быть важным, и черносотенцы стали интересной темой для историков и политологов. Некоторые из их вождей еще вызывали незначительные скандалы в Думе, но это считалось развлечением и не оказывало никакого политического воздействия. Несколько оставшихся в живых возвратились в старости в Советский Союз уже после смерти Сталина. И некоторые эмигранты предвидели упадок интернационализма и усиление нового национализма в СССР. Главной фигурой этого лагеря, «сменовеховцев», был Николай Устрялов, прежде член Кадетской партии и славянофил. Он возвратился в Россию и обратился к своим политическим друзьям с призывом сделать то же самое. Но его выбор времени был неправильным. Ему следовало бы подождать еще пятнадцать или двадцать лет, чтобы быть в безопасности. Устрялов был арестован и расстрелян в 1937 году. Его судьба сильно отличалась от судьбы генерала Алексея Брусилова, героя Первой мировой войны (командовавшего знаменитым Брусиловским прорывом), который тоже вернулся; когда он умер в 1926 году, ему устроили государственные похороны.
(Автор ошибается. Брусилов не уезжал в эмиграцию и после революции до своей смерти в 1926 году оставался в Советской России. Вероятно, он спутал его с белым генералом Яковом Слащёвым, который действительно в 1920 году ушел в эмиграцию, но в 1921 году вернулся. Но последующая судьба Слащёва была не такой радостной. Ему позволили преподавать тактику в школе комсостава «Вымпел», но в 1929 году его убил некий Лазарь Коленберг, якобы мстивший за еврейские погромы. Убийца был признан невменяемым и не понес наказания. Есть версия, что на самом деле убийство было преднамеренной ликвидацией, спланированной и организованной ГПУ. — прим. перев.)
Именно в этот период, в последние годы перед первой русской революцией и первые годы после нее, на сцене появились «Протоколы сионских мудрецов» и антимасонская литература. Идея международного заговора франкмасонов исходила еще от таких противников Французской революции как аббат Огюстен Баррюэль. Вначале евреев вообще не упоминали, потому что евреи не были частью политической жизни Франции. Такая связь была установлена только позже в девятнадцатом веке, когда заговор стал жидомасонским. Но среди общественности большого резонанса это не вызвало. О масонах в России знали очень мало; в 1822 году ложи были объявлены вне закона. Необходима была большая готовность верить в вездесущность и коварные действия этих тайных сил, но этой готовности не было, и потребовалось почти столетие, пока представления такого рода получили более широкое распространение.
Понадобилось еще больше времени, чтобы нынешняя истерия вокруг скрытых зловещих сил в России материализовалась. Ренессанс подобного вида пропаганды был в нацистской Германии, но было одно важное различие: нацисты в действительности не боялись тайных сил, которые они использовали просто в качестве пропагандистской хитрости. Нацисты чувствовали себя бесконечно сильнее, чем их враги, тогда как в России, кажется, существовал подлинный страх перед жидомасонством.
В большинстве дискуссий о появлении новой российской антизападной доктрины обычно недооценивается или вообще игнорируется одно важное действующее лицо — православная церковь. Ранее мы уже упоминали об Иоанне, митрополите Санкт-Петербургском и Ладожском, спонсоре переиздания «Протоколов сионских мудрецов» в постсоветский период. Но Иоанн был центральной фигурой не в начале, но к концу этой особой школы православного богословия, истоки которой находятся далеко в прошлом и связаны с такими видными фигурами в истории православной церкви как Серафим Саровский, Иоанн Кронштадтский и некоторые другие. Они стали не только церковными мыслителями с большим влиянием, но и объектами истинного культа. Их эсхатологические проповеди о пришествии Антихриста, появлении ложного Мессии, конце дней, заключительной битве между силами Христа и Сатаны, в которой Святая Русь, выбранная Богом, сыграла бы центральную, решающую роль. Эти и другие элементы паранойи играли заметную роль и в центре, и на периферии православной церкви в течение долгого времени.
Согласно более ранним версиям, Антихрист (родившийся в России) был сыном дьявола и проститутки (блудницы), принадлежавшей к израильскому колену Данову, но постепенно произошли секуляризация и политизация, и Антихрист стал означать всех врагов Святой Руси: масонов, просвещение, еретическую католическую церковь, российских агентов модернизма и многое другое. Таким образом, метафизический «зверь Апокалипсиса», символизирующий Антихриста, стал неметафизической Америкой, концентрирующей в себе все силы зла. Чтобы выполнить свою победную миссию, Святая Русь должна была создать сильную империю, и это как раз и стало точкой соприкосновения сил православной церкви и русского национализма.
Идея Катехона («Удерживающего») и парусии (второго пришествия Христа), последней битвы и конца дней, появлялась и все еще появляется в России в бесчисленных вариациях и на всех уровнях искушенности. Она должна иметь отношение ко второму пришествию Христа, которому предшествовало бы появление Антихриста. Интересно, как определенные концепции богословия Нового Завета, некоторые из них довольно неясные, нашли свой путь в этот вид современной политической мифологии.
Иронично, что этот мотив появлялся также при коммунизме в «Интернационале», как «наш последний и решительный бой». В настоящее время его пропагандируют такие писатели как Аркадий Малер и Михаил Назаров, практически неизвестные за пределами России, но довольно много читаемые в этой стране. Это направление мысли заслуживает намного более широкого внимания, чем оно получало до сих пор, потому что оно весьма важно для понимания современной политики России. Оно очень помогает понять параноидальные страхи и надежды, которые стали такими выразительными за последние годы — страхи перед грядущей катастрофой и надежды на избавление и окончательную победу.
Русская партия при Советах
Когда гласность после прихода Горбачева к власти стала официальной политикой, среди тех, кто извлек пользу из намного большей свободы слова, были либералы, те, кого преследовали при старом режиме. Но вскоре оказалось, что националисты и особенно «ультра» (радикалы) также получили намного большую свободу передвижения и самовыражения. Сначала это проявилось в действиях «Памяти», группы, активно действующей преимущественно в Москве и Санкт-Петербурге, корни которой лежали в движении за сохранение национальных памятников истории и культуры. «Память» (она взяла свое название из романа Владимира Чивилихина) в 1982 году попросила разрешение проводить встречи и демонстрации, и получила его. Возглавляемая фотографом Дмитрием Васильевым, она была очень шумной и получила большой общественный резонанс. Но не было ясно, за что именно она выступала, кроме антисемитизма. Она оставляла открытыми большинство вопросов. Каковы, например, были ее суждения относительно сталинизма и старого режима вообще? Эта нехватка ясности, которая скоро проявилась, не была случайной, поскольку она примиряла людей самых разных политических убеждений. Васильев идентифицировал себя как беспартийный большевик, но не было ясно, было ли это искренне и, если да, то что это означало практически. Как отметил один автор в то время, атмосфера напоминала первые годы нацистского движения в Мюнхене.
У щеголяния
