– Была информация, что Хасбулатов вёл двойную игру, тайно сотрудничал с Ельциным.
– Речь скорее надо вести о том, что длительное время он активно работал в одном фарватере с ним – и при протаскивании Беловежских соглашений, и в начале гайдаровских реформ помогал продавливать выгодные Ельцину решения. Далеко не сразу он принял внутри себя решение противодействовать гибельной для страны политике.
– Но всё-таки принял.
– Да, надо отдать ему должное. В конце 1992 года он уже выступал против авантюр в экономике и политике. Де-факто Хасбулатов и Руцкой перешли на нашу сторону, на сторону патриотической оппозиции. Хасбулатовская критика гайдаровского экономического курса, как показало время, была точной и содержательной.
– Верховный Совет стал тогда не только риторически, но и практически противодействовать разрушителям.
– В исполнительной власти это пытался делать Руцкой, пока его не лишили возможностей влияния. Хасбулатов искал поддержку в регионах, опираясь на местные Советы народных депутатов – краевые, областные, республиканские.
Хочу обратить внимание, что причин для госпереворота у Ельцина было несколько. Скажем, в Конституции России на тот момент сохранялась норма, предполагавшая верховенство законов СССР. Чего только не предпринимали его сподвижники, чтобы вычеркнуть из Конституции само упоминания о Советском Союзе. Но мы говорили и говорим сегодня, что разрушение СССР – уголовное преступление. Ельцин опасался, что после отстранения его от власти он может быть осуждён именно в связи с этим. Позже, когда положение стало обостряться, предложили, хоть и с опозданием, нулевой вариант: отставку и президента, и депутатов, и новые выборы. Депутаты ведь тоже были ответственны за Беловежские соглашения, они их ратифицировали. Но и «нулевой вариант» был отвергнут. Государственный переворот стал фактически неизбежным, поскольку Ельцин стремился обеспечить себе безнаказанность.
– Был ли какой-то критический момент?
– Летом 93-го вместе с вице-премьером Виктором Петровичем Поляничко я вылетел на Северный Кавказ, чтобы ознакомиться с ситуацией. Но меня вызвали в Москву – позвонил Юрий Михайлович Воронин, заместитель председателя Верховного Совета. Этот звонок, кстати, спас мне жизнь: на следующий день Виктор Поляничко погиб, попав в засаду вместе с генералом Корецким, которого он взял вместо меня. Похороны Поляничко стали последним эпизодом, когда представители правительства стояли рядом с нами, депутатами. Осенью – спустя несколько недель – это уже было невозможно. Считаю, гибель Поляничко не раскрыта до конца. Он был одним из немногих патриотически настроенных людей в том правительстве.
– Между тем тогда полагали, что после отставки Гайдара политика исполнительной власти сильно изменится.
– Отставка Гайдара была победой парламентской оппозиции. Всем понравились слова Черномырдина: «Я за рынок, а не за базар».
– Однако ведь не Черномырдин получил наибольшее число депутатских голосов.
– Да, победил Юрий Владимирович Скоков. Но, судя по различным свидетельствам, Гайдар взмолился перед Ельциным: кто угодно, но не Скоков. Выплыл Черномырдин. Надо признать, курс правительства претерпел изменения – например, стало возможным появление Поляничко. Но, к сожалению, Черномырдин вскоре растерял собственную экономическую идеологию, а вместе с ней и самостоятельность. В октябре он сыграл неприглядную роль.
– Двадцать лет прошло, а картина той осени размытая...
– Даже для меня – а я был в гуще событий – многие вопросы остаются открытыми. Нет на них ответов, немало загадочного. Например, полно неясностей в оценках и понимании первых трёх дней после того, как Верховный Совет принял решение отстранить Ельцина от должности за попрание Конституции и попытку госпереворота. Я тогда призывал коллег немедленно разъехаться по регионам, предприятиям и организациям, чтобы добиться выполнения наших решений. Но меня с ходу обвинили в призыве к введению комиссаров. Я ответил: «Да, возможно и что-то подобное, если хотим победить». И услышал: «Вам будет другое поручение, этим займутся». Но никто не занялся!
Не раз был свидетелем, когда в Белый дом приходили офицеры, командиры полков, готовые защищать Конституцию. Говорили: «Мы поддерживаем Верховный Совет, готовы привести полк, разместить его вокруг Дома Советов. Дайте письменный приказ». А их посылали куда подальше, чтобы «не втягивали в провокацию».
– Почему?
– Думаю, Руцкого и Хасбулатова одолевал «синдром августа 91-го», рассчитывали победить простой отсидкой в Белом доме, опираясь на массовые демонстрации граждан. Они не учли, что члены ГКЧП всё-таки опасались кровопролития. Ельцин же действовал цинично, нахраписто.
Или ещё загадка. Первые трое суток я спал в общей сложности полтора часа. Не мог да и не хотел, держался на адреналине и стремлении поддержать и поблагодарить людей, которые пришли защитить депутатов. Как-то с удивлением увидел, что в кабинете министра госбезопасности Баранникова ночью никого нет. Все мы ночевали в Белом доме, в кабинетах – и Хасбулатов, и Руцкой, и министр обороны Ачалов... Я спросил: а где же Баранников? Оказалось, ездит ночевать на дачу. В загородный посёлок, который охраняет спецназ Ельцина. Министр ночует на территории, подконтрольной тому, кто совершает государственный переворот! Не укладывалось в голове. Смерть Баранникова вскоре после событий той осени стала, похоже, своевременной для всех, кто давно для себя решил неудобные вопросы оставить без ответов.
– Встаёт один из них: кто стрелял в спины альфовцев?
– Даже ельцинское следствие установило, что из оружия, которое было у защитников Верховного Совета, никого не убили. Кто стрелял с крыш?
Знаю, что некую «команду гандболистов» за несколько дней до 4 октября встречали в Шереметьеве представители администрации президента. Они без досмотра миновали таможенный контроль, их вместе с огромными баулами погрузили в автобусы и вывезли в неизвестном направлении. Знаю, остались люди, которые могут чётко объяснить, что это были за «спортсмены». Но они молчат, – и, может быть, поэтому живы.
Известно, что в бронетранспортёрах и танках, обстреливавших Верховный Совет, находились и наёмники. А экипажи были высажены... Офицеры, задействованные в операции, думаю, помнят тех, кто за обещанные деньги палил по Белому дому. Известно и то, что свои тридцать сребреников не все из них получили в полном объёме, их обжульничали.
Кто дал приказ открыть огонь, не обнародовано. Тогдашний глава администрации президента Сергей Филатов публично говорил, что он согласовывал выход танков со стороны стадиона «Красная Пресня», как и стрельбу болванками. Ему вторит бывший министр обороны Павел Грачёв. Но танки выдвинулись от гостиницы «Украина» и стреляли боевыми снарядами. Кто же пошёл на то, чтобы нарушить согласованный план? Грачёв, который, возможно, что-то недосказал, Волкогонов? Сам Ельцин, насколько знаю, был тогда пьян и вряд ли мог принимать серьёзные решения. Однако говорится, что только по письменному приказу Ельцина Грачёв стал действовать. Всё это требует подтверждений.
– Результат действий – сотни погибших, тысячи изувеченных.
– Точные цифры вряд ли узнаем. Тогдашний генпрокурор Степанков признавал: сотрудники прокуратуры вошли в здание Верховного Совета только через сутки. А до того там продолжались не только мародёрство, но и убийства. Я получил доказательство, что трупы вывезли минимум одной баржой и на нескольких грузовиках. Развозили по моргам – и не только московским и подмосковным.
Полномасштабная гражданская война вспыхнула бы в ночь на 4 октября, если бы не командовавший Московским военным округом генерал-полковник Леонтий Васильевич Кузнецов.
– Какова его роль?
– Я находился в ту ночь в штабе округа с группой народных депутатов. В их числе Федосеев, Харитонов... Кузнецов метался по кабинету. Часть воинских сил поднял Грачёв, другую – Ачалов на защиту Верховного Совета. И все двигались к Москве. Представляете, что случилось бы, если бы столица превратилась в поле сражения? Я сказал тогда командующему на свой страх и риск: «Если вы не понимаете, что происходит государственный переворот, сделайте одно: останавливайте и тех, и других».
Спустя много лет он поблагодарил меня за ту идею.
Сторонники Ельцина пытались вскоре после событий привлечь Кузнецова к ответственности. Но он смог доказать, что действовал по уставу и по чести. Не допустил преступления. А ведь война был в одном шаге.
Вспомним судьбу героически погибшего капитан-лейтенанта Игоря Остапенко. Он вёл свою часть на подмогу законной власти по Щёлковскому шоссе в ночь на 4 октября. Их остановили огнём. Поняв, что силы неравные, Игорь решил спасти жизни бойцов, дал приказ сложить оружие. А сам погиб. Официальная версия о его самоубийстве вызывает большие сомнения. Заговорщики пытались скрыть информацию, что в действующей армии и МВД было немало сторонников законной власти. Парадокс, но и среди тех, кто был награждён Ельциным посмертно, якобы за поддержку отставленного президента, были люди, которые погибли, защищая Верховный Совет.
