Логики, конечно, в этом высказывании никакой нет. В самом деле, следовало бы в нем провести границу между текстами и символами формул, которые тем и хороши, что они международны и понятны всем. При переводах, например, текстов их не требуется расшифровывать и переписывать в других обозначениях, что чрезвычайно трудоемко.
Человеческий мозг так устроен, что нет ничего, что он не смог бы оправдать. Есть и такие специалисты, которые расхваливают и эти новации К.Э. Циолковского. А ларчик здесь, видимо, открывается просто. Не имея систематического образования и не изучив, в результате, какого-либо иностранного языка, К.Э. Циолковский в начале своей деятельности стал для обозначений использовать то, что ему было ближе, понятней и легче. Поскольку в русских обозначениях редакции тексты не принимали, впоследствии ему пришлось освоить и латинский алфавит, использование которого ему представлялось некомфортабельным, непривычным и, когда это было возможно, он с удовольствием использовал русские буквы.
Таковы его успехи в "филологии", которыми он так гордился.
Юбилей, смерть, бессмертие?
В своей работе [52] Я.И. Перельман отметил, что: "Восемнадцать лет, прожитых Циолковским при советской власти, как день от ночи, отличаются от шестидесяти лет его существования в царской России. Великий Октябрь принес ему признание и коренное изменение условий жизни" [52, с. 63].
Конечно, вмешательство коммунистического правительства и лично В.И. Ленина в его жизнь, выразившееся в назначении ему персональной пенсии и превращения его в символ социализма, стало своего рода качественным скачком в его социальном и материальном положении. Но этот скачок был логично подготовлен предшествующим ходом развития отношений К.Э. Циолковского и научного сообщества России.
Разве коммунисты выступили инициаторами принятия полуграмотного человека в Русское физико-химическое общество? Может быть, это они заставили Н.Е. Жуковского дать положительный отзыв на ошибочную работу К.Э. Циолковского, в которой содержалось якобы опровержение закона И. Ньютона?
Тем не менее, если бы не произошла эта peволюция, К.Э..Циолковский не получил бы средств на работы по дирижаблю, никто не стал бы провозглашать его крупным ученым и изобретателем, Свою жизнь он наверняка закончил бы в полной нищете и нетзвестности. Впрочем, в истории трудно что-либо загадывать, рассуждая по схеме: что было бы, если бы того) что было, не было. Что случилось, то и случилось.
Уже в 1927 году ему, как уже отмечалось, был организован юбилей, а в 1932 году, когда ему исполнилось 75 лет, коммунисты постарались и превратили эту дату почти во всенародный праздник. Юбиляра наградили орденом Трудового красного знамени, повысили в очередной раз пенсию, подарили огромный дом, назвали его именем улицу, выпустили два тома его трудов. В Колонном зале Дома Советов в Москве было организовано торжественное собрание, со всех уголков страны в адрес юбиляра были посланы многочисленные поздравления.
После торжеств К.Э. Циолковский, находясь в столь почтенном возрасте, ПО прежнему много работал: он, в частности, писал большую книгу по реактивной тематике. Однако дни его были сочтены: рак желудка разрушал его организм.
Из калужской больницы, где он лечился, за несколько дней до смерти он послал И.В. Сталину письмо, в котором писал:
"Мудрейший вождь и друг всех трудящихся, товарищ Сталин!
Всю свою жизнь я мечтал своими трудами хоть немного продвинуть человечество вперед. До революции моя мечта не могла осуществиться.
Лишь Октябрь принес признание трудам самоучки; лишь советская власть и партия Ленина-Сталина оказали мне действенную помощь. Я почувствовал любовь народных масс, и это давало мне силы продолжать работу, уже иуду чи больным. Однако сейчас болезнь не дает мне закончить начатое дело.
Все спои груды по авиации, ракетоплаванию и межпланетным сообщениям передаю партии большевиков и советской власти - подлинным руководителям прогресса человеческой культуры.
Уверен, что они успешно закончат эти труды.
Всей душой и мыслями ваш, с последним искренним приветом всегда ваш"
К. Циолковский.
И.В. Сталин ответил телеграммой:
"Знаменитому деятелю науки товарищу К.Э. Циолковскому.
Примите мою благодарность за письмо, полное доверия к партии большевиков и советской власти.
Желаю вам здоровья и дальнейшей плодотворной работы на пользу трудящихся. Жму вашу руку"
И. Сталин.
К.Э. Циолковский послал ответную телеграмму:
"Тронут вашей телеграммой. Чувствую, что сегодня не умру. Уверен, знаю - советские дирижабли будут лучшими в мире.
Благодарю, товарищ Сталин, нет меры благодарности".
К. Циолковский.
Его не стало 19 сентября 1935 года в 22 часа 34 минуты.
Его смерть повергла в траур всю страну. Газеты и журналы посвятили большие статьи с описанием его жизни и деятельности.
Газета "Правда" свой материал о нем закончила словами:
"И пролетарская революция склоняет свои боевые знамена, отдавая последние почести большевику мысли и науки - Константину Эдуардовичу Циолковскому".
Его похоронили в Калуге, как у коммунистов было принято, в центре города в Загородном саду, излюбленном месте отдыха калужан.
20 сентября 1935 года было принято постановление правительства об увековечивании его памяти. И поныне его именем названы учебные заведения, улицы, кратер на Луне, медали, стипендии и пр.
Большевики сделали из К.Э. Циолковского символ социализма, а он платил им за это своими работами, и никто не подозревал, что его купюры были преимущественно фальшивыми.
Феномен К.Э. Циолковского
Проанализировав практически все основные идеи К.Э. Циолковского, наступил, видимо, момент, когда следует попытаться ответить на вопрос о том, а кем же он был: ученым, изобретателем, компилятором или графоманом.
Как могло случиться, что человек, не имеющий серьезной научной подготовки, оказавшийся, в результате этого, не в состоянии сказать без ошибки ни одного нового слова в науке и технике, еще при жизни получил мировую известность как выдающийся ученый, теоретик, внесший большой вклад в воздухоплавание, авиацию и космонавтику. И все это не фоне откровенной беспомощности в дирижаблестроении, где его проект не только не получил ни одного положительного отзыва от профессионалов, но и, даже наоборот, все они единодушно указывали на невозможность его практической реализации, а история, этот самый строгий и справедливый судья, убедительно подтвердили это; на фоне несостоятельности проекта аэроплана, от которого он сам же и отказался, и полной неактуальности идеи межпланетных сообщений.
Неужели кого-то могли убедить его работы по астрономии, биологии, физике, сплошь основанные на "догадках" и фантазиях, или его философия - религия, сияющая фейерверком неправдоподобности, представляющая собой какую-то разновидность религиозного сектантства и откровенного мракобесия.
Может быть в лице К.Э. Циолковского общество встретилось со своего рода Остапом Бендером или "продавцом воздуха" в науке?
Ответить на все эти вопросы чрезвычайно трудно, поскольку сам К.Э. Циолковский был человеком не очень простым.
Итак, в бытовом отношении крайне скромный человек. Он никогда и никого ни о чем не просил для себя. Исключения составляли крайне скромные и вполне резонные просьбы о выделении средств на проведение опытов и на публикацию работ.
И в то же время существует и другой К.Э. Циолковский: жесткий, нетерпимый, высокомерный, поставивший сам себя выше не только любого из окружавших его людей, крупнейших ученых, но и выше самого Бога, которого он решил потеснить своей атомистической философией - религией. Он не только не сделал правильных выводов из отрицательных отзывов на его работы специалистов (Федорова, Рыкачева, Жуковского, Ветчинкина и др.), но и, более того, обозначив их всех словом "профессионалы", стал представлять их недалекими, завистливыми, костными. Он писал:
"Мне бы только хотелось избежать предварительного суда специалистов, которые забракуют мои работы, так как они опередили время; также и по общечеловеческой слабости: не признавать ничего оригинального, что так несогласно с воспринятыми и окаменевшими уже мыслями" [160, с. 430]. А вот еще одно признание: "Отсылать рукописи на суд средних людей я никогда не соглашусь. Мне нужен суд народа. Труды мои попадут к профессионалам и будут отвергнуты или просто затеряются. Заурядные люди, хотя бы и ученые, как показывает история, не могут быть судьями творческих работ" [149, с. V].
