Живет в Москве.
Перу Александра Захаровича принадлежит весьма объемистая рукопись — история его жизни с рождения и до наших дней. Основной материал, конечно же, относится к годам войны. Автор надеется издать рукопись отдельной книгой, которая, несомненно, представит для читателя определенный интерес. Мы же публикуем лишь несколько фронтовых эпизодов — в том объеме, в каком позволяют нам рамки рубрики “Мозаика войны”.
Начальник штаба поставил задачу сделать засаду в водяной мельнице, стоявшей на нейтральной полосе, так как пехота якобы сообщала о посещении ее ночами немцами. Я в это не поверил, но решил проверить, устроив там ночную засаду. Примерно к полуночи послышался негромкий шорох у входной двери, мы приготовились к нападению, но показалась голова телка, который, видимо, не раз сюда заглядывал полакомиться отрубями и слизывать мучную пыль со ступенек и досок возвышения. Не хотелось ему уходить от кормушки, но пришлось с нами проследовать прямо в штаб, где проснулось все начальство. Передали бесхозную животину на мясное довольствие в комендантский взвод, ибо местных жителей в селе не было.
Начальство требовало “языка” и почему-то именно от нашего взвода. Конечно, совершать нападение на высоту 73.1 было безумием во всех отношениях. Мы решили изучить подступы южнее ее. Как оказалось, минных полей здесь не было с обеих сторон, проволочных заборов тоже. Только в отдельных местах была спираль Бруно внаброс. Конечно, вся эта ложбина простреливалась многослойным огнем с южных скатов высоты и северной окраины села Надежда. Мы уже тогда понимали, что немцы не любят зимовать в землянках и только крайних случаях строят полевые сооружения долговременного типа. Можно было предполагать, что на высоте у них ротный или батальонный опорный пункт, усиленный минометами, противотанковой артиллерией и инженерными заграждениями. Через несколько дней после тщательных наблюдений мы решили сделать пробную вылазку в намеченном направлении. Нам, конечно, не хотелось оставлять своих следов, и мы наметили проход по мерзлому грунту без снега. Как всегда, немцы не жалели осветительных ракет. Все мы были одеты в белые маскхалаты, передвигались исключительно осторожно, за час мы продвинулись километра на полтора в глубь вражеской территории и обнаружили красный полевой кабель в полихлорвиниловой изоляции.
Мы решили на следующую ночь перерезать этот кабель и ожидать связистов-линейщиков, устроив им здесь засаду. Но такой, много раз использованный прием был известен и немцам, особенно порыв кабеля с помощью кусачек. Поэтому мы решили просить артиллеристов днем сделать пристрелку одним орудием, а ровно в полночь открыть по этому месту огонь. Мы должны были укрыться в лощинке в двухстах метрах и в этот момент нарушить связь в месте разрывов. Примерно через час появились два связиста. Они опасливо осмотрели все вокруг и, не найдя ничего подозрительного, начали устранять порыв, предварительно включившись в сеть и предупредив об этом своих. Очень трудно описать состояние разведчика, находящегося во вражеском тылу и наблюдающего перед собой противника, которого необходимо разоружить, затолкать в его рот “кляп”, заломить ему руки назад и связать веревкой. Все это делать в считанные секунды, бесшумно и нести чаще всего на себе, когда враг брыкается ногами. Одного пришлось в рукопашной ударом ножа уничтожить, а второго несли вчетвером за руки и ноги, падая на него, когда вспыхивали ракеты. Опомнились мы только, когда оказались на восточном берегу реки. На нашу беду не было ни куста, ни рощицы. Только в траншее перевели дух.
“Язык” был доставлен в штаб…
Утро 10 марта было солнечным. После завтрака разведчики принялись чистить оружие. Я тоже протер канал ствола пистолета и смазал его ружейной смазкой. Командир второй группы лейтенант Маркелов ежедневно чистил свой пистолет пулей, то есть выстрелом преимущественно вверх. Мы вышли на крылечко, он вынул пистолет и, вместо выстрела в небеса, вдруг прицелился по стоявшей в отдалении деревянной уборной, сделал выстрел по ней и… выронил пистолет из рук, так как из дверного проема упал вниз лицом наш политрук на все четыре взвода по фамилии Гора Иван Дмитриевич. Во рту его была самокрутка “козья ножка”, а штаны, как положено, спущены. Маркелов сам доложил о происшедшем комиссару полка. Произведено было дознание, но мы все подтвердили неумышленность случившегося. Маркелов был переведен в другой полк, и ему задержали присвоение очередного звания…
Вспоминаю, как я искал злополучные курсы усовершенствования командного состава, куда меня послали в самый разгар отступления двух наших фронтов: Юго-Западного и Южного.
Мимо шла тракторная колонна. Дышать было нечем в сплошной непроглядной пыли, и я решил свернуть вправо, чтобы далее следовать проселочной полевой дорогой. Увидел балку, по которой протекал ручеек. В нем застряла полуторка железнодорожников, и они безуспешно пытались ее вытолкнуть. Я подбежал и помог им. Наконец, выехали на сухую дорогу, и они бросились в кузов. Я тоже с заднего борта попытался влезть, но получил удар по рукам, машина поехала, а я остался. Вытащив свой револьвер, я сделал три выстрела по колесам и прострелил одну шину, но они и тогда не остановились, только один из мужчин вскинул немецкую винтовку и пригрозил мне.
Я снова почему-то вернулся в колонну. Начальница тракторной тяги пригласила меня рядом на сиденье трактора, и мы пару часов ехали и вели разговор на злободневную тему нашего грандиозного бегства. Потом, поблагодарив ее за участие, я спрыгнул, и меня подобрал один ездовой. Вечером у ручья сделали остановку, чтобы подкормить лошадок. Сварили кашу перловую и подкрепились сами. Более всего мы дорожили нашими двумя лошадьми и охраняли их буквально с оружием на изготовку.
В наступившем рассвете мы увидели голубую ленту Дона и слева станицу Константиновскую, где был большой наплавной понтонный мост. Здесь, в начале спуска дороги, на обочине стоял один из наших попутчиков — лейтенант Петр. Мы взаимно обрадовались встрече. Ни он, ни я ничего не знали об остальных двоих из нашей команды. Я спрыгнул с повозки, и мы начали спускаться к реке, южнее станицы с ее мостом, который подвергался непрерывным налетам вражеской авиации и бомбежкам. Мы решили искать другой способ переправы и вскоре нашли. То была обычная рыбачья лодка, на которой ее хозяин перевозил на тот берег таких же беженцев, как и мы.
Следующим рейсом он доставил нас на противоположный берег. Пройдя с десяток шагов, мы увидели грядку с огурцами, собрали несколько штук и съели их без соли и хлеба. Затем, в изнеможении и усталости, немедленно уснули на лужайке. Проснувшись через несколько часов, решили продолжить наш путь в сторону хутора, показавшегося вдали.
В одном из более зажиточных дворов увидели старика на порожке дома и его старуху, хлопотавшую у летней печки во дворе. Зашли во двор без спроса, поздоровались и сели на ступеньки. Я сразу понял, что мой попутчик более моего стесняется начинать разговор о еде, поэтому я спросил прямо: у кого можно купить что-либо из продуктов? Но старик ответил: вы не первые с таким вопросом обращаетесь. Я вспомнил о вчерашней стрельбе из револьвера по колесам полуторки и решил перезарядить барабан. Вынул его и начал шомполом выбивать пустые гильзы и вкладывать боевые патроны. Я как-то даже не придал значения этому, а на деда подействовало. Он медленно поднялся, спустился в погреб и вынес полкаравая хлеба и шматок сала размером с кирпичик хозяйственного мыла и повелел жене налить нам по миске супа. Я оставлял им денег, но они не взяли, сославшись на то, что, может, и их сынов накормит какая-нибудь доброжелательная хозяйка. Мы поблагодарили сердечно, унося не только полбулки хлеба и сало, но и теплоту в сердце.
Нам нужно было выходить к железной дороге Кропоткинская, Сальск, Сталинград, чтобы разыскать пресловутые наши курсы в таком сплошном потоке отступления. Дед посоветовал нам держать путь на станицу Большая Мартыновская и далее двигаться на ближайшую станцию Кубырле. Мы с Петром так и поступили…
Расскажу о том, как мы встретили Международный женский день в 1944 году. Весной путь наш пролегал в основном в южном направлении — на железнодорожную станцию Христиновка, что северо-западнее Умани. 7 марта артиллерия и обозы отстали. Ночами были еще морозы, грунт замерзал, и проходимость улучшалась, поэтому без всяких указаний свыше мы использовали ночи для переходов. В Рубаном Мосту проходили ночью, и я почувствовал под ногами какую-то гать из бревен, упал и в темноте ухватился за руку мертвеца. После узнал, что отходящие гитлеровцы якобы заполняли лужи мерзлыми телами наших воинов, то ли погибших, то ли расстрелянных военнопленных. 8 марта сосредоточились в Антоновке. Тылы отстали, но полевые кухни догнали и повара накормили нас горячей пищей. Более того, замполит капитан Мищенко объявил штабу и подразделениям о том, что в полку покажут кинофильм под крышей бывшего коровника, чтобы немцы не сбросили ночью бомбу по тому “кину”. Представьте, пришли почти все. Смотрели мы фронтовую передвижку, показавшую нам предвоенный кинофильм “Мы из Кронштадта”. Так отметили мы женский праздник.
