…Когда над поселком Локоть появился наш самолет и начал разбрасывать листовки, каминцы бросились их поднимать. Немцы открыли по ним пулеметный огонь: нельзя! Члены РОНА стали в ответ стрелять по немцам…
…Из РОНА шел постоянный отток в партизаны[216], на 15 марта 1943 года подпольщиками внутри этой организации было намечено физическое уничтожение ее главарей с последующим уходом всей «армии» в партизаны. К несчастью, заговорщики были выданы и уничтожены…
После освобождения в крошечной локотьской тюрьме были найдены захоронения 2 тысяч (!) человек.
Так на чем же может быть основано представление о Локоте как о каком-то феномене? Аномалии? Альтернативе?
Наконец, почему «самоуправляющийся ЛО», не столь давно прославленный в сериале «Диверсант», смог возникнуть только на здешних землях? Почему в других местах ничего даже подобного не возникло в принципе?
Если очень хочется, объяснить и оправдать — можно что угодно. «В любом случае Бронислав Каминский не убивал беременных женщин, как агент КГБ Кононов, которого так упорно защищает Путин и его камарилья, наоборот — он защищал население своего района от зверств спецотрядов НКВД». (из рассуждений на форуме «Посева»). «Благодаря профессиональном работе сплоченной команды соратников и единомышленников, Локотьская республика после разрушений периода начала войны стала стремительно и успешно развиваться и восстанавливаться» (с неонацистского сайта «Национальное сопротивление»).
Что же было на самом деле? На самом деле до революции Локотьские земли были во владении царской семьи, т. е. там никогда не было привычного крепостничества. Уровень жизни у крестьян был такой, что и никакой революции не надо[217]. Богато жили. Появление колхозов здесь воспринимали не как второе, а как первое крепостное право.
Каминский что сделал? Колхозы — разогнал. И провел своего рода реституцию. Вернул собственность — дома, маслобойки, мельницы — кулакам. Это решение снискало ему некоторую популярность. Из других его гражданских инициатив — возвращение исторических на званий. Если в других городах улицу Ленина тупо переименовывали в проспект Гитлера, то Каминский вернул дореволюционные названия (что, кстати, было правильно), с тем чтобы в дальнейшем присваивать им имена борцов с коммунизмом (а вот это уже зря)[218]. Первое такое переименование он произвел с Локотем, присвоив ему имя Воскобойника. Примерно как чеченские сепаратисты назвали Грозный Джохаром.
Еще был театр с балетом для господ немецких офицеров.
Это, правда, все. Больше никакими делами по «строительству новой жизни» Каминский не отметился — не до того было. Немцев ублажать, с партизанами воевать, вынюхивать измену — это занимало все время и силы. И если поначалу он пытался нащупать себе какую-то социальную базу, то первые же карательные экспедиции «каминцев» вместе с венграми и немцами окончательно настроили против него местное население. Даже деревенская реституция не спасла: слишком много плохого пришло в жизнь одновременно с этим.
И тогда — еще в сентябре 1942-го — появился приказ Каминского, который поставил финальную точку на его «самоуправлении». Крестьянам было запрещено ходить в лес, чтобы воспрепятствовать их постоянным контактам с партизанами. «Пилка и заготовка лесоматериала и дров, поиски пропавших животных» разрешались теперь только в организованном порядке и только в сопровождении полицейских. Что значит для деревенского жителя — нельзя ходить в лес? Чего стоит власть, которая это запрещает?
Проект «самоуправляющегося административного округа» в Локоте гитлеровцы называли «Aktion Kaminsky» — «Акция Каминский». Это была именно немецкая организационно-пропагандистская акция. А все остальное, все эти «Локотьские республики», «альтернативы» и «самоуправления» — самая банальная фантазия.
С наступлением Красной Армии РОНА понесла тяжелые потери. Все, на ком не висели военные преступления, постарались перебежать к партизанам. Бригаду карателей Каминского немцы перебросили в тыл: сначала — в Белоруссию, потом — в Польшу. Везде она отметилась жестокостью, особенно во время Варшавского восстания, когда головорезы поляка Каминского погубили 15 тысяч мирных поляков. Их шефа в итоге расстреляли сами немцы в результате каких-то внутренних разборок в СС. Формальным поводом было мародерство. В общем, собаке — собачья смерть. Увы, ничего оригинальнее и не сказать.
Потом немцы использовали РОНА для подавления Словацкого национального восстания, а ее жалкие остатки влили в РОА Власова.
«Союзная инициатива»
Мы идем широкими полями
На восходе утренних лучей,
Мы идем на бой с большевиками,
За свободу Родины своей.
Марш добровольцев РОА
После Сталинграда немцы поняли, что войну они, пожалуй, могут и не выиграть. На встрече представителей немецких комендатур в Пскове в апреле 1943 года оккупанты-практики прямо признали: «Сталину удалось превратить войну за сохранение своей системы в священную Отечественную войну и тем самым вызвать патриотическое и религиозное самопожертвование, способность к которому издавна была одним из самых сильных свойств русского человека».
Сами с собой они могли быть откровенны.
Немцы понимали, что их политика на захваченных территориях потерпела крах. Об этом ежедневно (сейчас бы сказали в режиме онлайн) — не словом, а делом — напоминали партизаны. Кто виноват? Ответов у немцев была масса. От побед Красной Армии до неумения немцев пить водку «и, как следствие этого, неуважением к ним со стороны населения». Что делать? — И на этот исконно русский вопрос немцы тоже ответ имели. Собственно, возможных выходов из патовой ситуации они видели два: «или уничтожить всех русских, или включить их, связать с политикой Бисмарка» (его правительство в конце XIX века вело политику онемечивания восточных территорий, конкретно — германской части Польши).
Быстрое решение по первому варианту было физически невозможно — даже в плане «Ост» оно относилось к некой перспективе. Тогда в ведомстве Геббельса родилась т. н. «союзная инициатива». «Согласно ей, эта война велась самим русским народом против поработившего его большевизма, Германия же выступала в качестве союзника России»[219]. Министерство пропаганды было лучшей армией Гитлера. Эта армия никогда не сдавалась и всегда находила выход из любого положения. Она не имела танков, и численность ее была невелика. Но каждая рейхсмарка, вложенная в пропаганду, сохраняла вермахту солдат. Каждая рейхсмарка убивала русских.
Итак, как говорится в известном анекдоте, с весны 1943 года у немцев — концепция изменилась. Теперь согласно «союзной инициативе» это сама Россия объявила войну СССР, а Германия ей только в этом помогала. Да-да, в Великой Отечественной Германия была союзницей России! Тогда же, в 1943-м, было принято решение: официально акции «союзной инициативы» будут проводиться «через Власова и новейшую русскую пропаганду»[220].
Кто вы, герр Власов?
Ульрих: Подсудимый Власов, в чем конкретно признаете себя виновным?
Власов: Я признаю себя виновным в том, что, находясь в трудных условиях, смалодушничал…
Все, что Власов хотел о себе рассказать миру, он изложил в открытом письме «Почему я встал на путь борьбы с большевизмом?», напечатанном миллионным тиражом в форме гитлеровской листовки.
Призывая всех русских людей подниматься на борьбу против Сталина и его клики, за построение Новой России без большевиков и капиталистов, я считаю своим долгом объяснить свои действия. Меня ничем не обидела советская власть.
Власов рассказывает о своей военной карьере, своих заслугах, первых месяцах войны. О том, как был назначен командующим 2-й ударной армии, и как эта армия погибала. Как сам в окружении месяц скитался по лесам и болотам. И «там, в болотах», задавался вопросами, за что гибнут русские люди? За Родину? Или все-таки за Сталина? Там, в болоте, Власов решил, что нужно поднимать народ на борьбу с большевиками. Воевать против них вместе с немцами.
С этими мыслями, с этим решением в последнем бою вместе с горстью верных мне друзей я был взят в плен.
Шедевром логики и убедительности это письмо листовка не было[221]. И аргументов как-то мало, и фактов — не особо. Ничего такого, что граждане СССР не знали бы, не перетерпели на своей шкуре, чего не взвесили бы у себя в душе уже давно — на весах Сталин-Гитлер. Риторика была яркая, конечно, генерал-предатель работал над текстом не один, — а вот доверия рассуждения Власова как-то не вызывали. Прежде всего из-за личности самого генерала. Плоть от плоти советской системы, преданный делу партии… А потом сразу раз — и за Гитлера.
