Лиля Брик присутствовала на открытии памятника Маяковскому работы А. П. Кибальникова в Москве 28 июля 1958 года. На мероприятии выступали и молодые поэты. Удивительно, что площадка у монумента вполне официозному поэту на несколько лет стал местом стихийных сборищ и выступлений совсем не официозных стихотворцев. Не так давно эта традиция была возобновлена.
Спустя некоторое время Лиля победила в войне, которую объявила ей теперь, когда сталинские страхи прошли, сестра Маяковского Людмила Владимировна. Вот что писал в 1963-м Корней Чуковский:
«Вчера черт меня дернул согласиться выступить в 268 школе с докладом о Маяковском. Кроме меня выступала сестра Маяковского 79-летняя Людмила Маяковская. Ее длинный и нудный доклад заключался весь в саморекламе: напрасно думают, что Володя приобрел какие-нибудь качества вне семьи. Все дала ему семья.
Остроумию он научился у отца, чистоплотности от матери. Сестра Оля отличалась таким же быстрым умом, “у меня, – скромно сказала она, – он научился лирике. Я очень лиричная”».
Несмотря на преклонный возраст, Людмила страстно хотела получить монополию на память о брате и уничтожить Лилю. Несколько лет спустя по ее примеру она даже написала вождю Л. И. Брежневу с целью добиться закрытия музея Маяковского в переулке его имени, где хозяйничала Лиля Брик и ее присные.
«Они надеются растворить коммунистическую поэзию Маяковского в бесчисленных анекдотах о «советской Беатриче», как рекламирует себя Брик, пошлых аморальных разговорах, перечеркивающих память о брате и народном поэте.
Он расплачивается за свою молодую 22-летнюю доверчивость, незнание ловких столичных женщин, за свою большую, чистую, рожденную в сознании, на берегах Риона, – любовь». Людмила Владимировна обвиняла Лилю Юрьевну в антисоветизме и, что уж совсем гаденько, налегала на ее еврейское происхождение. Но Брежнев не повелся.
А Лиля оставалась притягательным магнитом для поэтической и прочей творческой молодежи, гордо неся звание любовницы, вдохновительницы и мучительницы Маяковского. С кем только она ни была знакома. В числе ее друзей значились Марк Шагал, Андрей Вознесенский, Юрий Любимов, Татьяна Самойлова, Андрей Миронов, Владимир Высоцкий, Мартирос Сарьян, Новелла Матвеева… А ее давняя слава обольстительницы даже привела к тому, что в интеллигентских кругах распространился слух о ее плотском романе с Сергеем Параджановым. При том, что ей было под восемьдесят, а Параджанов был голубым…
Летом 1978 года 86-летняя Лиля упала у себя на даче в Переделкино и сломала шейку бедра. Обычная старческая травма. Но ей очень не хотелось оставаться прикованной к постели. Она рассказывала, что после этого ей однажды приснился Маяковский, который вкладывает ей в ладонь небольшой пистолет. В ночь на 4 августа Лиля выпила горсть нембутала, после чего не проснулась. Согласно ее завещанию, прах покойной развеяли с пригорка в Переделкино и могилы устраивать не стали. Но все же несколько дней спустя на месте развеяния кем-то был установлен камень с высеченными на нем тремя буквами ЛЮБ. Маяковский очень уж ее заждался.
• русский советский писатель, журналист и драматург
• с 7-го класса издавал рукописный журнал с сотоварищами
• в коммерческом училище начал писать рассказы на французском языке
• стал участником Советско-польской войны 1920 года в составе 1-й Конной армии под командованием маршала Семена Буденного
• редактор первого советского собрания сочинений Шолом-Алейхема
• блестящий стилист и мастер новеллы
• очень сложный, очень скрытный, внешне обаятельный человек
• человек, живущий все время в вымышленном мире и сам с собой играющий профессиональный остряк. Остроумие было его любимым занятием
• всегда говорил, что изучение лошадиной проблемы есть насущное дело его жизни
• любил чаевничать, знал в этом толк
• образование не превышало начальной школы
• ездил в Германию, официально – для «обмена опытом» с германской полицией, а по неофициальной версии – лечиться у местных психиатров от педерастии…
• выделялся среди коллег хилостью
• низкорослый, почти карлик
• с маловыразительным, лишенным сколько-нибудь заметной приятности лицом
• умело преподал себя в качестве знатока казахстанских аграрных и национальных проблем
• почетный красноармеец Алма-Аты
• неплохой тенор
• вошел в историю как главный палач страны
• хранил пули, которыми были расстреляны Зиновьев, Каменев и другие
• родилась в 1904 году в Гомеле в бедной и многодетной еврейской семье
• в 17 лет устроилась машинисткой в редакцию одесского журнала
• неординарная, красивая, яркая, темпераментная
• казенную квартиру с голыми стенами украсила коврами, портретами в рамках и милыми дамскими безделушками
• у себя на даче завела павлинов
• все должно быть шикарно
• обожала играть в фанты и кружить головы мужчинам
• завела дома что-то вроде литературного салона
• занялась журналистикой
• редактор журнала «СССР на стройке»
Глава 5 Секретный треугольник
В истории нашей страны однажды наступил интересный и очень страшный момент. Игравшая важнейшую роль в организации и развитии советской власти секретная служба увеличивала, увеличивала свое значение в структуре государства и достигла того, что стала значимей главной организации диктатуры – коммунистической партии не официально, но фактически. Причем с самого начала ее статус был ниже министерств, которые тогда именовались народными комиссариатами. С 1917-го Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем. Комиссия. С 1923 года Объединенное главное политическое управление. Управление. Только в 1934 году служба стала комиссариатом, народным комиссариатом внутренних дел.
Нет, формально власть партии и лично Сталина оставалась незыблемой. И все-таки в разгар усиленной кампании по чистке всех структур, по уничтожению значительной части поколения большевиков, выигравшего революцию и Гражданскую войну, в разгар «ежовщины» дело шло к тому, что НКВД в принципе вполне мог заменить ВКП(б). Нет, кампания была инспирирована исключительно Сталиным, и он ни на мгновение не выпускал из-под своего контроля Николая Ежова и его команду. Но оброненная им в 1938-м фраза о том, что в НКВД и на него самого собирают досье, выглядела вполне правдоподобно.
Вся эпоха советской власти прошла под незримым присутствием на гербе страны известного здания на Лубянке. Прав был Игорь Губерман.
Страны моей главнейшая опора —
Не стройки сумасшедшего размаха,
А серая, безликая контора,
Владеющая ниточками страха.
В истории последнего любовного треугольника этой книги все связано с секретной службой. Некоторые ее факты известны доподлинно. О некоторых можно лишь догадываться. Кое-что вообще легендарно и кажется позаимствованным из «Тысячи и одной ночи». Что-то, наверное, до сих пор засекречено или унесено в могилу убитыми участниками и свидетелями. Но в общих чертах можно говорить о несомненной любовной драме между одним из самых ярких стилистов среди советских писателей Исааком Бабелем, выдающейся постельной карьеристкой Евгенией Хаютиной и человеком, судьбой и должностью определенным в самый мучительный из кругов Ада Николаем Ежовым.
Литературную и человеческую судьбу Исаака Бабеля можно назвать счастливой. Разве не счастье получить высшее образование в России, несмотря на унизительные квоты, выделяемые в то время евреям? Везением можно назвать и то, что Бабель избежал участия в Первой мировой войне, вдоволь насмотрелся ужасов Гражданской войны и при этом остался цел.
Когда он впервые попробовал свои силы в литературе, его сразу приметил авторитетный Максим Горький и в дальнейшем оказывал свое покровительство. В 20-е годы публикация его лучших рассказов, постепенно составивших конармейский и одесский циклы, вызвала не только восторг ценителей, но и гнев высокого начальства вплоть до Сталина. Безумные жестокости Гражданской и Польской войн, причем больше со стороны красных; романтизация одесских бандитов; главенство еврейской темы во всех произведениях – вряд ли это могло понравиться советскому руководству, что в двадцатые годы, что позже. Тем не менее у Бабеля выходили книги при жизни и после смерти.
Несмотря на такую явную литературную крамолу, несмотря на то, что в тридцатые годы он почти не печатался, Бабель продолжал считаться профессиональным писателем, ездил по литературным и личным делам за границу. Арест, тюремное заключение и расстрел вряд ли, конечно, можно считать счастьем. Случилось это не из-за его сочинений, а из-за непозволительной близости к сделавшему свое дело главному карателю Сталина. Но зато Бабель не узнал лагерных мук. Зато он был реабилитирован в числе первых среди репрессированных писателей сталинской эпохи.
