самоотчуждения рабочих, и что поэтому они должны быть упразднены тоже практическим и конкретным образом для того, чтобы человек мог стать человеком не только в мышлении, в сознании, но и в массовом бытии, в жизни".[23]
Цель коммунистического преобразования общества для Маркса вовсе не сводится к высвобождению развивающейся абстракции производительных сил от тормозящей абстракции производственных отношений, целью является освобождение человека от всех конкретных форм гнета отчужденных производственных отношений, возвращение человеку отчужденной человеческой сущности[24].
Но здесь опять, как и в вопросе о сущности уничтожения частной собственности, целая пропасть разделяет понимание дела Марксом и сказки Шервудского леса. Бесстрашный атаман экспроприаторов грянулся бы оземь с боевого коня, прочти он, к примеру, нижеследующее место из "Святого семейства": "Одержав победу, пролетариат никоим образом не становится абсолютной стороной общества, ибо он одерживает победу, только упраздняя самого себя и свою противоположность. С победой пролетариата исчезает как сам пролетариат, так и обуславливающая его противоположность – частная собственность".[25]
Маркс прямо указывает нам на то, что в странах, где капитал уничтожен, однако пролетариат продолжает существовать и даже составляет "абсолютную сторону общества" – пролетариат еще не победил, и частная собственность не уничтожена. Она лишь "упразднена"[26], что составляет только предварительный шаг в длительном и сложном процессе ее уничтожения.
