Меркулов являлся заместителем Берии, Влодзимирский — начальником Следственной части по особо важным делам НКВД. Его, уже как подсудимого, тогда же в декабре допрашивал маршал Советского Союза Иван Конев:
Вопрос: По указанию Берии вы принимали участие в пытках, похищениях и убийствах советских людей?
Ответ: В 1939 году, в июне или июле, меня вызвали в кабинет Берии. Там находился Меркулов и еще кто-то. Берия дал указание Меркулову создать группу из 3–4 человек и произвести арест жены Кулика. Я был участником этой группы. Меркулов разработал план, как устроить засаду, и предложил жену Кулика снять секретно. Ордера на арест не было.
Вопрос: Значит вы тайно похитили человека ни в чем не виновного… то есть без всяких оснований?
Ответ: Была ли она виновата или нет, не знаю. Я считал, что ее снимают незаметно, так как не хотят компрометировать ее мужа.
Вопрос: Вы похитили жену Кулика, а что вы с ней сделали?
Ответ: Мы привезли ее в здание НКВД и сдали. Через полтора месяца меня вызвал Кобулов, приказал выехать в Сухановскую тюрьму, получить там жену Кулика и передать ее Блохину. Я понял, что если она передается коменданту НКВД (лично исполнявшему расстрелы — А.С.) Блохину, то значит для исполнения приговора, то есть расстрелять. Я только теперь узнал, что ее допрашивали Берия и Меркулов.
Другой обвиняемый на том же судебном процессе Меркулов на вопрос: «Вы допрашивали Кулик-Симонич?», ответил: «Кулик-Симонич я допрашивал вместе с Берия, правильнее сказать, допрашивал ее Берия, а я вел запись протокола. Никаких показаний о своей шпионской работе она не дала и была нами завербована в качестве агента. На следующий вопрос: «За что же была убита Кулик-Симонич?», Меркулов ответил: «Я ее не убивал. Берия сказал мне, что о ее расстреле есть указание свыше. У меня не было никаких сомнений в том, что такое указание действительно было получено».
И еще один исполнитель — безграмотный, но сообразительный сотрудник, потомок грузинских князей, занимавший высокие должности в органах ВЧК-ОГПУ-НКВД, Шалва Церетели, пенсионер на момент его ареста по делу Берии, показал: «Вместе с Влодзимирским и Гульстом я участвовал в тайном изъятии жены маршала Советского Союза Кулика. Выполнялось это задание по указанию Берии. Для чего была изъята эта женщина и что с ней случилось потом — мне неизвестно».
Гульст — заместитель начальника отдела охраны, затем заместитель наркома внутренних дел Эстонии, во время следствия по делу Берии находился на пенсии. На допросе он показал: «В 1940 году (Гульст ошибается, был 1939 год — А.С.) меня вызвал к себе Берия. Когда я явился к нему, он задал мне вопрос, знаю ли я жену Кулика. На мой утвердительный ответ Берия заявил: «Кишки выну, кожу сдеру, язык отрежу, если кому-то скажешь то, о чем услышишь!». Затем Берия сказал: «Надо украсть жену Кулика, в помощь даю Церетели и Влодзимирского, но надо украсть так, чтобы она была одна». В районе улицы Воровского в течение двух недель мы держали засаду, но жена Кулика одна не выходила. Каждую ночь к нам приезжал Меркулов проверять пост, он поторапливал нас и ругал, почему мы медлим. Слышал, что Кулик объявлял розыск своей жены, но найти ее не мог».
Из всего сказанного этими лицами делается справедливый вывод — для Берии «свыше» мог быть только Сталин. Если исходить из показаний Берии, жена Кулика была «изъята» и расстреляна по указанию Сталина на основании «сводки», доложенной ему наркомом по личной инициативе. Тайные «изъятия» и бесследные убийства, хотя и редко, но имели место в кровавой практике Сталина. Аналогичным образом исчезли в том же 1939 году посол СССР в Китае Иван Бовкун-Луганец с женой и водителем машины, убитые сотрудниками НКВД по приказанию «сверху» и захороненные с почестями. Сводка на Кулик-Симонич или, если исходить из чекистской терминологии, скорее всего, справка по материалам подслушивания, о которой говорит Берия, была составлена, вероятно, на основании данных разработки, позднее превратившейся в розыскное дело. Цель указания «сверху» не совсем ясна. Избавить преданного человека от неверной жены? Вряд ли. Были другие пути решить этот вопрос.
В розыскном деле не было материалов о каких-либо антисоветских высказываниях или подозрениях о «работе на капиталистические разведки» самого Кулика или его жены. Хотя позднее в одной из челобитных Сталину он упоминает: с 1937 года на основании лжесвидетельства его подозревали, что он «вовсе не Кулик, а засланный агент германской разведки». Негативный материал дела касался лишь жены Кулика и ее сестер и, если бы у Берии было намерение скомпрометировать будущего маршала, то были бы использованы именно эти данные. Меркулов на следствии указывает, что показаний о шпионской работе она не дала. Но как выбивались нужные показания, известно сегодня всем, исключение не составила бы и жена заместителя наркома. Вероятно, не ставилась такая цель или по каким-то причинам нельзя было применять силу.
Примечательно, что Берия на первом допросе почти ничего не помнил о Кулик-Симонич. Память у него, как отмечали его современники, была хорошая и здесь налицо явный обман. Скорее всего, он выяснял, известно ли следствию об объявлении розыска. Как видно из смысла задаваемых вопросов, следствие этого не знало и в спешке по делу Берии такие «мелочи», когда приговор ему был предрешен, никто не учитывал. Закономерен вопрос — Зачем велся всесоюзный розыск вами же расстрелянного человека? — который прокурор Руденко не задал. Берия этим воспользовался и на следующем допросе переложил вину за убийство на мертвого властителя — Сталина. Такой вывод можно подтвердить, если поставить еще один вопрос: зачем и для кого был объявлен и велся розыск жены Кулика? Кому надо было показать и кого убедить, что она действительно разыскивается и НКВД к исчезновению не причастен? Чекистов, которые и так знали о произволе, или Кулика, не имевшего доступа к делам госбезопасности? Нелепо и бессмысленно.
Вырисовывается другая, более вероятная, версия: Берия без ведома Сталина «изъял» красивую и легкого нрава жену Кулика, поместил ее на служебную дачу «в надежде на взаимопонимание», но та неожиданно отвергла его притязания. На это, как свидетельствуют множество других документальных фактов, он был способен. Выход из крайне опасного положения оставался один: убрать ее навсегда. Объявлением всесоюзного розыска он подстраховал себя на случай, если Сталин вдруг, как это не раз бывало, поинтересуется розыском непосредственно у оперативного подразделения. Возможно, как говорит Берия, он давал Сталину «сводку», но уже после похищения Кулик-Симонич. Другие подручные исполняли только указания Берии, не ведая, что он прикрывается приказом «сверху», который для них казался вполне вероятным. Вся эта трагичная история с Кулик-Симонич позволяет сделать вывод, что Берия обманывал Сталина уже в начале своей работы во главе НКВД. Не исключено, что в архивах имеются и другие подобные факты.
Судьба Кулика, как и его жены, также сложилась весьма трагично. В 1940 году ему, Тимошенко и Шапошникову присвоены маршальские звания, он стал и Героем Советского Союза, а в 1942 году разжалован из маршала Советского Союза в генерал-майоры, через полгода произведен в генерал-лейтенанты, затем вновь в генерал-майоры, в этом звании в 1950 году расстрелян и в 1957 году посмертно реабилитирован маршалом.
* * *
За время работы в 4 Управлении приходилось просматривать дела Особого архива 20-30-х годов, которые поражали своим содержанием. Иногда в деле было всего пять-шесть листов: первый — бланк на половинке страницы, постановление об аресте, затем два-три листа — протокол единственного допроса с признанием в шпионаже в пользу немецкой, польской и других разведок и выдаче государственных секретов без указания конкретных фактов, две другие половинки — приговор органа госбезопасности к расстрелу и справка о приведении его в исполнение. Две картонные корочки с надписью «Хранить вечно».
На нас, молодых сотрудников, знавших о беззакониях в стране только из письма ЦК КПСС к членам партии о культе личности Сталина, зачитанного на партийно-комсомольском собрании в 1956 году в харьковской школе, увиденное и услышанное в стенах Лубянки производило тягостное впечатление.
Следует сказать несколько слов о политических настроениях сотрудников в то время. Оно ничем не отличалось от настроений в стране. Хрущева приветствовали за разоблачение культа личности Сталина и арест Берии с его подручными, реабилитацию жертв репрессий, за выселение из бараков и строительство пятиэтажек. Но осуждали за произвол в экономике, кукурузу, волюнтаризм в политике, насаждение своего культа, смеялись над демагогией и безграмотной болтовней. На партийном активе КГБ в 1958 году при выборе Хрущева делегатом на ХХI съезд КПСС один голос был подан против. В 1964 году, когда рано утром, до объявления по стране о его смещении, портреты Хрущева в здании КГБ на Лубянке были сняты, все вздохнули облегченно.
