"Да мы Юрку уже полгода не видали, не слыхали. А что он натворил?" Записываем со слов мужика все, что знает про "Юрку".
Квартира бедная, но опрятная. Дешевые обои и мебель, разбитый паркет. "Угоститесь?" — спрашивает хозяин. "Нет, извините, спешим."
В соседнем доме на первом этаже в ответ на звонок и требование открыть, отвечают, что не обязаны открывать без санкции прокурора. Это правда. Говорим через дверь: "Где такой-то такого-то года?" В ответ: "Не знаем такого. Ищите, где хотите". Прямо сейчас дверь ломать никто не станет. Опер отметит "плохую" квартиру на стандартного формата листе. Может, стесняется журналиста, может, другие причины. Даже если они и не знают ничего.
Особо богатых квартир за весь вечер не попалось ни одной. Везде старые, потертые кресла и диваны, протоптанные паласы на скрипучем паркете. Телевизоры "Темп и "Рубин", показывающие двух или трехцветно все те же сериалы и передачи по алчность, жадность, продажность и прочие уродства. Но где-то при этом чисто и опрятно, а хозяева предстают в старых одеждах, застиранных до дыр, но аккуратно застеганных ниткой и проглаженных. А где-то полный бардак. Значит, тут уже сломались, и надо ждать дальнейшего падения нравов.
Входим на третий этаж серой "хрущевки". Дверка, обитая дырявым дерматином, отварилась сама собой и даже обвалилась вслед за нами. В комнате, от прихожей до самого верха в противоположном конце комнаты, диагональю сплошная плоскость из плотно утрамбованного мусора. Вонь неимоверная, вдоль склона "пирамиды" разноцветно сверкают обертки, пачки и банки из-под пельменей, сигарет и картошки, пива и бутылки из-под водки. Из-за горы не видно ни батареи, ни окна, ни потолка. Из склона мусорной горы видны чьи-то ноги в кедах.
"Кто у вас там?" — спрашиваем у лежащих у подножия горы женщины неопределенного возраста и мужичка с разбитым лицом. "А я не помню", — хором мычат оба. Стараясь не испачкаться об замызганные стены, проходим в комнату. Брезгливо хватаем ноги за кеды и тянем наружу, чтобы посмотреть, кто там. Из всех щелей кучи раздается протяжный и жалобный вой. Значит, жив, ну и слава Богу, ну их всех в пень. Показываем мужику фотку, спрашиваем, это не он ли там? — Нет, совсем не похож…
— Нормальный человек туда все равно не попал бы, — утешает сам себя опер. — А мы туда наряд пошлем и "скорую", пусть его вытаскивают, а то мы бы еще ноги оторвали ненароком.
В квартире за дверью, обтянутой зеленоватой кожей, нам открыли дверь, но только на крючок. Увидев ксиву, хотели запереть снова, но не успели. Дверь отлетела, цепочка порвалась, мы и вошли. Там на диване сидели молодая женщина с мешками под глазами и мужик с перегаром. Спрашиваем, где такой-то. Нет, такого и знать не знаем.
— Вы все, кто есть в доме?
— Все.
Проходим в соседнюю с одним окном, старым шкафом и пыльной зеленой люстрой комнату. Там, у окна, парень в черных джинсах и рубахе, босиком. Глаза вытаращены, лицо с перекошенным ртом.
В ответ на команду "Стой!" пытается разбить стекло в окне. Опер хватает его за руку выше локтя, опрокидывает на диван. Тот пытается встать, падает назад. Документы у парня совпадают с теми, что в розыскном задании из Желдора, что под Москвой. Он там кого-то ограбил и нанес телесные повреждения.
"Собирайся, поехали. Вы, двое, тоже собирайтесь". Парень идет по коридору, по лестнице. Молча садится в машину, следом за ним и те, что были в квартире. Едем в отдел. Всех троих пока определили в клетку на первом этаже. На лестнице, когда идем вверх, опер говорит, что одно задержание за вечер по розыскному заданию — это очень круто. Чаще всего вообще никого не найдешь, мало кто из бандитов прячется у родни и у "паленых" друзей и подруг, а адреса родни и знакомых — это все, что в этих заданиях.
Улица города постепенно завоевывается ночью и начинающимся снегом. Темные дворы и проезды между кирпичных и панельных башен. Это не Москва, и здесь нет ни ярких реклам, ни светильников. Едем по затемненному проезду, мимо мелькают прохожие.
Спрашиваю, всегда ли так легко проходят задержания, как с этим парнем в квартире. Опер говорит, что, конечно, нет, но журналистам это показывать, наверное, не стоит. Начинает рассказывать мне одну за одной страшилки.
"Однажды едем просто по улице, вокруг куча народу. Очень резко тормозим у обочины. Я выскакиваю, оставив не захлопнутой дверцу, подлетаю к довольно прилично одетому человеку в пальто. Не говоря ни слова, заламываю, сваливаю на асфальт, громко ругаюсь очень грязными ругательствами. Второй опер подбегает, успевает ударить мужчину ногой. Человека разворачивают, дышат в лицо: "Я ж обещал тебе, урод, что найду!" Подтаскиваю сзади к машине, открываю багажник, сгибаю его пополам, укладываю в багажник, руками вгоняю ноги человека туда же и с силой захлопываю сверху крышку багажника.
Ты бы знал, журналист, сколько недель мы этого … искали!
Этот урод четыре хаты разбомбил у меня в районе, это за три месяца, как его с зоны выпустили.
Почему в багажник? Ты не понимаешь, журналист. Я его в принципе не могу посадить в салон, надо мной весь отдел смеяться станет. Это ж моя тачка, я в ней своих жену и детей вожу. Как я могу этого урода в этот же салон посадить?! У нас свои понятия, я от него потом сиденья не ототру, хоть он и не бомж.
А вчера вот так же вез в багажнике сучку, от одного вида которой слабонервные мужики теряют память. Она одета, как Снежная Королева. Но я знал, что она воровка на доверии, она бомбанула только у меня пятерых человек, и еще были с других районов по ней задания. Если б ты увидел, как мы ее хомутали на улице, когда она выходила из такси. Если б увидел, как ее ломали в три погибели и запихивали ее очень длинные ноги в багажник… А в багажник, потому что я …лядву в своей машине не повезу, на ней крови, я сам не знаю еще сколько…
А ты бы публиковал потом, какие мы звери. Она как минимум причастна к двум убийствам. И по-другому с ними нельзя.
Опять же тебя нельзя брать с собой, если иду просто по району. Представь, я пришел к ночному клубу, про который знаю, что там что-то интересное происходит. Я постучу им в дверь, а меня какой-нибудь мордоворот пошлет подальше. Если ты рядом, мне придется развернуться и пойти вон, а потом меня в районе уважать и бояться перестанут. Если б тебя не было, я б ему рыло разбил с ходу, прошел внутрь клуба. Я б такой устроил там праздник и шоу!
Вообще, опер должен быть злым на улице, ни в коем случае не пасовать перед бандитом. Бандит должен бояться."
Записываю все это, хоть и не знаю, правда ли. Эти "полутарантиновские" рассказы никак не вяжутся с моим личным впечатлением от первого дня общения с опером. Может, это все байки, или меня просто разводят, как молодого? Так или иначе, дальше будет видно.
Поднялись в кабинет. Опер расположился за столом, на фоне торжественного плаката с портретами нескольких десятков министров МВД России, СССР и опять России. Предложил мне "кидаться" напротив на стул. Едва успели присесть и ткнуть в розетку вилку от чайника, как позвонили из дежурной части. На нашей территории в одной из квартир напились и дебоширят четыре мужика и женщина. По заявлению их соседки, там есть какое-то оружие. Внизу уже ждет дежурная машина — желтый уазик с синими полосами. Быстро размещаемся в пропахшем бензином салоне, я с третьей попытки захлопываю дверь. Едем.
На месте все спокойно. В указанной квартире все мирно спят пьяным сном, никакого оружия нет и в помине. Ядовитая соседка-бабушка, похожая на ведьму, ворчит. У одного из спящих — день рождения, его испуганная видом вооруженного автоматом патрульного жена показывает его паспорт. Все правда. Время пол-одиннадцатого, по идее еще можно было шуметь. Патруль остается разбираться. Мы спускаемся на лифте, опер злится и тоже ворчит, мол, больше ему делать нечего…
По дороге назад, проезжаем через узкий проезд между частными домами. В проезде стоят чьи-то серые "Жигули". Объехать никак не получится. Выходим и направляемся к дому, возле которого припаркованы "Жигули". Надо попросить, чтобы дали проехать. Калитка оказывается распахнутой настежь. Дверь в дом приоткрыта. В доме застаем живописную картину. Человек пятнадцать очень бедно одетых молдаван сидят на полу, прижавшись к стене. Над ними нависают два парня с ножами, третий обходит молдаван, награждая каждого ударом ноги по лицу или куда попадет. На полу валяются три сторублевых бумажки и ворох “чириков”, маленькая кучка монет. Вся комната перерыта вверх дном, стеклянная посуда разбита, а железные и пластиковые тарелки и кружки просто лежат на дощатом полу. "Грабители" — мальчишки лет по семнадцать, видимо, совершенно неопытные, нас не заметили. Мы успели позвать водителя с автоматом и войти в комнату втроем. Все прекратилось моментально. Оказалось, машина на улице принадлежит трем парням, которые захотели ограбить дом. Им кто-то сказал, что там полно иностранцев, у которых денег немерено. Иностранцы — простые работяги, приехавшие из нищей Молдовы заработать на кусок хлеба. Триста рублей — вот и все, что у них оказалось на всю толпу.
