Вы думаете, я их потеряла?
Парадокс в том, что деньги можно было спасти и после этого. Способ прост: надо было завести чековую книжку. Чеки принимали во всех государственных магазинах. Я поехала в магазин «Электроника» и потратила там все до копеечки на первый в жизни компьютер.
Не потеряла ничего.
Так что мне нечего компенсировать.
Как же большинство населения умудрилось все потерять?
Конечно, не все слушают лекции в «ДС», и даже на то, чтобы внимательно посмотреть телевизор, не всех хватает.
Но что они делали, когда вклады уже заморозили?
Почему на заднице сидели?
А теперь винят во всем либеральную власть!
Так что же, Ходорковский не прав, и либералы не должны были брать на себя роль няньки для инфантильного народа?
Прав.
Должны.
Если мы хотим жить в этой стране.
Ну, такой народ.
Это когда надо свои деньги спасать, они не пошевелятся, зато на выборы ходят регулярно. Их при совке приучили регулярно ходить на выборы.
И голосуют за любую сволочь, которая накормит, польстит их национальной спеси и создаст иллюзию безопасности.
Михаил Борисович гораздо тактичнее меня:
«Никто в 90-е гг. так и не занялся реформами образования, здравоохранения, жилищно-коммунальной сферы. Адресной поддержкой малоимущих и неимущих. Вопросами, от решения которых зависело и зависит огромное большинство наших сограждан.
Социальная стабильность, социальный мир, каковые только и могут быть основой всякой долгосрочной реформации, затрагивающей основы основ национального бытия, были российскими либералами проигнорированы».
За шесть лет, прошедших после публикации статьи, это стало общим местом.
На первый вопрос русской интеллигенции «Кто виноват?» Ходорковский отвечает вполне в христианском духе: «Мы, наша вина: либералов и крупного бизнеса».
И тут же переходит к вопросу «Что делать?»
Программа состоит из семи пунктов:
1) «Осмыслить новую стратегию взаимодействия с государством. Государство и бюрократия — не синонимы. Пришло время спросить себя: «Что ты сделал для России?»
2) «Научиться искать правды в России, а не на Западе. Имидж в США и Европе — это очень хорошо. Однако он никогда не заменит уважения со стороны сограждан. Мы должны доказать — и в первую голову самим себе, — что мы не временщики, а постоянные люди на нашей, российской земле. Надо перестать пренебрегать — тем паче демонстративно — интересами страны и народа. Эти интересы — наши интересы».
3) «Отказаться от бессмысленных попыток поставить под сомнение легитимность президента. Независимо от того, нравится нам Владимир Путин или нет, пора осознать, что глава государства — не просто физическое лицо. Президент — это институт, гарантирующий целостность и стабильность страны».
4) «Оставить в прошлом космополитическое восприятие мира».
5) «Легитимировать приватизацию».
6) «Вложить деньги и мозги в создание принципиально новых общественных институций, не замаранных ложью прошлого. Создавать настоящие структуры гражданского общества, не думая о них как о сауне для приятного времяпрепровождения. Открыть двери для новых поколений. Привлекать к себе совестливых и талантливых людей, которые и составят основу новой элиты России».
7) «Чтобы изменить страну, нам самим надо измениться. Чтобы убедить Россию в необходимости и неизбежности либерального вектора развития, надо изжить комплексы и фобии минувшего десятилетия, да и всей муторной истории русского либерализма».
«Чтобы вернуть стране свободу, необходимо прежде всего поверить в нее самим», — пишет он в заключение.
Реакция на статью была просто ошеломляющая. На нее и сейчас, спустя шесть лет после публикации, около двух миллионов ссылок в интернете.
А тогда кто только не высказал мнение: от либералов до патриотов и коммунистов. Кто только не покритиковал, кто только не поспорил.
Такое впечатление, что общество было просто в шоке от того, что кто-то в прошлом весьма влиятельный вдруг заговорил с ним не на языке бюрократических штампов. Заговорил как один из них.
Либералы обиделись. Сочли отступничеством и покаянием в либерализме. Хотя ни того, ни другого в статье нет. Автор отрекается не от либерализма, а от методов, которые его дискредитировали.
Патриоты позлорадствовали: давно бы так, да поздно пить боржоми.
Станислав Белковский «покаялся» в том, что недооценил автора. Хотя, по моему скромному мнению, оклеветать и недооценить — не совсем одно и то же.
И все упрекнули автора в торговле за будущую свободу. Призывает же поддерживать Путина как легитимного президента. Но Ходорковский и до ареста делал реверансы в его сторону и называл себя государственником.
По-моему, наиболее адекватно статью оценил Леонид Невзлин, знавший автора многие годы: «Я воспринимаю это как продуманное, длительно подготавливаемое Михаилом выражение своих мыслей, которые он передумал, находясь в камере. Большая часть написанного мне известна с докамерных времен как его точка зрения. Некоторые вещи он просто не решался говорить, чтобы никого не обидеть, когда был на свободе. В этой же ситуации он, мне кажется, дал себе чуть больше послаблений. В принципе, ему несвойственно обсуждать публично третьих лиц и так жестко критиковать. В этой ситуации он себе это позволил. Но я считаю, что все, что он сказал, является его честной позицией. Я несколько раз перечитал материал и советую так сделать многим думающим людям, потому что впечатление по ходу перечитывания меняется…
У нас в России есть тенденция читать только заголовки, а потом на их основе делать суждения, реагируя не на материал, а на реакцию на материал. Первое мое ощущение было, действительно, — не покаяние ли это? Не сдача ли это позиций? В конце концов я пришел к выводу, что это честное, откровенное мыслеизъявление человека, который видит себя ответственным за судьбы страны. В каком-то смысле это можно назвать покаянием, но давайте скажем: это не пресмыкание перед властью. Это покаяние перед страной. А это разные вещи. Я не вижу ничего аморального, не вижу никакого предательства в том, чтобы человек такого масштаба, как Ходорковский, признал свои ошибки перед страной, перед людьми. Он называет вещи своими именами, с многими из которых я согласен. Некоторые — спорные для меня. Но полемизировать с человеком, когда он в камере, я не могу». [153]
Не менее адекватным, но со своей точки зрения, был Кремль. Статью тут же попытались дискредитировать. Замминистра юстиции Юрий Калинин заявил, что «в объяснительной записке, которую Ходорковский написал на имя начальника администрации СИЗО, он утверждает, что никакой статьи не писал и ничего через адвокатов не передавал».
Естественно, не писал, поскольку надиктовывал.
Адвокат Антон Дрель тут же еще раз подтвердил, что Ходорковский признает свое авторство.
Ни о какой торговле власти с Ходорковским речи ни шло вовсе. Более того — это одна из немногих его публикаций, после которой он не попал в штрафной изолятор.
«Власть носом учуяла две вещи, — писала Юлия Латынина. — Первая: такой текст — это не покаяние перед Кремлем, а заявка на политическое лидерство. Такой текст окончательно превращает Ходорковского в политзаключенного, и в этом смысле ничего более вызывающего Михаил Ходорковский просто не мог сделать». [154]
1 октября 1992 года в оборот были выпущены приватизационные чеки, они же ваучеры, и началась приватизация.
Осенью чек можно было купить у метро или на автобусной остановке за бутылку водки. Потом они пошли по 4–4,5 тысячи рублей, а к зиме 1993-го вдвое превысили номинал в 10 тысяч рублей и продавались на бирже по 20 тысяч за ваучер и дороже.
По периметру торгового зала РТСБ (Российской Товарно-Сырьевой Биржи, где давно уже не торговали ни товарами, ни сырьем) за столиками сидели брокеры и занимались покупкой и продажей ваучеров, акций и прочих бумажек. Как в обменках.
Я помню, как покупатели и продавцы носили их пачками в здоровых полиэтиленовых сумках.
«МЕНАТЕП» накопил огромное количество ваучеров, и Михаил Ходорковский стал бессистемно скупать приватизируемые предприятия. Одним из первых приобретений стал магниево-титановый комбинат «АВИСМА».
«Итоги собрания на «АВИСМА» просто сенсационны, — писал «Коммерсант» в ноябре 1993-го. — Михаил Ходорковский (глава МФО «МЕНАТЕП») стал председателем совета директоров».
В феврале 1995-го Ходорковский вошел в комиссию по инвестиционным конкурсам, утвержденную министром экономики Евгением Ясиным. Странно, конечно, когда участник и организатор конкурса суть одно и то же лицо, но в комиссии были и конкуренты: например, Смоленский и Виноградов.
