В этом смысле особый интерес представляет глава «Западничество в России – предтеча революционного бесчеловечья». Чалдымов, например, анализирует деятельность и роль Петра I в нашей истории. И делает такой вывод: «В своём желании приобщиться к новому западному миру Пётр I расколол единый русский народ как бы на два народа, отличающихся друг от друга по вере, миропониманию, языку и даже одежде. Произошло разделение сознания россиян на два типа: русское и полуевропейское-полурусское». Он полагает, что «у Петра и советских руководителей цели были весьма схожи... Беспощадная борьба В.И. Ленина с русскими традициями в угоду мировым «научно-техническим» революционным принципам есть не что иное, как желание следовать в русле развития западной цивилизации, – в самом прямолинейном и примитивном его понимании».
Автор, как он сам о себе говорит, не антиамериканист, он отдаёт должное достижениям этой страны и её народа, но констатирует, что именно благодаря воцарившимся в западном мире ценностям и мировоззрению «деньги из средства превратились в цель жизни». И вспоминает язвительное высказывание Фрейда: «Я не ненавижу Америку, я только сожалею, что Колумб её открыл».
Эта книга – грустная. Автор признаётся: «Трудно не согласиться с академиком Н.Н. Моисеевым, который не исключал возможности фатального исхода человеческой истории при условии неспособности людей подчиниться требованиям жесточайшего самоограничения и коллективной дисциплины».
Увы, и «обычные» люди, и мировая элита, похоже, утратили бдительность.
Теги: Никита Чалдымов , Антропологическая катастрофа
Мариян Шейхова: «Творчество – это для меня упорядочивание хаоса»
- Миясат Шейховна, вы живёте в Дагестане, и много стихов ваших посвящено родной земле. Что для вас значит Дагестан и вообще Кавказ?
– Дагестан стал темой моей поэзии в последние годы, стал неожиданно. Никогда не думала, что меня настигнет то, от чего я всегда отмахивалась: от привычных маминых рассказов о прошлом, о судьбах сельчан, о родном селе, где прошли её довоенное детство и послевоенная молодость. Дагестан для меня был само собой разумеющимся, родным, но потому и неинтересным. В молодости мне казалось предсказуемым и незначимым то, что связано с Дагестаном, тяготили рамки устоявшегося образа жизни, привычного мира чувств и представлений, я жаждала новой среды. И всё это находила в мировой литературе, особенно в русской классике. Любовь к Дагестану, осознанную, подлинную, вернула мне, как ни странно, русская литература, обогатившая и знаниями, и умением полнее и глубже чувствовать; она дала иную оптику, и я стала осознавать своеобразие и уникальную ценность Кавказа. А ещё любовь к Дагестану я ощутила через маму. Уехав из села более полувека назад, она знает поимённо несколько поколений не только своих односельчан, но и всех лакцев, живущих в разных сёлах и городах. Через маму я не только осознала духовную красоту своего народа, но пережила и чувство вины. Я думала о том, что её поколение осталось не увиденным, не отражённым в художественном сознании Дагестана, о том, что между образами орлов, кинжалов, бурок и между обычными людьми мало общего. Эта мнимопоэтическая традиция не раскрыла нас себе и другим, а отдалила от своей сути, от мира.
"ЛГ"-ДОСЬЕ
Миясат Шейховна Муслимова (Мариян Шейхова) – поэт, переводчик, литературовед, публицист, преподаватель. Автор сборников стихов «Ангелы во крови», «Наедине с морем», «Диалоги с Данте», «Ангел на кончике кисти», «Камни моей родины», «Мамины сны», сборника публицистики «Испытание свободой». Стихи Мариян Шейховой переведены на осетинский, грузинский и лакский языки. Лауреат республиканской литературной премии им. Р. Гамзатова, победитель международного конкурса «Золотая строфа – 2010», «Золотое перо России». Профессор кафедры методики преподавания русского языка и литературы Дагестанского государственного университета. Заместитель министра печати и информации Республики Дагестан. Живёт в Махачкале.
Для меня Дагестан – жгучая, до немоты и пересохшего крика – боль моей земли и её сила, её гордое и достойное одиночество в ожидании возвращения её детей к первоистокам смыслов[?] Как и весь Кавказ, он оказался перед испытанием глобализацией, перед лицом утраты традиционализма, который и есть единственное надёжное средство перед вирусами унификации и размывания почвы. Кавказ сегодня переживает цивилизационный разлом. Кавказец – это человек с генетической установкой на осмысленность и действенность существования, на приоритеты духа и героики. Кавказ для меня – это и органичная часть России, и родина множества народов, населяющих Кавказские горы, без которых нет горца.
– Немало войн пришлось пережить Кавказу, и об этом – о горе и ужасе войн – ваши «Диалоги с Данте». Как, на ваш взгляд, может ли творчество как-то противостоять разрушительному хаосу войны?
– Творчество – это для меня упорядочивание хаоса и предоставление ему возможности попробовать один из своих голосов. Если исходить из уже привычного для политики, например, представления, что борьба с психологией разрушения – это одномоментные мероприятия или поиск мер «здесь и сейчас», творчество бессильно, и сфера его воздействия мала. Но творчество способно противостоять разрушительному хаосу войны, если государство создаёт условия для его поддержки и утверждает долгосрочные приоритеты культуры в обществе через систему образования и воспитания.
– В книге звучит сквозная тема – война глазами ребёнка. Истории эти особенно потрясают. Как поэт вы абсолютно безошибочно уловили силу такого «детского» ракурса. Насколько рассказанные истории реальны?
– Наверное, вы имеете в виду не мои произведения, а проект по книгам Эльвиры Горюхиной «Путешествие учительницы на Кавказ» и «Не разделяй нас, Господи, не разделяй», данный как раздел сборника «Диалоги с Данте». В предисловии я указываю авторство и объясняю причины создания необычного проекта – перевода в форму свободного стиха отрывков из документальной прозы: «Книги Эльвиры изданы маленьким тиражом. Я хотела, чтобы человеческий подвиг удивительной русской женщины, которая выше всех своих регалий ставит звание «учительница», чтобы правда о кавказских войнах последних десятилетий стали известны как можно большему количеству людей». Моей задачей было, максимально сохранив авторский текст, компактно отобрать из множества сюжетных линий отдельные рассказы и предложить их читателю крупным планом, чтобы уникальный смысл каждого фрагмента, каждого наблюдения великого гуманиста, писателя, журналиста, психолога и педагога, не затерялся, не ушёл на периферию восприятия. Уверена: это те самые книги, которые могут противостоять разрушительному хаосу войны.
– Почти все ваши стихи сюжетны, их жанр можно было бы определить как лирический эпос. Понятно, что творческий метод в данном случае адекватен теме. Как происходит «состыковка» формы и содержания: во время написания стихотворения или обдумывается заранее?
– Моя первая книга стихов «Наедине с морем» – преимущественно любовная лирика, почти лишена сюжетности. Композитор Ширвани Чалаев, работавший тогда над произведением для хора «Реквием по убиенным детям» по моим стихам о Беслане, посоветовал не пренебрегать сюжетностью. То ли потому, что в последующем меня полностью захватила тема Кавказа, сюжет стал занимать всё больше места в лирике. Думаю, что «состыковка» формы и содержания нащупывалась интуитивно во время написания. Я шла не от замысла, а от материала, который разворачивался по своим законам. Некоторые свои стихи, например, я не могу читать, там требуется пение или молитвенный протяжный крик, как в стихотворении «Сон моей мамы в молодости», или даже целый хор, как в некоторых стихах из цикла о Пиросмани.
– У вас особое отношение к Николо Пиросмани. «Николо Пиросмани» – это мой потерянный рай». Что значит эта фраза?
– Николо Пиросмани – потерянный рай эпической гармонии кавказской земли, потерянный рай первозданного восприятия мира в его неразрывной целостности человека, природы и Бога. Но это и обретённое счастье преодоления, искусство превращать боль в радость.
– Легко ли быть чиновником и поэтом одновременно? Не мешает ли одно другому?
– Нелегко. Но не потому, что трудно сочетать одно с другим, трудно отвечать ожиданиям других. Трудно, потому что всегда находятся недремлющие провокаторы, желающие намеренно публично столкнуть меня с самой собой как чиновника и поэта, это такая форма доноса и уличения либо в политической неблагонадёжности, либо в поэтической несостоятельности. Отмечу, что в эти игры играет якобы творческая публика. Я сполна прошла и прохожу школу грязных игр и информационных войн, потому что представляю собой хорошую мишень для псевдоправозащитной журналистики, обвиняющей чиновника. Одних раздражает моя литературная независимость, другие не прощают моих литературно-критических статей по их творчеству. Если не считать литературных опытов в школьные и студенческие годы, то писать стихи я начала как раз после того, как стала чиновником. Тогда-то я и поняла определение поэзии, данное Осипом Мандельштамом: «Поэзия – это ворованный воздух».
