Сейчас Путин рискует, откладывая это решение до сентября. Этим самым он порождает нервозность в политических кругах, он не дает "Единой России" и людям, которые хотели бы его поддержать, четкого сигнала. Пауза работает против Путина, а значит — этот вакуум предвыборной активности с его стороны должен быть до сентября заполнен как-то по-другому.
ИА REGNUM. Как именно?
Константин Затулин. Впору говорить о том, что потребность времени — общественное движение в поддержку выдвижения Путина в президенты РФ. Да, я знаю, что президентская кампания официально стартует в 2012 году, даже парламентская еще официально не стартовала. Но на наших глазах на этой неделе Барак Обама включился в предвыборную кампанию, хотя выборы президента США гораздо позже, чем в России.
Я думаю, что свою роль в создании общественного движения должна сыграть "Единая Россия". Но произошедшее со мной, как в капле воды, показывает, что она пока к этому не готова. Ее от этого уводят. В этом плане "Единая Россия" ведет себя как бывший в эксплуатации автомобиль — без посторонней искры она не заведётся.
ИА REGNUM. Я так понимаю, вы не исключаете выдвижения в президенты как Путина, так и Медведева?
Константин Затулин. Возможность договоренности между Путиными и Медведевым о снятии одного кандидата в пользу другого существует в реальности только в одном случае: если Путин добровольно сдастся. Тогда Медведев в качестве единоличного лидера партии власти пойдет на выборы. Я такой вариант исключаю. Если же от Медведева будут требовать, чтобы он уступил дорогу Путину, то, как я чувствую, найдутся причины и объяснения, чтобы от этого уклониться. Скорее всего, точка невозврата здесь уже пройдена — Дмитрий Медведев выдвинется в любом случае.
Это, конечно, хлопотно для тех, кто меньше всего хотел бы делать выбор. Но на самом деле никакой трагедии нет. Более того, это, на мой взгляд, надежда на настоящие демократические процессы в нашей стране — гораздо большая, чем все демонстрации по 31-м числам, вместе взятые. Мы должны признать, что есть разные течения в политическом классе. Да, они все больше персонифицируются в фигурах Путина и Медведева. Медведеву — так же, как и Путину, — должен быть предоставлен шанс. Пусть это будет нормальная честная конкуренция людей, которые оба уважаемы, имеют своих сторонников и могут в режиме выборов подтвердить, что Россия — это не Узбекистан или Туркмения, где вопросы власти решаются только за кулисами.
Более того, мы уже были в ситуации временного раскола политической элиты в 1999 году, и вышли из нее с возрождением веры в свои возможности, вместе с Путиным.
Кстати, команда Медведева не исключает его выдвижения на пост президента в параллель с Путиным. Именно с этим я связываю появление в стенах Госдумы Дмитрия Рогозина, которого, видимо, готовят к сентябрю на смену Сергею Миронову в "Справедливой России". Рогозин будет без стеснений бороться с "Единой Россией" на парламентских выборах, чтобы затем от имени "Справедливой России" поддержать выдвижение Дмитрия Медведева в президенты...
-- Русская империя и русская нация
В. АЛЕКСАНДРОВ
22 марта в Институте динамического консерватизма прошла дискуссия под названием "Национальное государство, империя или рассеянье", собравшая виднейших русских идеологов, мыслителей и публицистов. Из опубликованных ниже выступлений наши читатели смогут получить представление о сложнейшей мозаике противоречивых мнений, взглядов и умонастроений, господствующих сегодня в среде национал-патриотической элиты России.
Андрей Фурсов, глава Центра методологии и информации ИДК.
НАЦИЯ, ИМПЕРИЯ, СОЦИАЛИЗМ
Любой разговор нужно начинать с определения терминологии. Я начну с того определения нации, которое представляется мне рабочим и адекватным. На мой взгляд, нация — это такая форма социоэтнической организации, базовой единицей которой является индивид. Нация не может состоять из каст, полисов, племен, кланов, общин, потому что здесь другой фокус коллективной лояльности. Нет индийской нации, ее не может быть, потому что Индия разделена на касты, и кастовая лояльность значительно важнее для индийцев, чем национальная.
Так вот, нации в Европе начинают формироваться с середины XVIII века, после того как в Европе окончательно разваливается община, и из индивидов формируется нация. Главными орудиями формирования нации становятся армия и школа. Это как раз то, что, кстати, у нас сегодня разваливается.
И что в этом отношении демонстрирует Россия? Дореволюционная Россия — это община, и до тех пор, пока существовала община, русская нация как таковая сформироваться не могла. В этом отношении мы видим разительное противоречие между, скажем, поведением немецких крестьян и русских крестьян во время Первой мировой войны. Немецкому крестьянину сказал Vaterland: из девяти окороков, которые у тебя в погребе, два возьми себе, а семь — отдай Фатерлянду. Крестьянин щелкает каблуками и — вперёд! А русский крестьянин, по воспоминаниям фон Раубаха, нашего человека — обрусевшего немца, ведет себя иначе. Фон Раубах говорит вологодскому крестьянину: "Что же ты не даешь в армию зерно?"
"Самому нужно!" — отвечает крестьянин.
"А если немец придёт?"
"А не придёт! А коли придёт, будем платить немцу".
Вот это — отличие национального сознания от общинного.
В советский период русская нация опять же не формировалась. Потому что здесь формировался советский народ, и парадоксальным образом национальные черты возникали в значительной степени на периферии, в республиках, а не у русских.
Иными словами, на момент развала Советского Союза процесс формирования русской нации не завершился. Вообще, традиционная слабость русских — плохая организация и слабое чувство коллективной идентичности. И потому на момент развала Советского Союза русские оказались в этом плане хуже организованы, нежели национальные меньшинства. Тем более, что власть делала все, чтобы эту ситуацию усугубить, блокируя формы организации русских.
И вот вопрос: что создает нацию? Нацию создает национализм. Нужен русский национализм? Конечно, нужен. Он нужен для того, чтобы создать русскую нацию и чтобы уравнять шансы русских в борьбе за жизненное пространство. И не надо исходить из того, что русских в РФ — 80%, и это всё решает. Как говорил не любимый мною Эйнштейн, мир — понятие не количественное, а качественное. Как-то Константин Крылов вывел формулу: сила той или иной группы (социальной или этнической) есть собственность в руках этой группы, помноженная на власть, помноженная на информацию — и это в числителе. А в знаменателе — численность данной группы. Это очень правильный подход!
Так вот, в этом отношении нужен русский национализм. У национализма есть масса плюсов, именно национализм позволяет выигрывать сражения. Но давайте посмотрим на те европейские нации, у которых национализм дошел до упора, до предела. Вот французы, поляки, немцы. Жёсткий, доведенный до упора национализм блокирует историческое развитие!
У национализма, чтобы он работал, должен быть контрбаланс, антидот. Есть разные примеры в Европе и вообще в мире, у которых есть хороший контрбаланс по отношению к национализму. Это британцы с их имперскостью, которая очень хорошо уравновешивала национализм.
Очень часто национальное государство противопоставляется империям. Началось это еще в XIX веке, когда французская и английская пропаганда твердила о том, какие плохие империи Австро-Венгрия, Германия и Россия, и какие хорошие — национальные государства Франция и Великобритания. Это было лукавством. Дело в том, что и Франция, и Великобритания были империями. Одна — сухопутная колониальная империя с заморскими владениями, а другая — просто морская империя. Обратите внимание, наиболее успешными были те империи, у которых ядром было вот это национальное государство.
Имперскость, империя — хорошее противоядие-антидот для национализма. История показывает, что трагическая ирония истории заключается в том, что вне и без империи русские вообще лишаются исторических шансов.
Противники имперскости в России критикуют империю по двум линиям. Первая, самая простая — время империй, мол, прошло. Я думаю, что прошло время национальных государств, на самом деле оно заканчивается. Время империй, может, и прошло, но время образования империоподобных образований, на мой взгляд, только наступает.