И в то же время я как прагматический марксист сознаю, что бытие определяет сознание. Мы не должны надеяться, что, скажем, мы "закомпостируем" какое-то поколение нынешних двадцатилетних и оно пойдет по этажам истории с данным мировоззрением. Все гораздо сложнее. Взять ту молодежь, которая десять лет назад бегала на дискотеки, с ума сходила на проповедях сектантов, пела дикие песни,— им сейчас по 30 лет, они уже создают свои семьи. Бытие открывается перед ними во всей своей "прелести". У них нет профессии, они не получают работу, не имеют крыши. Такое бытие формирует определенное сознание...
А.П. Молодежь, которая оттанцевала в дискотеках, начинает искать работу, сначала легкую и хлебную, потом любую, но достаточную для проживания. Она потыкается к олигархам, в мэрии, потом придет к оппозиции, попросит работу, оппозиция не даст ей никакой работы, потом она пойдет в организованную преступность, там получит работу, потом в тюрьму, потом пулю в лоб...
В.Ч. Страшно представить, какие сейчас организуются сообщества преступных сил. Скоро будут не хуже, чем в Чечне, промышлять убийствами и заложниками.
А.П. По той причине, что молодежи невозможно жить, она вовсе не обязательно встанет в ряды оппозиции. Молодежь придет туда в том случае, если оппозиция начнет с ней говорить на ее языке. Если в природе существует полублатной молодежный контингент, значит, оппозиции нужно учить полублатной язык. Если у авангардной молодежи эпатажный язык, оппозиция должна прийти к ней, говорить с ней на этом языке. И прежде чем они расстанутся навсегда, они должны хотя бы выяснить отношения. Оппозиция не работает по-настоящему с молодежью.
Молодежь — это когда все становится другим. Когда движения становятся резкими, упругими и пластичными, когда ценится подвиг, когда появляется плеяда лидеров, возникает политический театр. Но ничего этого нет. Я не верю, что в оппозицию пришли новые тысячи молодых студентов, пионеров, вундеркиндов. Если они пришли, то и ушли. Ведь современная молодежная субкультура как в Москве, так и в провинции не очень велика. Эта так называемая поп-культура молодежного нигилизма, куда входят всевозможные панки, рокеры, скинхеды, замешена на галюциногенном наркотическом миросознании. Скинхеды видят, что вокруг них воздвигаются дворцы, заселяются бог знает кем, в частности приезжими с Кавказа, и они интуитивно чувствуют, на зверином уровне, социальную несправедливость, бунтуют против нее.
Одним из ярких представителей политизированной молодежи является Лимонов. Национал-большевики избрали для себя крест мученичества, подвига, самосожжения. В них бродит особый метафизический фермент, потому что Лимонов — это художник протеста, сражения, может быть, гибели триумфальной.
Есть еще криминальная молодежь. Она сбивается в стаи, ей нравится угонять машины, насиловать, пить, пировать. И повторяю, ни в одной из этих субкультур нет наших оппозиционеров. Советский тип, о котором мы упоминали, не может говорить с молодежью на этом языке. У него другая лексика. Он не владеет сленгом.
А Маяковский мог. Будучи левым, коммунистом, не понимаемый Лениным, не понимаемый Луначарским, которые были воспитаны на классике XIX века, на серебряном веке, он мог идти в любую молодежную аудиторию и находить с ней общий язык. Маяковского среди нас нет. Но даже Егор Летов так и не стал принадлежностью нашей оппозиции. "Агата Кристи", которая поет новые антибуржуазные песни, тоже не с нами.
В.Ч. Все упирается в главный вопрос: чем себя осознает оппозиция? Если она несет в себе, так сказать, сверхзадачу стать предводителем трудового народа, то тогда она не должна развиваться только внутри своей скорлупы. Она должна осмыслить все нынешнее состояние общества, выявить и породниться с теми, кто оказался в среде обездоленных. Она должна овладеть всеми формами, в которые выливается протест. Одна из наших бед — мы замкнуты внутри своей уставной, программной структуры. Это, кстати говоря, присуще было с самого начала КПРФ. Мы не провели инвентаризации всех своих возможностей и не решили, на какие силы будем опираться. Если оппозиция сейчас не поставит перед собой задачу создания единого фронта, если она не найдет внутри каждого отряда, внутри каждого сектора тех инициативных людей, которые, с одной стороны, не отвергали бы идею единения с коммунистами, патриотами, а с другой стороны, были бы авторитетны в своей среде, то силы ее будут иссякать с каждым годом.
А.П. А помнишь, после 1991 года мы говорили о союзе красных и белых, это была очень актуальная задача, потому что к власти пришли либералы, космополиты, западники тотальные, и эти 10 лет мы удерживали в своем политическом поле две, казалось бы, разнородные силы.
В.Ч. Тогда оппозиция почувствов
ала необходимость преодолеть догматический подход, который кособочил всю дореволюционную историю. Надо было как бы объединить народ, и, мне кажется, задача была прекрасно выполнена.
А.П. Этот факт зафиксирован даже в ЦРУ. В одном из докладов говорится, что зюгановцы сумели в это десятилетие аккумулировать национальную энергию и выдавить либералов из политической жизни. Действительно, либералов фактически не осталось, а пришли какие-то другие новые люди. Путина не назовешь либералом. Эти люди начали формулировать различные доктрины. Но теперь, повторяю, когда власть стала не очевидно космополитической и не явно либеральной, этот альянс красных и белых, или альянс националистов и коммунистов, пошатнулся. Более того, власть сама раскалывает красных и белых, вербуя на свою сторону националистов. Она сама в себе выделила какой-то фрагмент, некий аппарат, который этих националистов постоянно рекрутирует. Впервые блестяще с этим справился Ельцин, завербовав Лебедя.
Сегодня проблема русского, национального фактора для оппозиции очень важна. КПРФ по своей интернациональной природе не может педалировать русский фактор. Мгновенно получает справедливые упреки от представителей других народов, которые чувствуют себя ущемленными.
Русских большинство, русские — самый истребляемый народ в сегодняшней России. В русском народе зреет третья или четвертая революция, и коммунистическая оппозиция не в состоянии задействовать этот фактор во всей своей силе. А власть это может делать. Она умудряется быть с одной стороны сионистской, а с другой стороны патриотической, уже баркашовцев берет к себе на службу. Они мобильные, они циничные, а мы скованные.
Надо выстраивать патриотическую колонну, которая аккумулировала бы идею русского возрождения не вопреки советскому периоду, а осмысливала бы советский период как часть русского авангарда. Но это почему-то не получается. Внутри нашего движения огромные тормоза. Повторяю, русский фактор, который является доминирующим, органичным фактором нашего национального сопротивления, не освоен нами.
Я понимаю Зюганова, который должен посещать "Аврору", ходить в мавзолей как левый человек, а с другой стороны, ходить в церковь, посещать русские святыни, быть на Куликовом поле, общаться с иерархами, демонстрировать державность, национальность свою. Но им не освоено современное протестное мировое движение левых, антиглобалистов, которые бьют витрины в Генуе, в Сиэтле, которые наполнены такой энергией антибуржуазности, антиамериканизма, что жертвуют своей жизнью. Там много троцкистов, анархистов, исламских радикалов, и если в эту среду придет русский националист, державник, то его сразу назовут фашистом, изгонят из своей среды.
Политическая плазма окружает нашу оппозицию. Мы не сумели вжиться в нее. Ввергли себя в идеологический и политический тупик, из которого нужно немедленно выходить.
Необходимо продумать то, что мы называем системой лидеров. Один лидер с одной монолитной организацией не в состоянии покрыть всего многообразия, из которого состоит сегодняшний российский народ и общество. Это полифония, колоссальный хор движений, ценностей, целей, замешанных на территориях, национальностях, религиях, на стратах, классах, социально-психологических характерах. Необходимо начертить карту, и на этой карте пометить цветами: красным, зеленым, оранжевым, фиолетовым,— весь массив современных социальных течений. Узнать, какие из этих течений являются бросовыми. Скажем, вот я крашу в цвет Соединенных Штатов агентов, которые нас сдают. Но есть сферы, которые внутренне оппозиционируют этой агентуре. У них другой цвет. Необходимо создать палитру организаций, движений, философий, лидеров так, чтобы они были креатурами нашей оппозиционной партии, близки нам, никогда не стали бы ренегатами.
