Над миром ночь, пока Эндимион
Не ослабел в объятиях Селены:
Бессмертны боги, но порой, как люди, вожделенны.
Покрыт шафранной пылью каждый след
Юноны, через зелень луговую
Идущей; в это время Ганимед
Вливает нектар в чашу круговую.
Растрепан нежный шелк его кудрей
С тех пор, как мальчика орел восхитил в эмпирей.
Там, в глубине зеленолистой пущи,
Венера с юным пастухом видна:
Она - как куст шиповника цветущий,
Но нет, еще пунцовее она,
Смеясь меж ласк, - под вздохи Салмакиды
Чьи скрыты в миртовой листве ревнивые обиды.
Борей не веет в том краю вовек,
Лесам английским ежегодно мстящий;
Не сыплет белым опереньем снег,
Не рдеет молнии зубец блестящий
В ночи, что серебриста и тиха,
Не потревожит стонущих во сладкой тьме греха.
Герой, летейской влаге не причастный,
Найдет к струям фиалковым пути,
Коль скоро все скитания напрасны,
Собраться с духом можно - и пойти
Испить глоток из глубины бездонной
И подарить толику сна душе своей бессонной.
Но враг природы нашей, Бог Судьбы,
Твердит, что мы - раскаянья и мрака
Ничтожные и поздние рабы.
Бальзам для нас - в толченых зернах мака,
Где сочетает темная струя
Любовь и преступление в единстве бытия.
Мы в страсти были чересчур упрямы,
Усталость угасила наш экстаз,
В усталости мы воздвигали храмы,
В усталости молились каждый час,
Но нам внимать - у Неба нет причины.
Миг ослепительной любви, но следом - час кончины.
Увы! Харонова ладья, спеша,
Не подплывает к пристани безлюдной,
Оболом не расплатится душа
За переправу в мир нагой и скудный,
Бесплодна жертва, ни к чему обет,
Могильный запечатан склеп, надежды больше нет.
А мы - частицами эфира станем,
Мы устремимся в синеву небес,
Мы встретимся в луче рассвета раннем,
В крови проснувшихся весной древес,
Наш родич - зверь, средь вереска бродящий;
Одним дыханьем полон мир - живой и преходящий.
Пульсирует Земля, в себе неся
Перемеженье систол и диастол,
Рождение и смерть и всех и вся
Вал Бытия всеобщего сграбастал,
Едины птицы, камни и холмы,
Тот, на кого охотимся, и тот, чья жертва - мы.
От клетки к человеческой средине
Мы движемся взрослеющей чредой;
Богоподобны мы, но только ныне,
А прежде были разве что рудой
Не знающей ни гордости, ни горя,
Дрожащей протоплазмою в студеных недрах моря.
Златой огонь, владыка наших тел,
Нарциссам разверзающий бутоны,
И свет лилей, что серебристо-бел,
Хотят сойтись, преодолев препоны;
Земле подарит силу наша страсть,
Над царствами природы смерть утрачивает власть.
Подростка первый поцелуй, впервые
Расцветший гиацинт среди долин;
Мужчины страсть последняя, живые
Последние цветы взносящий крин,
Боящийся своей же стрелки алой,
И стыд в глазах у жениха - все это отсвет малый
Той тайны, что в тебе, земля, живет.
Для свадьбы - не один жених наряжен.
У лютиков, встречающих восход,
Миг разрешенья страсти столь же важен,
Как и для нас, когда в лесу, вдвоем,
Вбираем жизни полноту и вешний воздух пьем.
А час придет, нас погребут под тиссом;
Но ты воскреснешь, как шиповный куст,
Иль белым возродишься ты нарциссом,
И, вверясь ветру, возжелаешь уст
Его коснуться, - по привычке старой
Наш затрепещет прах, и вновь влюбленной станем парой.
Забыть былую боль придет пора!
Мы оживем в цветах трепетнолистных,
Как коноплянки, запоем с утра,
Как две змеи в кирасах живописных,
Мелькнем среди могил, - иль словно два
Свирепых тигра проскользим до логовища льва,
И вступим в битву! Сердце бьется чаще,
Едва представлю то, как оживу
В цветке расцветшем, в ласточке летящей,
Вручу себя природы торжеству,
Когда же осень на листву нагрянет
Первовладычица Душа последней жертвой станет.
Не забывай! Мы чувства распахнем
Друг другу, - ни кентавры, ни сильваны,
Ни эльфы, что в лесу таятся днем,
А в ночь - танцуют посреди поляны,
В Природу не проникнут глубже нас;
Дарован нам тончайший слух и дан зорчайший глаз,
Мы видим сны подснежников, и даже
Вольны услышать маргариток рост,
Как бор трепещет серебристой пряжей,
Как, дрогнув сердцем, вспархивает дрозд,
Как созревает клевер медоносный,
Как беркут легким взмахом крыл пронизывает сосны.
Любви не знавший - не поймет пчелу,
Что льнет к нарциссу, лепестки колебля
И углубляясь в золотую мглу;
Не тронет розу на вершине стебля.
Сверкает зелень юного листа
Чтоб мог поэт приблизить к ней влюбленные уста.
Ужель слабеет светоч небосвода
Иль для земли уменьшилась хвала
Из-за того, что это нас Природа
Преемниками жизни избрала?
У новых солнц - да будет путь высокий,
Вновь аромат придет в цветы, и в травы хлынут соки!
А мы, влюбленных двое, никогда
Пресытиться не сможем общей чашей,
Покуда блещут небо и вода,
Мы будем отдаваться страсти нашей,
Через эоны долгие спеша
Туда, где примет нас в себя Всемирная Душа!
В круговращенье Сфер мы только ноты,
В каденции созвездий и планет,
Но Сердце Мира трепетом заботы
Позволит позабыть о беге лет:
Нет, наша жизнь в небытие не канет,
Вселенная обнимет нас - и нам бессмертьем станет.
РЕДЬЯРД КИПЛИНГ
(1865 - 1936)
ДЛЯ ВОСХИЩЕНЬЯ
Индийский океан; покой;
Так мягок, так прозрачен свет;
Ни гребня на волне морской,
Лишь за кормою пенный след.
Взялись матросы за картеж;
Индийский лоцман нас ведет,
Величествен и смуглокож,
Поет в закат "Гляжу вперед".
Для восхищенья, для труда,
Для взора - мир необозрим,
Мне в нем судьбой была беда,
Но силы нет расстаться с ним.
Тут - смех метателей колец
И радостная болтовня;
Вот офицеры дам ведут
Увидеть окончанье дня.
Вся даль пережитых годов
Лежит на глади голубой.
Кругом толпа, но мнится мне,
Что я - наедине с собой.
О, как я много лет провел
В казарме, в лагере, в бою;
Порой не верю ничему,
Пролистывая жизнь мою.
Весь облик странных этих дней
В моем рассудке - как живой.
Я многого недосмотрел,
Но прочь плыву и сыт с лихвой.
Я столько книг перечитал
В казарме, средь полночной мглы;
Оценивая жребий свой,
Себя записывал в ослы.
За это знанье - босиком
Я в карцер шел, да и в тюрьму,
И восхищен был - мир велик,
В нем удивляешься всему.
Вот - созерцаю облака,
А вот - горбатые гряды:
Там, как казарменная печь,
Восходит Аден из воды.
Я помню эти берега,
Как будто здесь оставил след:
Я, отслуживший срок солдат,
Я, повзрослевший на шесть лет.
Моей девчонки помню плач,
Прощальный матушкин платок;
Я ни письма не получил
И ныне подвожу итог:
Все, что узнал, все, что нашел,
Все в душу запер я свою.
Я чувств не обращу в слова,
Но песнь вечернюю пою:
Для восхищенья, для труда,
Для взора - мир необозрим,
Мне в нем судьбой была беда,
Но силы нет расстаться с ним.
АНГЛИЙСКИЙ ФЛАГ
Над галереей, объятой пламенем, трепетал на флагштоке Юнион Джек, но когда в конце концов он обрушился, воздух взорвался криками толпы: казалось, происшедшее несет в себе некий символ.
Дэйли Пейперс
Морские ветра, скажите: поставится ли в вину
Презрение к Англии - тем, кто видел ее одну?
Раздражение обывателей, уличных бедолаг,
Вытьем и нытьем встречающих гордый Английский Флаг?
Может, у буров разжиться тряпицей, в конце концов,
Одолжить у ирландских лжецов, у английских ли подлецов?
Может, Бог с ним, с Английским Флагом, плевать, что есть он,
что нет?
Что такое Английский Флаг? Ветры мира, дайте ответ!
И Северный молвил: "У Бергена знает меня любой,
От острова Диско в Гренландии мною гоним китобой,
В сияньи полярной ночи, веленьем Божьей руки,
Мне - что лайнер загнать в торосы, что на Доггер - косяк трески.
Оковал я врата железом, ни огня не жалел, ни льдов:
Одолеть меня пожелали скорлупки ваших судов!
Я отнял солнце у них, превратился в смертельный шквал,
Я убил их, но флага сорвать не смог, сколько ни бушевал.
В ночь полярную белый медведь смотреть на него привык,
Узнавать его научился мускусный овцебык.
Что такое Английский Флаг? Меж айсбергами пройди,
Отыщи дорогу в потемках: Юнион Джек - впереди!"
Вымолвил Южный Ветер: "С Ямайки, с дальних Антил
Мимо тысячи островов я волнами прошелестил,
Где морским желудям и ежам, пеной буруны прикрыв,
Легенды древних лагун шепчет коралловый риф.
На самых малых атоллах я много раз побывал,
Развлекался кронами пальм, а потом устраивал шквал,
