Чем дальше от Москвы, тем больше относительного порядка вокруг, конечно, сильно разбавленного родной расхлябанностью и привычным бардаком. Еще на Брянщине, на остановке, придорожное кафе держат азеры. Вроде ничего, но подливка у риса отдает тухлинкой. И главное: туалета, считай, что и нет. В единственную кабинку выстраивается очередь. Впрочем, есть более рациональный способ: кругом полно кустов. Стиль рюс. Это, по-моему, просто национальная традиция, как неумеренное пьянство, непобедимый бардак во всем и бессмысленная лихость. (За время утомительно долгой езды по России несколько любителей острых ощущений почти на глазах "воткнулись", из-за чего в совершенно неожиданных местах образовались те же пробки). Нет, никогда мы не войдем в Европу!.. Да там нас и не ждут.
На украинской границе, к которой подъезжаем сонные, глубокой ночью, долгая процедура оформления документов. В полутьме, про себя чертыхаясь, заполняем декларацию. Некоторым не с первого раза удается. За незалежность надо платить, и рiдна нэнька щедро оплачивает патриотический труд толстомордых мужиков-таможенников в защитного цвета форме, оживленно кормящихся вокруг прибыльного государственного бизнеса. Спорные вопросы на границе решаются известно как. Что интересно: если украинские пограничники и таможенники по своей корпуленции и внешнему облику в основном подобны нашим омоновцам, то на белорусской границе нас встретили симпатичные девушки и вполне офисного вида, абсолютно не военизированные стройные ребята. Хотя бы отсюда воочию видны различия в государственной идее и всей политике. Границу между Россией и Белоруссией, кстати, в конце проехали вообще без досмотра.
Киев, раз и навсегда воспетый в великолепных лирических пассажах до безумия любившего его главного белогвардейца Страны Советов Михаила Булгакова, встречает нас своим неуловимым шармом южнорусской столицы, солнечным сиянием, блеском золотых куполов Лавры, сдержанным, по сравнению с Москвой, оживлением площадей и улиц. Это южнорусский Питер, все очарование которого имеет своим корнем то, что он, в своей исторической части, просто не разрушен. Впрочем, столь любимый нами город сейчас сильно подпорчен нездоровым ажиотажем "евро". За вхождение в Европу тоже приходится платить, и не только в принципе нужными и полезными новыми дорогами.
Вблизи Лавры кипит фольклорный праздник с колоритными, расшитыми платьями и рубахами, с показным конкурсом незалэжной кухни, сувенирами, разряженными в фольклорное киевлянами и туристами. Наши дамы сразу прилипают к лоткам. Украинцам хорошо: их условно народный колорит, во-первых, хорошо узнаваем, во-вторых же, всем на "постсоветском пространстве" известен и всеми любим. Фольклорный ансамбль, "спiвающий" с детства знакомые напевные украинские песни, не редкость и для московских ресторанов. Да что рестораны! На "спецмероприятиях" РПЦ это также вполне нормальный ход. По крайней мере, раньше так было. Не знаю, как сейчас, давно я на этих мероприятиях не был…
Киев, будучи седалищем "незалэжной влады", играет в украинство с ученической прилежностью, изо всех сил тянется за званием страны культурной, европейской, силясь овладеть искусством нестрашного, политкорректного, цивилизованного национализма. Это вам не Львов, не Галиция, где за "незалэжность" много крови пролили, своей и чужой. Весь подлинный украинский национализм идет оттуда.
В Лавре и в пещерах я не раз раньше бывал, поэтому нынешние впечатления — лишь развитие прежних, несравнимо более свежих и острых.
Смиренного вида хитрован-монашек остановлен группой туристов. Развязная девица-мажорка (по всей видимости, гид группы) переводит. Инок что-то впаривает им насчет поста. Дают ему банку черной икры (откуда взяли?..)
Весь высокий берег Днепра, на котором располагается Лавра, поражает необычайным буйством красок, бьющим через край богатством природы, свежестью и чисто южной пышностью зелени, что покрывает все склоны. Украинцы как-то гипертрофированно любят розы. (Или это просто оттого, что юг, здесь им легче расти?). По правилам ландшафтного дизайна столько роз в одном месте не бывает — они от этого теряют свою свежую уникальность, свою прелесть и притягательность. Розы здесь повсюду. Их огромные площади, собственно, и составляющие главную приманку для любящих свой национальный парк киевлян и "гостей столицы".
В мой последний визит весь низ склона, между колодцами преподобных Феодосия и Антония Печерских, еще не был так благоустроен и оборудован… И вверху, ближе к Лавре, тоже розы, самые разнообразные. Благоухающий сад манит созревающими плодами. Со смотровой площадки, также культурно очищенной, открывается великолепный вид на излучину Днепра, с поблескивающей на солнце тихой водяной гладью (течение отсюда практически незаметно), рыбацкими лодочками, прогулочными катерами, многие из которых частные. Плавали мы когда-то и на этих катерах, возглавляемые ныне сделавшим блестящую карьеру церковным деятелем, с огромным количеством разнообразных напитков и тем же фольклорным ансамблем. Стоять здесь можно бесконечно. Это созданная для нас Богом гармония, умиротворение, полное "здесь и теперь", когда забываешь о заботах и пребываешь в полном единстве с собой и миром.
Тем резче для чутких натур, особенно в первый раз, бьет по душе, по нервам душно-хладный, сдавленный со всех сторон камнем воздух и вся сосредоточенно-молитвенная атмосфера пещер. Гробы, гробы, гробы… Костницы сейчас задрапированы, наверно, из сострадания к впечатлительным натурам религиозных туристов. Ну, в смысле этих, как их… Паломников. Впрочем, условно приглаженная в православное, со своим довольно уже стершимся милым южным говорком "гарна дiвчина", экскурсовод, вполне бойка, заученным голосом рассказывая о подвижниках. "Проходим, проходим. Прикладываемся к мощам. Мужчина, не из группы, пройдите вперед…" Отказаться от такого великолепия мира, сотворенной "нам на добро" мiрской гармонии (в которой нет ведь никакого греха!) ради того, чтобы буквально похоронить себя заживо, замуровать в сырой и одновременно душной каменной могиле, и ради чего?! Чтобы в столь ужасных условиях всего лишь повторять и повторять немудреные слова молитвы: "Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешнаго!" Нынешние "европравославные", зацикленные на "совместимости христианства с богатством и успехом", никогда бы не додумались до такой… глупости… Как говорит моя кузина, "если в твоем возрасте у тебя нет ни денег, ни власти, то какая на… польза от твоего так называемого ума?"
Эти пещеры — живое обвинение нынешнему "мiру", мiру в евангельском смысле, живущему для удовольствия и видящему главную и, пожалуй, единственную цель жизни в том, чтобы это удовольствие множить и множить. Они и есть наша общая живая история, история Святой Руси.
Притерпевшись к пещерам, начинаешь различать надписи на гробницах, кратко характеризующие земное служение усопшего монаха. Вот мощи преподобных, основателей Лавры, их современников, других святых древних времен. А вот и святитель Владимир, новомученик. Среди захоронений есть и святые останки подвижников совсем недавних времен, почти что наших современников. Все эти камни омыты слезами их горячей молитвы и покаяния. Здесь кипела духовная брань, здесь проходил передний край борьбы со злом. И если бы кто-нибудь из приходящих туристов и всех этих бегущих за модой мажоров хотя бы раз увидел воочию тех страшных бесов, что монахов искушали, тут же сошел бы с ума от такого вторжения духовной реальности в приглаженную благополучием повседневную жизнь. Наши матушки говорят, как о совсем обыденном: "Ничего, скоро война. Господь исцеляет через земные страдания. Тогда и очистимся. Тогда все очистятся". Кто останется, думаю я про себя. Сколько их уже было с нами, этих малых апокалипсисов, этих земных катастроф…
Отцы говорят, что не имеющий дара слезного, дара покаянных слез, далек от искусства духовной брани, молитвы и никогда по-настоящему не каялся. Таковы, по большей части, мы все. И эти слезы, говорят далее отцы, и есть совершенно необходимый горючий материал, без коего не возгорит молитвенное пламя, и дух наш не поднимется горe. А без того, как же мы соединимся с Богом? Но и земля питается этими слезами. Покаянные слезы подвижников и есть та живительная влага, что напояет землю энергией жизни, от чего расцветают на ней подобные райским цветы. И все цветение мира, сотворенного Богом "на добро" и так уже изгаженного грехом, сразу же прекратится, как только умрет последний подвижник, способный эти слезы пролить. Вот вам и розы…
Из Киева едем в ПоЧаев — это главная цель нашего путешествия. Оттуда начнется крестный ход. По бокам довольно приличные каменные дома; немногочисленные встретившиеся на нашем пути обычно, по-современному одетые люди уверены в себе, в меру корректны и видно, что крепко стоят на ногах. Здесь в украинство не играют, здесь оно выстрадано и, как говорится, в крови. "Западэнцам" не нужно рядиться в фольклорно-украинские одежды, они в полной мере чувствуют себя европейцами, европейскими националистами западноукраинской национальности.
