Откладывание группового полета на неопределенный срок, конечно, гасило энтузиазм Главного конструктора. Но Королев не сдавался. Он настойчиво искал тех, кто мог бы оказать ему реальную помощь и вывести ситуацию из тупика. После мучительных раздумий Сергей Павлович пришел к выводу, что такой фигурой является заместитель председателя Совета Министров страны Устинов. С сорок четвертого Дмитрий Федорович имел отношение к ракетному вооружению и хорошо знал Королева. Они встретились 11 марта, ближе к полудню.
Время умели ценить оба. Разговор начал Сергей Павлович:
– Если бы дело касалось лично Королева и его предприятия, я бы не стал будоражить правительство такой частной проблемой, как планомерное освоение космического пространства. Но после запуска 1-го искусственного спутника Земли, полетов Гагарина и Титова она стала еще и критерием технического развития страны, ее оборонных возможностей. Мне непонятно, Дмитрий Федорович, почему откладывание готовых космических стартов становится у нас каким-то неписаным законом?
– Ты, Сергей Павлович, ставишь сложный вопрос, на который и я, при всей своей информированности, не могу тебе точно ответить. Я не знаю, кто конкретно отменил, а точнее, отнес на неопределенный срок полет Николаева и Поповича.
– Но вы ведь, Дмитрий Федорович, звонили генералу Каманину о групповом полете не позднее 10–12 марта?
– Звонил, потому что такое решение, при моем участии, было принято на заседании Президиума ЦК партии, – ответил министр оборонной промышленности.
– Но заседаний Президиума ЦК партии после 21 февраля не было, Дмитрий Федорович? Значит, никто не мог принять новое решение без участия Хрущева? – не отступал Королев.
– Согласен, Сергей Павлович, – в голосе Устинова сквозила неуверенность. Он тут же добавил: – В последнее время Хрущева настойчиво осаждает Челомей, с каким-то своим новым проектом. Возможно, его предложение и сыграло свою роль?
– Владимир Николаевич использует благоприятную ситуацию на все сто процентов, – Королев не скрывал осуждения. – Разве случайно он так настойчиво боролся за привлечение в свое КБ сына премьера, Сергея Никитовича? Вот теперь, через него, и таранит отца.
– Что ты предлагаешь, Сергей Павлович? – круто переменил тему трудного разговора Устинов.
У Королева давно был готов ответ на такой вопрос:
– До конца с пользой для науки употребить оставшиеся четыре «Востока» и непосредственно всецело заняться «Лунной программой». Работу над эскизным проектом по Н-1, Дмитрий Федорович, я ни на один час не прекращал. Реализовав его, мы продвинем все космические исследования сразу на порядок вперед.
– А многоместный корабль, товарищ Главный конструктор, что же, отправляется в запасник?
– Многоместный корабль, Дмитрий Федорович, уже проектируется в отделе Феоктистова. Но там еще много нерешенных вопросов по системам жизнеобеспечения.
– Правильно, Сергей Павлович, работать надо с дальней перспективой, – одобрил действия Главного конструктора министр оборонной промышленности. – Но проект многоместного корабля должен быть реализован в металле раньше, чем Н-1.
– Я тоже так считаю, – согласился Королев и тут же добавил: – Но надо, хотя бы к годовщине гагаринского старта, осуществить трехсуточный групповой полет. Это явилось бы для нас большим шагом вперед.
– Не уверен, Сергей Павлович, что Карибский кризис позволит нам выполнить такую программу, – сказал в заключение Устинов. – Пока никто в руководстве страны не знает, как можно остановить нарастающую угрозу вторжения американских войск на Кубу. Переброска новых войсковых контингентов, на мой взгляд, едва ли остановит агрессора…
На 15 марта Королев назначил заседание Совета главных конструкторов. Он решил посоветоваться с ближайшими сподвижниками по приоритетам в работе, выработать план действий и поведения в правительстве. Им была повторена программа, доложенная накануне министру Устинову. Все выглядело логичным – либо до конца использовать возможности проверенных в деле «Востоков», либо ускорить работы по осуществлению «Лунного проекта» с помощью новой мощной ракеты-носителя Н-1. Однако при любом из вариантов групповой полет Николаева и Поповича оставался в силе. Не решенным числился только вопрос о его продолжительности – одни или трое суток будут находиться космонавты на орбите? В условиях скудного финансирования этот вопрос стал для Главного конструктора принципиальным. Одни сутки успешно перенес на орбите Титов, и Сергей Павлович считал полученный опыт вполне достаточным, чтобы настаивать на решении о трехсуточном полете.
Но против трех суток откровенно выступило командование ВВС, отчего у Королева испортились отношения с генералом Каманиным. Было естественно и то, что точку зрения «главного куратора» космонавтов разделяли маршалы Вершинин и Руденко. И они ссылались на возможность неудачи, которая перечеркнула бы несомненный триумф, обеспеченный полетами Гагарина и Титова. Терять достигнутое никому не хотелось.
Совет главных конструкторов помог выявить ту основную причину торможения, которая до конца не была известна Королеву. Глушко сообщил, что конструкторскому бюро Челомея уже выделены правительством крупные средства на разработку универсальной ракеты-носителя УР-700. Владимир Николаевич взял при этом сомнительное обязательство – осуществить важный для страны проект в кратчайший срок – всего за три года! Валентин Петрович не стал скрывать от коллег, что разработка мощной двигательной установки для ультрасовременного изделия, работающего на синтетических компонентах топлива, поручена его КБ. Средства выделялись по линии министерства среднего машиностроения. Сергей Павлович созвонился с министром Афанасьевым и Сергей Александрович подтвердил принятие правительством именно такого решения.
Главный конструктор сразу окрестил проект Челомея «авантюрным решением», но поправить что-то до определенного времени было уже нельзя. Несмотря ни на что, Королев решил идти вперед своим путем. Следовало реализовать, хотя бы в виде одного группового полета, программу «Востоков», ускорить разработку многоместного корабля и, не спеша, методично работать над проектом Н-1. В последнем случае ему предстояло еще решить проблему двигательной установки мощностью в шестьсот тонн, но, как считал Сергей Павлович, некоторое время для решения у него в запасе вполне имелось.
* * *
В полдень 9 июля, когда в Кремлевском Дворце съездов уже начал работу Всемирный конгресс за мир и разоружение при участии делегаций более чем из ста государств, Пентагон в очередной раз взорвал в космосе мощное ядерное устройство. Трудно утверждать, что именно в данном факте выражалась ключевая концепция поведения Америки в мире. Но от конкретных действий ее руководителей никуда было не уйти.
Получив сообщение о взрыве, министр обороны Малиновский сразу же доложил Хрущеву о происшедшем. Глава правительства задал Родиону Яковлевичу только один вопрос: «Каким запасом ядерных боеголовок и ракет-носителей располагают в данный момент ракетные войска страны?» Малиновский не располагал такой информацией. Он пообещал связаться с маршалом Бирюзовым и прояснить ситуацию. Главкому ракетных войск пришлось выяснять вопрос по носителям у Королева.
Возможно, именно американский ядерный взрыв снова повернул руководство страны к космосу. После недельной раскачки, 16 июля, собралась наконец Государственная комиссия для обсуждения вопроса о групповом орбитальном полете Николаева и Поповича. Комиссия заслушала доклады Королева и Каманина о готовности техники и космонавтов к старту, а также сообщение профессора Вернова об уровне и продолжительности действия радиации в космосе над Тихим океаном, возникшей в результате американского атомного взрыва. Ученый заверил, что через пять-шесть суток после взрыва радиация рассеивается, и орбитальный полет космического корабля становится вполне безопасным. На вопрос: «Как проверить уровень фактической радиации в космосе?», Вернов ответил, что это возможно сделать только в ходе космического полета экипажа или с помощью искусственного спутника Земли, оснащенного новейшей аппаратурой.
«Главный куратор» космонавтов вновь настаивал только на односуточном орбитальном полете. Генерал Каманин настойчиво доказывал членам Госкомиссии:
– У медиков нет твердой уверенности в том, что космонавты смогут в течение трех суток сохранить психическую уравновешенность и работоспособность в условиях невесомости и жесткой изоляции орбитального полета. К тому же неизвестно, как они перенесут перегрузки при спуске с орбиты после трехсуточного пребывания в невесомости. Безопасность людей – самое главное в нашей работе. Это следует учитывать в первую очередь.
Но доводы Каманина не возымели должного действия. Председатель Государственной комиссии Смирнов, академик Келдыш, маршалы Вершинин и Руденко тоже поддержали предложение Главного конструктора о трехсуточном полете. Предварительно старт Николаева и Поповича был назначен на конец первой декады августа.
