Ознакомительная версия.
О. Ну, мне кажется, коммунисты совершенно не хотят прийти к власти, это партия оппозиции, которая вполне их устраивает. Вот если они будут стоять на пятом месте, то это для них катастрофа. А если бы они пришли к власти, то это был бы для них большой шок. Поэтому этого никогда и не произойдет. В то же время результат коммунистического правления, думаю, как-то сильно усвоен всем народом.
В какой-то период интересы коммунистов были связаны с мировой революцией, они считали, что просто не удержат власть без нее. Ленин говорил, что мы и начинали-то все дело в расчете на мировую революцию. Потом их интересы были связаны с коллективизацией, уничтожением свободного крестьянства, а потом постепенно их интерес заключался в том, чтобы жить побогаче и по стандартам, которые были выработаны на Западе. В конце концов, их цель Гайдар очень ясно сформулировал: заменить власть на деньги, обменять на деньги. И это тоже глубинно усвоено народом. Так что возможность прихода коммунистов к власти, мне кажется, абсолютно нереальной.
В. Ваше предположение о том, какова же будет судьба России в XXI веке? Нам угрожает много кризисов, а каков путь выхода из них?
О. Все дело в том, что есть принципиальная разница между тем, что угрожает, и тем, что обязательно будет, на что мы обречены. В этом диапазоне вся история и развивается. Только когда мы будем понимать, что это действительно угрожает, то это будет мобилизовать наши силы, а с другой стороны, будем понимать, что никакой обреченности здесь нет, путь может быть найден. У Ключевского есть заметки о характере русского народа. Он говорит, что фундаментальной чертой русского народа, по его мнению, является то, что русские медленно запрягают. То есть русские очень медленно вырабатывают единый, глобальный ответ на те формы давления, которые они воспринимают извне. Вот мне кажется, что 10 лет ушло на этот процесс медленного запряження. И сейчас создалась какая-то новая ситуация, по-видимому, уяснилось представление о русской национальной гордости, о том, что оскорбление ее не является для нас безразличным. Уже было такое чувство, что счастье так близко, так возможно, уже готовы были превратить весь народ в стадо, которое с восторгом будет слушать, что ему говорят. Ему надо внушить, что он неправильный народ, нецивилизованный с самого начала, развивавшийся вне всяких норм цивилизации, представляющий опасность для мирового сообщества, что нужно вернуть его в лоно цивилизации любыми средствами. Если при помощи телевизора удастся — то это телевизор, если телевизора мало — то танками, и так далее. Народ будет хохотать, смеяться и весело на это реагировать. Оказалось, что это не так. Вот вся линия наткнулась на какое-то сопротивление, которое сломить не удалось. И повернуть-то пришлось, так сказать, меньшинству, формирующему политику. А что дальше будет? Мы вот тем самым перешли на новый этап какой-то, в котором развитие уже будет по-новому происходить.
КОЕ-ЧТО ОБ ИСТОРИИ ЕВРЕЙСТВА
Выступление И.Р. Шафаревича на «Народном радио» в связи с выходом в свет его книги «Трехтысячелетняя загадка. История еврейства из перспективы современной России»
О чем книга? Казалось бы, сейчас в России царит полная свобода слова и даже вседозволенность. СМИ в определенных руках, они очень унифицированы, но хотя бы не массово можно высказывать все, что угодно. Допустима любая порнография, реклама публичных домов, извращения. Возражения отвергаются с возмущением. Возможно кощунство по адресу православной веры — например, «Последнее искушение Христа» на НТВ, задуманное именно на православную Пасху. Любое очернение России — например, «это мировая черная дыра, населенная кривыми, корявыми, прячущими лица в складках жира» (по Интернету о выставке художника Кантора). Не неприкасаемы даже любые олигархи. И политические деятели, вплоть до президентов — бывших и настоящего. И не только возможно — охотно сообщается о любых катастрофах, несчастьях. Но есть один запрет, нарушение которого вызывает яростную реакцию и который тем самым особенно знаменателен, указывает на какой-то важный фактор нашей жизни. Это обсуждение русско-еврейских отношений. Здесь упраздняется плюрализм и толерантность.
Типичным примером была реакция на недавно появившуюся книгу Солженицына. Книга написана предельно сдержанно, с большим мастерством, лимитированы все субъективные оценки, все, что способно вызвать эмоции. Да и посвящена она лишь дореволюционному периоду. И тем не менее, например, в «МК» известный Марк Дейч пишет: «Зачем «живому классику» это постыдство и даже, я бы сказал, паскудство — сто лет спустя подробно выяснять, было ли преувеличено некое газетное сообщение о зверствах погромщиков?» Тут есть и прямой обман. Речь идет не «о некоем сообщении», а о доминирующем тоне тогдашней прессы, создавшем устойчивое (на сто лет) отношение к России. Казалось бы, из таких исследований и состоит история. Но здесь явно затронута тема, объявляемая в нашем обществе запретной. Запрет, собственно, нарушается на первой же странице книги заявлением: «Я верю, что эта история, попытка вникнуть в нее не должна оставаться запрещенной». Это и есть главный криминал. Редактор «Международной еврейской газеты» объявляет книгу «скрытым антисемитизмом» и заявляет: «Теперь не та пора, когда стране нужно очередное противостояние, которое ни к чему позитивному не приведет». Сравним это с тем, что живущий на Западе писатель Тополь опубликовал в «Аргументах и фактах»: «Впервые за тысячу лет со времени поселения евреев в России мы получили реальную власть в этой стране». И теперь, по мнению редактора «еврейской газеты», «не то время», когда следует обсуждать, как же это произошло. Хотя даже если предположить, что в словах Тополя есть преувеличение, то, казалось бы, ситуация именно требует обсуждения. И далеко не потому, что, по словам Тополя, «у нас вся финансовая власть, а правительство состоит из полукровок Кириенко и Чубайса». И не потому, что чистокровным русским тоже хотелось бы порулить и погреть руки на дележе богатств страны. А, как мне кажется, потому, что при любой форме правления — от абсолютной монархии до абсолютной демократии — страной правит довольно узкий слой. Если он перестает ощущать и отстаивать требования к жизни, предъявляемые основной массой народа, то кончается общегосударственной катастрофой. А способность почувствовать фундаментальные запросы народа определяется близостью к нему, разными факторами, в том числе и национальной родственностью. Тут совершенно невозможно вычислить какую-то «процентную норму», но многие признаки иногда показывают, что, если необходимая близость нарушается, переходит какую-то черту, страна обрушивается в катастрофу. Не перешли ли мы этой черты — это, пожалуй, сейчас основной вопрос. И вот обсуждение его (пожалуй, только его) вызывает яростное неприятие, стремление любым способом заставить замолчать.
В истории был ряд примеров таких болезненных ситуаций. Наиболее известный — это послереволюционная власть, 20-е и начало 30-х годов, когда, по мнению многих ее противников, «в России была еврейская власть». Я думаю, это означало, что какая-то естественная граница была перейдена, хрупкое равновесие — нарушено. Сейчас положение даже более выпукло проявляется во многих странах Запада, особенно в США, чем у нас. В книге разобран ряд аналогичных ситуаций, и, мне кажется, в качестве вывода можно сформулировать, что так называемый еврейский вопрос всегда проявляется не как национальный вопрос, а как вопрос о власти. Всегда речь идет об установлении нового типа власти (или попытке этого). При этом неверно (хотя часто формулируется противниками переворота), что подавляющее большинство руководителей — евреи. Тем более неверно, что все евреи (как бы этот термин ни понимать) участвуют в конфликте и находятся на одной стороне. Даже более того, основы конфликта, которые приводят к установлению новой власти, всегда создаются представителями коренного народа. Как у нас революционное движение началось с декабристов, Герцена, Бакунина, Чернышевского и т. д. И в то же время не случайно так часто подчеркивается этническая сторона процесса. Это вполне оправданно. Участие ярко бросающегося в глаза этнического еврейского меньшинства является важнейшим фактором при осуществлении радикального переворота. В нашей стране мы наблюдали это дважды: в перевороте 1917 года (и февральском и октябрьском) и в перевороте конца 80-х — 90-х годов (в «перестройке»).
Мне представляется, что причина этого общеисторического явления следующая. В течение более чем 3000-летней еврейской истории был выработан ряд факторов, способствовавших созданию совершенно уникальной по сплоченности, хотя и разбросанной по всему миру общности. Сплоченности — в смысле способности заряжаться очень быстро общим настроением, подчиняться доминирующему слою, способности идти на большие жертвы. Это были очень разнообразные факторы. Во-первых, религиозная концепция избранности. Живущая сейчас в Германии, уехавшая из СССР журналистка Марго-лина пишет, что теперь традиция избранности, потеряв религиозную непосредственность, реализуется в мирской форме чувства превосходства. Во-вторых, это развитая в талмудической литературе концепция принципиального отличия евреев от других людей, так что к ним просто неприменимы общие мерки. В-третьих, структура организации в кагале, которая охватывала все еврейские общины в течение многих веков. Живущий в Израиле Израиль Шахак пишет, что это было «одно из самых тоталитарных обществ в истории». И в-четвертых, сеть «замкнутых» (то есть закрытых для неевреев) обществ, покрывающая сейчас США и западный мир вообще. Вместе эти факторы превратили еврейство (понимая этот термин весьма широко) в незаменимое орудие социального переворота.
Ознакомительная версия.